Жизнь - хитрая штука. Когда у тебя на руках хорошие карты, она решает сыграть в шахматы...
Название: Сильные эмоции. (Тот, кого я буду защищать)
Автор: мирэбо.
Бета: Lirilai de Nomore
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: м/м.
Жанр: романс, ангст, флафф.
Размер: миди.
Статус: закончено.
Саммари: на что можно надеяться, если тебя купил представитель расы известной своей жестокостью….
Дисклеймер: моё!
Размещение: с моего разрешения
Предупреждение: много мыслей и чувств, мало действия))) + небольшое описание пытки, но все не так страшно))))
Сильные эмоции
Продолжение в первых комментариях
Автор: мирэбо.
Бета: Lirilai de Nomore
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: м/м.
Жанр: романс, ангст, флафф.
Размер: миди.
Статус: закончено.
Саммари: на что можно надеяться, если тебя купил представитель расы известной своей жестокостью….
Дисклеймер: моё!
Размещение: с моего разрешения
Предупреждение: много мыслей и чувств, мало действия))) + небольшое описание пытки, но все не так страшно))))
Сильные эмоции
Как все-таки странно иногда поворачивается жизнь. Если бы всего лишь месяц назад кто-то сказал ему, что он будет продан с торгов как тупое бессловесное животное, словно бездушный предмет, Эль рассмеялся бы этому сумасшедшему шутнику в лицо и настоятельно порекомендовал сменить чувство юмора.
А сегодня… Сегодня он стоял на помосте, и нескромные, жаркие, обжигающие, словно раскалённое железо, взгляды беспрепятственно скользили по его телу. Ему хотелось сбежать, забиться в какой-нибудь укромный темный угол, спрятаться от всего этого, заткнуть уши и не слушать, не видеть, не чувствовать. Но он стоял, не шевелясь, понимая, что в его случае побег будет одним из самых неудачных решений; да и если бы и нет, кто ему даст такую возможность?..
– Посмотрите на этот девственный экзотический цветок, – голос у распорядителя торгов был громкий и звучный, он без труда разносился по не такому уж и маленькому залу, заполненному до отказа желающими приобрести себе живую игрушку. – Его кожа подобна самому нежнейшему шальмирскому шелку, стан, словно гибкая молодая ива. А волосы, посмотрите на его волосы господа, они, как ярчайший огненный закат…
Эль старался не слушать, отрешиться от всего происходящего, но слова распорядителя достигали сознания юноши, впиваясь в душу острыми иглами. Да, он был красив… Какая ирония. Его необычная, чуть своеобразная внешность и веселый характер постоянно привлекали к нему внимание. Люди всегда тянулись к такому солнечному и внутри и снаружи парнишке. ‘‘С такими данными, – говорили многие, – он далеко пойдет’‘. Эль мысленно усмехнулся. Теперь у него нет никого будущего. Михаэль Ферро, примерный студент и заводила всех компаний умер, а пришедшего ему на смену безымянного раба ожидает только слепая покорность купившему его человеку и больше ничего. Остается только надеяться на то, что ему попадется добрый и милостивый хозяин. Может, все будет и не так уж плохо…
– Оплата принимается золотом господа, – продолжал вещать распорядитель. – И вся сумма вносится сразу. Ну же делайте ставки господа. Посмотрите только на эти розовые губки, представьте как они будут вас ласкать…
– Сто золотых…
Голос раздавшийся из зала заставил Эля вздрогнуть. Он с трудом подавил в себе желание поднять глаза и всмотреться в того кто возможно станет его хозяином, того кто будет распоряжаться им, его телом, его жизнью.
– Отлично. Сто золотых раз… Кто предложит больше? Подумайте господа, такая дикая роза попадается только лишь раз в жизни. Неужели вы предоставите возможность сорвать ее кому-то другому?
– Сто пятьдесят!
– Двести!
– Пятьсот!
– Пятьсот золотых раз… Ну что же вы, господа, неужели вы так дешево цените это юное бесценное сокровище. И я ни сколько не преувеличиваю, господа, этот живительный персик станет настоящим талисманом для того кто будет им обладать. Его глаза словно два сверкающих изумруда, а ведь этот камень (и это всем известно) приносит удачу. Разве можно сомневаться, господа…
– Тысяча золотых…
– О, господин в сером желает заполучить этот клад за тысячу золотых, господа. Тысяча золотых раз… Может кто-нибудь даст больше? А эти руки, посмотрите какие нежные длинные пальцы. Это тело идеально, господа, и оно сможет доставить вам непередаваемое наслаждение. Ну же господа, неужели вы не в силах по достоинству оценить этот замечательный экземпляр?
– Три тысячи золотых!
При этих словах Эль, сгорающий от стыда и негодования, не выдержал и, сдавшись острому до горечи любопытству, вскинув глаза, посмотрел на говорившего. Это был ничем не примечательный человек в темном деловом костюме. Он смотрел на Эля долгим оценивающим взглядом, но было в нем что-то такое, что заставило юношу внутренне содрогнуться от ужаса. По лицу незнакомца скользнула мерзкая предвкушающая улыбочка. Еще раз внутренне вздрогнув, но внешне стараясь не показать своего состояния Эль снова опустил глаза в пол. ‘‘Господи, помоги. Только не он, кто угодно, но только не он’‘. Эта мысль билась в голове юноши, глупая и безнадежная. Он прекрасно понимал, что вряд ли кто-то захочет заплатить больше. Сумма и так была запредельной, на большее ни он, ни кто-либо другой, не мог и надеяться.
– Десять тысяч!
Мягкий голос, с каким-то чуть заметным, слегка растягивающим слова акцентом прозвучал тихо, но, не смотря на это, его услышали все. В зале повисла пораженная тишина. Эль стоял ни жив ни мертв, не веря своим ушам и не в силах поднять глаза на того, кто предложил за него такую цену. Если уж три тысячи золотых казались чем-то невозможным, то это… просто переходило всякие границы. Юноше с чудовищной силой захотелось нервно хихикнуть. ‘‘Никогда не думал, что я столько стою!’‘ – мелькнула в его голове истерическая мысль.
– Д-десять тысяч золотых раз, – слегка заикающимся от волнения голосом проговорил наконец очнувшийся от изумления распорядитель, – десять тысяч два, десять тысяч три… Продано!
Громкий звук стукнувшего молотка прозвучал для Эля набатом. Теперь было действительно все: он был продан и куплен, старая жизнь для него официально закончилась.
Застегнув у него на шее узкий, жесткий ошейник и заставив надеть короткую тунику, Эля подвели к его новому хозяину. Голос владельца торгов, который (невероятный поступок!) сам решил передать ‘‘товар’‘ покупателю звучал чрезмерно лебезяще:
– Желаю получить вам неземное наслаждение эже Тенгри.
‘‘Эже? Но ведь так называют только…’‘.
Внезапно Эля пронзила страшная догадка, заставив его поднять глаза на своего нового хозяина, на которого он старательно пытался все это время не смотреть, сверля взглядом пол под ногами.
Перед ним стояла высокая фигура полностью завернутая в черную ткань. Открытыми оставались только глаза – большие, ярко желтые, словно золотистый солнечный луч, с узкими ромбовидными зрачками. Шэрхэ…
‘‘Почему?.. За что?..’‘
Элю показалось, что все его внутренности смерзлись в огромный ледяной ком, да и сам воздух словно замерз, отказываясь поступать в легкие. В душе рождался дикий, неконтролируемый страх. Элю хотелось кричать, вырываться биться в истерике, но он стоял, словно мраморная статуя, смотря в такие чужие, не человеческие глаза. Это длилось всего секунду, по истечении которой юноша снова уткнулся глазами в пол, на этот раз не видя перед собою абсолютно ничего, полностью отрешившись от мира. Его куда-то вели, затем запихнули в машину, но он просто не обращал внимание на то, что его окружало. В душе его бушевал шторм, хотелось истерически рассмеяться. Ну как… как он мог даже на минуту подумать, что судьба могла снова, хоть на мгновение, хоть на самую чуточку повернуться к нему лицом. Так не бывает и видимо уже не будет. Во всяком случае для него…
Он уже давно простился со своей свободой и своими желаниями. Еще тогда, когда плачущая на взрыд Ирэн рассказала ему о том, какую неустойку выставил ей шеф за ошибку в контракте, из-за которой фирма понесла колоссальные убытки. Всего одна маленькая ошибка, одно неправильно составленное предложение… и вся их жизнь полетела в тартарары.
Таких денег у них не было и достать их тоже было негде – продавать, кроме старой, потрепанной мебели и никому ненужных дешёвеньких безделушек было нечего, даже квартира в которой они жили, была съемной. Даже если бы они продали все до последней нитки, вряд ли выручили бы за все это даже треть необходимой суммы. Оставалось только отдать в счет долга самих себя, этого должно было хватить. Еще тогда он решил, что лучше уж он, чем Ирэн.
Они были сиротами. Эль совсем не помнил своих родителей, их ему заменила Ирэн, которая всегда была рядом, помогая ему и защищая его еще там, в приюте, где они росли, и которая, не смотря на то, что была всего лишь на десять лет старше восьмилетнего мальчишки, забрала его с собой, взвалив на себя заботу о нем, окружив теплом, лаской, так редко видимыми им раньше. Теперь настала его очередь отплатить ей за все то добро, что она ему сделала.
Решение он принял быстро, почти не сомневаясь, почти не задумываясь о правильности или ложности. И, казалось, уже полностью подготовился к последствиям этого своего решения. Оказалось, что не ко всем… Кто мог подумать – его захочет купить шэрхэ. Эль был уверен, что сможет выдержать все – боль, унижение… но он не хотел умирать. Умирать в семнадцать лет, даже не начав как следует жить. Еще всего лишь несколько недель назад он думал, что перед ним расстилается вся жизнь – годы, десятилетия – почти вечность для молодого, полного сил и стремлений человека. И даже рабство оставляло шанс, немного призрачный, немного сладко-безнадежный – шанс когда-нибудь снова стать свободным. Сейчас же его время неимоверно быстро утекало, с космической скоростью сжимаясь до недель, дней, возможно часов…
Шэрхэ… О них знали не много, почти ничего. Слухи, легенды, сказки, ничего определенного. Закрытая элитная каста, в которую не допускались посторонние. Бесстрашные защитники, охраняющие Мир от порождений Тьмы, рвущих хрупкий разделяющий Барьер. Практически бессмертные, практически неуязвимые воители. Ужасные, хладнокровные убийцы и садисты. Герои и злодеи страшных историй, рассказанных ночью у костра…
Никто уже не помнил, даже хроники молчали, откуда они пришли и кем были на самом деле – живыми ли существами или древними биологическими конструкторами. Как они размножались так же оставалось для всех загадкой. Никто и никогда не видел ни детей шэрхэ, ни женщин. Прятали ли они их или те просто не существовали – на эту тему спорили самые выдающиеся ученые мира, но, конечно же, не официально, слишком сильным влиянием и уважением помешанном на благодарности и страхе пользовались эти нелюди. Одним из того что было известно о них почти со сто процентной точностью было то, что для своих ‘‘утех’‘ шэрхэ нередко приобретали себе рабов, причем обязательно молодых мужчин. Так же поговаривали, что жили эти рабы не долго, дольше недели не выдерживал никто.
Шэрхэ позволялось все. Любые правила, запреты, законы, будь то государственные или законы морали не действовали в их отношении. Баснословно богатые, безбрежно могущественные. Им никогда не говорили ‘‘нет’‘, какие бы рамки они не переходили. А все потому, что люди знали, что произойдет с их жизнью, с их маленькими беззаботными мирками, если однажды шэрхэ откажутся защищать Барьер.
Элю никто не мог помочь. Через несколько дней, возможно уже завтра, он станет мертвой сломанной куклой. Что ж, зато Ирэн будет свободна. Эль надеялся, что ее шеф будет удовлетворен полученной за него суммой (которая, надо сказать, во много раз превышала приписанный Ирэн долг) и оставит девушку в покое. А он… Осталось потерпеть совсем немного. Как ни странно, но именно эти безнадежные мысли помогли Элю успокоиться. Осталось совсем не много…
***
Тенгри находился в приподнятом настроении и с нетерпением ждал начала торгов, конечно на столько, на сколько это было вообще возможно для представителя расы шэрхэ, славившейся своей извечной холодностью и поразительным равнодушием. Но на этот раз Тенгри не удавалось удержать эмоции и остаться спокойным. А как же иначе, ведь он наконец-то получил разрешение на проведение обряда Кархи-та и готовился приобрести своего первого раба.
Главное теперь – не ошибиться и выбрать правильно, что было делом отнюдь не легким; эмоции множества людей находящихся вокруг охватывали его, захлестывая тяжелыми густыми волнами, мешая сосредоточиться на поставленной цели. Они были такими яркими, такими насыщенными, волнующими… Не то, что энергия Источников. Конечно же, сила шедшая от них прекрасно насыщала энергетический голод, но ‘‘на вкус’‘ совершенно отличалась от человеческих эмоций – пресная и грубая… но такая необходимая. Жаль, что не возможно было втянуть всю ту силу, что он сейчас ощущал вокруг себя, довольствуясь только совсем слабыми, глухими отголосками, но такова уж природа шэрхэ – они не могли брать себе силу тех эмоций, которые не были бы вызваны ими и направлены на них. И именно поэтому они не любили бывать среди людей – очень неприятно ощущать, что рядом с тобой находиться что-то чрезвычайно заманчивое и не иметь возможности это взять.
Тенгри попытался отбросить нахлынувшее волнение и сконцентрироваться. Конечно, даже если он и ошибется с выбором, то не произойдет ничего непоправимого – это лишь только немного задержит его на пути к цели. Другое дело, плохо, если подобные ошибки станут нормой, как у его знакомого Шантри – тот сменил уже больше трех десятков рабов, но пока достичь желаемой цели так и не смог.
К сожалению, даже желание сосредоточится не помогало: дела шли плохо. Торги уже заканчивались, но ничего подходящего для себя Тенгри найти так и не смог, а уходить с пустыми руками ему безумно не хотелось.
Он уже почти совсем потерял надежду, когда до него донёсся острый, такой долгожданный запах нужных ему эмоций. Они овевали его словно чистый свежий ветер в жару, принося сладость и удовлетворение. Сильные, яркие, свободные, со множеством оттенков и переходов: страх, надежда, огненная ярость, горчинка отчаяния. Такая бесконечно желанная сила, безудержная энергия.
Тенгри посмотрел вперед. Там на небольшом возвышении стоял невысокий мужчина, или скорее мальчик, стройный, хорошо сложенный. Его ярко рыжие, как всполохи огня, волосы разметались в беспорядке по плечам. Никогда раньше Тенгри не видел таких ярких волос – ему безумно захотелось прикоснуться к этому живому пламени, а заодно и к алебастрово-белой коже его тела. Он выглядел таким маленьким, беззащитным, смешным. Поймав себя на этой донельзя странной мысли Тенгри удивился: слишком уж необычной она была для шэрхэ, которые всегда старались избегать каких-либо проявлений своих чувств, да и самих чувств тоже.
Прогнав от себя эти противоестественные мысли, Тенгри постарался сосредоточиться на потоке эмоций. Да! Этот маленький человек подходил почти идеально – Тенгри сможет получить от него просто бездну энергии.
В этот момент мальчишка коротко вздрогнул и бросил взгляд куда-то в сторону, почти тут же вновь опустив глаза, после чего Тенгри точно опалило хороводом хлынувших от него эмоций. Сильнейший страх и отчаяние заслонили собой все остальное. Тенгри просто плавился от ощущаемой им рядом силы, оказавшись почти в нирване, а ведь это была всего лишь мизерная часть…
Но это продолжалось не долго, какие-то сотые доли секунды – шэрхэ никогда не поддаются своим слабостям.
Очнувшись, Тенгри понял, что должен срочно действовать, иначе это сладкое, желанное сокровище достанется кому-то другому. Он не слышал последнюю названную цену, да и ему было всё равно. Уж в деньгах шэрхэ недостатка никогда не испытывали (впрочем как и во всем остальном), а для того, чтобы купить этого человека, он точно не поскупится.
– Десять тысяч.
***
Ехали они безумно долго. Элю уже начало казаться, что они так и будут вечно ехать в никуда. Он и сам не знал, чего ему хочется больше: что бы эта дорога поскорее закончилась, или наоборот, чтобы она никогда не заканчивалась. Впрочем, ни то, ни другое было не в его силах.
Когда они, наконец, подъехали к старинному, больше похожему на средневековый замок, особняку была уже глубокая ночь. Свет луны, проглядывающий через закрывающие небо облака, освещал это здание, придавая ему какую-то мрачно-мистическую окраску. В этом холодном бледном свете дом напоминал Элю обитель жутких, кровожадных монстров, о которых писали в разных фантастических книжках, так любимых им.
Поймав себя на подобном сравнении, юноша едва не рассмеялся. Вряд ли книжные монстры могли бы быть ужаснее шэрхэ.
В доме молчаливые, больше похожие на сомнамбул, слуги тщательно вымыли его, сделали расслабляющий массаж и умостили каким-то незнакомым, но очень приятно пахнувшим маслом.
Эль изо всех сил старался не думать о том, что же ждет его впереди, пытаясь сосредоточиться на разминающих его напряженные мышцы руках. Но ничего не выходило – раз за разом его мысли возвращались к шэрхэ и к тем ужасам, которые о них рассказывали.
Холодные безжалостные статуи без каких-либо намеков на чувства, убивающие так же легко, как и дышат. Уважаемые и ненавидимые. Незаменимые.
Что его ждет?
Эль боялся даже представить, но вряд ли это будет легко или безболезненно.
Зачем этим ледышкам рабы никто не знал. Поговаривали, что они наслаждаются болью и страхом свих жертв, испытывая на них новые разновидности пыток. И именно боль и кровь доставляет шэрхэ удовольствие даже более полное, чем сексуальное удовлетворение.
‘‘Я не буду об этом думать, иначе просто сойду с ума’‘, – шептал про себя Эль, стараясь изгнать возникшие картины кровавых вакханалий.
Совершив с ним, по-видимому, все предписанные процедуры слуги проводили Эля в огромную, больше похожую на бальный зал, комнату. Она была почти пуста. Никакой мебели кроме исполинской кровати, стоявшей посередине, и явно декоративного камина у правой стены, не наблюдалось. На полу лежал мягкий светлый ковер с длинным пушистым ворсом. Небольшие светильники, висевшие на светло-голубых с чуть заметным серебристым рисунком стенах, создавали таинственный полумрак. Окна были закрыты темно-синими, плотными портьерами, сквозь которые не проглядывало ни одного лучика. Обнаружившаяся в самом дальнем углу дверь вела в отделанную белым кафелем ванную комнату.
Никаких цепей, крюков и других пыточных приспособлений здесь не наблюдалось. Это, конечно же, окончательно не успокоило Михаэля, но все-таки всколыхнуло надежду на то, что все будет не так уж и плохо. Может быть все, что рассказывают о шэрхэ не правда? Элю очень бы хотелось в это верить.
Подойдя к кровати, он лег на нее и, завернувшись в покрывало, постарался расслабиться. Сначала ничего не получалось, но постепенно усталость и испытанный стресс взяли свое (уж слишком ‘‘насыщенным’‘ был этот день), и Эль забылся беспокойными сном.
Пробуждение же было весьма неприятным.
***
Отправив своего раба со слугами, Тенгри поспешил закончить все приготовления к обряду. Возводя, калибруя и настраивая уловительную сеть вокруг Сферы, наполненной его кровью, он с удовольствием предвкушал, сколько энергии сможет получить от своего маленького человека.
Если Тенгри не ошибся, а ошибиться он просто не мог, то при должном старании от него можно будет взять четверть, а то и треть необходимой энергии. Он вспомнил тот водоворот эмоций мальчишки, захлестнувший его словно волной на торгах. Да, это было просто бесподобно.
При этих воспоминаниях шэрхэ чуть улыбнулся уголками своих ярких губ, но тут же, придя в себя, снова стал самим воплощением спокойствия. Он сам не понимал, что же на него сегодня нашло. Шэрхэ никогда не позволяют себе испытывать, не говоря уже о том, чтобы проявлять какие-либо эмоции – это строжайшее табу, тем более, что это было просто на просто опасно – любые эмоции заставляют огромное количество жизненной энергии выбрасываться просто в никуда. А ведь эта энергия – это и скорость, и сила, и ловкость, столь необходимые шэрхэ при битвах с чудовищами, лезущими из-за Барьера. Именно поэтому-то всех шэрхэ с самого раннего детства учат сдерживать любые эмоциональные всплески, подавляя в себе какие-либо намеки на чувства. Конечно же, этот, как и впрочем некоторые другие, запрет далеко не всегда выполнялся в полной мере: все-таки, не смотря ни на что шэрхэ, особенно молодые, не могли до конца отрешиться от этой ‘‘плохой привычки’‘, уходящей корнями в их общие с людьми гены, но это были весьма слабые, словно бы замороженные или обесцвеченные эмоции, абсолютно не приносящие никакого вреда. То же, что испытывал сегодня Тенгри было чересчур странным. Наверное, это из-за обряда – слишком уж почетное и ответственное это мероприятие для любого шэрхэ, в особенности для такого молодого, как Тенгри, чтобы остаться абсолютно спокойным. Ведь ему не было еще и пятидесяти лет (сущая юность для шэрхэ), а он уже удостоился чести провести обряд.
Но все же нужно было взять себя в руки и успокоиться – неизвестно ведь, какие именно по мощности эмоции могут ему навредить: вдруг он подошел уже к той самой черте? Пусть Тенгри еще очень молод, но он настоящий шэрхэ и не может позволить себе так бездарно разбазаривать силу. Тем более что при проведении обряда ему понадобиться сколько-то сил отдать. И как люди этого не понимают, так безалаберно тратя свою энергию на всякие глупости? Но, с другой стороны, именно эта их эмоциональная раскрепощенность и позволяет с такой легкостью черпать из них силу для обряда.
Как жаль, что при Кархи-та можно собирать только чувства и эмоции направленные непосредственно на Собирающего и вызванные им же. Насколько было бы проще если бы…
Уж слишком Тенгри ненавидел пытать, но, к сожалению, по-другому было нельзя, иначе ничего не получиться. Ведь именно страх, боль, ненависть, ярость и им подобные чувства дают больше всего энергии. Поэтому Тенгри должен постараться, и он постарается. Ему нужна, просто необходима та сила, что скрыта в теле его маленького раба.
Тут же перед глазами Тенгри встал мальчишка: его испуганный взгляд, которым он смотрел на него там, в комнате, когда его, уже после завершения торгов, подвели к шэрхэ. Его эмоции в тот момент были такие пряные, густые, головокружительные и такие насыщенные, что Тенгри до сих пор не мог отойти от урагана силы, впитанного им в тот момент. Отчего-то в груди у шэрхэ потеплело: как и тогда, на торгах, появилось странное, непонятное желание прикоснуться, погладить, прижать к себе. Он не понимал, откуда у него взялись такие мысли и желания. Конечно же Тенгри знал, что ему придется дотрагиваться до мальчишки и даже больше, ведь для совершения обряда просто необходимо соитие, без этого было бы невозможно соединение энергии шэрхэ и человека для передачи ее в Сферу (да и честно говоря без соития вообще отдача энергии шэрхэ была маловероятна), но он никак не мог понять почему это действо становиться для него, причем сильнее и сильнее с каждой прошедшей минутой, все притягательнее и притягательнее. Это же не нормально, сейчас он должен был сосредоточиться на получении силы, и это было главным в обряде, а соитие же хоть и необходимым, но все же второстепенным элементом. Так почему же он никак не может прекратить предвкушать именно это момент?
С трудом подавив это непонятное желание, Тенгри снова взялся за приготовления, стараясь больше не думать о своем юном рабе.
***
Эль проснулся от пронзившей его грудь острой боли. И тут же, еще не понимая, что же случилось, инстинктивно попытался вскочить, откатиться куда подальше, но с возрастающим ужасом понял, что не может этого сделать, что-то не пускало его, заставляя оставаться на месте. И только спустя пару мгновений он осознал, что привязан за руки и за ноги к кровати. Широко распахнув глаза, он увидел склонившегося над им шэрхэ. Эль сразу узнал его, не смотря на то, что на нем не было того жуткого черного балахона – слишком уж хорошо Эль запомнил эти нечеловеческие глаза. Н этот раз из одежды на шэрхэ были лишь черные кожаные штаны, больше же ни рубашки, ни чего-нибудь подобного ни нем не наблюдалось.
Оказалось на вид шэрхэ совсем даже не страшилища, о которых рассказывают в ужастиках, вспоминаемых на посиделках у костра. Наоборот, данный экземпляр был безумно, просто сказочно красив. Тонкие, изящные черты лица, такие встречаются даже далеко не у всякого человеческого аристократа, полные яркие губы, очень странного оттенка – словно бы позолоченные, огромные чуждые глаза, казавшиеся сейчас золотыми, только придавшие этому лицу пикантность, густые темные волосы с тонкими, частыми золотистыми прядками, поджарое тело, будто слепленное античным скульптором, темно-бронзовая кожа.
Меньше всего он напоминал кровожадное чудовище, которые, по мнению Эля, должны быть отвратительными и безобразными. Скорее, стоявшее перед ним сейчас существо напоминало героев, что этих чудовищ уничтожали.
В это момент Эль поймал себя на мысли, что любуется шэрхэ. Более того – хочет дотронуться до его кожи, чтобы почувствовать ее гладкость на своих пальцах. И куда вдруг делся страх?
‘‘Кажется я окончательно сошел с ума, – с грустью подумал Эль. – Меня привязали к кровати, вероятнее всего сейчас будут насиловать или пытать, а может и все вместе, а я думаю о том, как прекрасен мой палач. Это ли не бред?’‘
Грудь все еще здóрово саднило. Скосив глаза вниз, юноша увидел тонкую длинную красную полосу, пересекающую его грудную клетку наискось. Это было похоже на ожог, но откуда?..
Еще раз взглянув на замершего радом шэрхэ Эль увидел в его руке уже остывающий металлический прут, прикосновение которого, скорее всего, и разбудило Эля.
Значит все-таки пытки…
Эль посмотрел в глаза шэрхэ, но ни в них, ни на его лице не отражалось даже намека на какие-либо чувства. Ни предвкушения, ни удовольствия… Он казался неживым изваянием. Положив прут на стоявшую рядом жаровню с горячими углями, он взял от туда другой, раскаленный почти до бела, и не торопясь поднес к коже Эля, на этот раз ниже – к животу.
С губ сорвался нечеловеческий крик, на глазах выступили слезы, казалось, воздух навсегда покинул легкие: его приходилось хватать непослушными губами по атому, по глоточку проталкивая внутрь себя. Наконец шэрхэ сжалился, а может просто заметил, что прут начал остывать и убрал его с живота Эля. Чуть отойдя от боли, словно бы красной пеленой застлавшей взгляд, юноша взглянул на своего мучителя. На лице шэрхэ все так же не отражалось ни малейшей эмоции: казалось, он делает какую-то трудную тяжелую работу.
– За чем? За что? – вопрос сорвался с непослушных губ, прежде чем Эль смог остановиться.
– Так нужно, – совсем тихо, еле слышно, ответил шэрхэ, как показалось юноше даже немного грустно. И снова потянулся к жаровне.
На Эля внезапно навалилась безнадежность, она затопила его полностью, заменив собою все остальные чувства. Ему вдруг стало все равно ‘‘Пусть делает что хочет’‘, – отстраненно подумал юноша. Он без страха и без трепета, вообще без каких либо чувств смотрел, как к его коже приближается очередной раскаленный прут. И даже крик вырвавшийся у него из горла был лишь бледным подобием того первого крика. Сознание как будто отключилось. Нет, Эль все видел, слышал и чувствовал, но воспринимал это все как-то опосредованно, словно сквозь туман. Единственной его мыслью было – скорее бы пришла смерть, чтобы все это закончилось…
***
Тенгри был в недоумении. Отчего, почему все пошло не так? Ведь начиналось все как должно. Стоило только Тенгри прикоснуться нагретым над жаровней прутом к коже человека, как он ощутил рванувшуюся на свободу силу эмоций. Еще не очень мощную, но шэрхэ и не рассчитывал на что-то большее, он только хотел привести своего раба в чувство.
Очнувшись, человек посмотрел на него. Тенгри ощутил его испуг, его отчаяние, эти эмоции были такими пряными и яркими, что шэрхэ просто задыхался от льющейся в него силы. А затем все вдруг изменилось, во взгляде маленького человека и в его чувствах появилось что-то странное, шэрхэ показалось, словно бы это его бросили в огонь, настолько необычайно мощной была уловленная им эмоция, она затмевала все, что-либо ощущаемое им до этого.
Сбросив с себя оцепенение и снова потянувшись за прутом, Тенгри вдруг с все возрастающим удивлением (что тоже было весьма странно) понял, что не хочет этого делать. Наоборот, он жаждал взять на руки этого маленького человека смотрящего на него таким странным взглядом, прижать к себе и не отпускать больше никогда. Но, заглушив в себе это возмутительное желание, Тенгри продолжил свое занятие, пытаясь отрешиться от так неуместного для него сожаления.
Когда раскаленный металл во второй раз коснулся обнаженной груди все, пошло как проложено, как и должно было быть. Захватывающие эмоции – страх, боль, отчаяние, ярость – взрывная смесь. Казалось, эта сила огненной лавой течет по венам шэрхэ. Он был доволен, даже больше, не будь он собой, можно было бы сказать, что он был счастлив…
Но это продолжалось не долго. Вскоре все пошло наперекосяк. Ни на третий, ни на четвертый, ни на пятый раз Тенгри больше не удавалось добиться того потока эмоций, который был ему нужен. Эмоции были, но какие-то слабенькие и хилые, лишь крошечные отголоски того, что было всего несколько минут назад. Они напоминали уже не поток, а скорее тоненький ручеек-ниточку и уж тем более не были такими, какими ожидал их ощутить шэрхэ. И с каждым последующим разом они становились все слабее и слабее, словно бы тающий на солнце снег. Поняв, что ничего этим не добьется, а только приведет человека в негодность, Тенгри прекратил свое занятие, и, приказав слугам привести раба в порядок, заперся в своей комнате, чтобы обдумать и понять, как же ему действовать дальше.
***
Михаэль проснулся как от толчка. Ничего не болело, на теле не было ни следа от вчерашних пыток. Ни ран, ни царапин, ни даже синяков от веревок, все это было чрезвычайно странно, но к этой странности юноша уже начал привыкать. Хотя и не переставал удивляться, как же этого добивается шэрхэ. Эль находился здесь уже целую неделю.
Проснувшись после первой ночи и не обнаружив ни малейшего намека на ожоги, он пришел в недоумение. Неужели это все ему приснилось? Но ведь все было так реально – веревки, горячий металл, прикасающийся к беззащитной коже и обжигающе-золотой взгляд шэрхэ.
Весь день юноша провел в обдумывании этого полусна-полуяви. Он никак не мог понять, что же это было. Если сон, то почему он так ясно и четко все помнил, а если явь – то куда же делись все следы. Ведь не могли же ожоги излечиться всего за те несколько часов, что он спал? В самом деле, он же простой человек, а не какой-нибудь там шэрхэ, у которого практически любая рана заживает за считанные минуты. Он просто терялся в догадках, мучимый одним из самых страшных врагов человечества – любопытством. Это было даже страшнее чем пытки шэрхэ – от них страдало только тело, а не взрывался под сотней противоречивых вопросов и чувств мозг. Естественно, попытка расспросить слуг, приносивших ему еду, ничего не дала: они были так же снуло-индифферентны ко всему, что выходило за рамки их обязанностей, и отмалчивались в лучших традициях глухонемых. Эль даже задумался – а умеют ли они вообще говорить?
Следующая же ночь поставила на его раздумьях жирную точку, ну или скорее восклицательный знак – кому как больше нравиться. И в то же время породила еще больше вопросов. Так же как и в первый раз стоило ему только заснуть, как он был ‘‘невежливо’‘ разбужен, оказавшись все так же привязанным к кровати. На этот раз в дело, вместо раскаленных прутьев, пошли длинные тонкие иглы, которые шэрхэ втыкал в какие-то особые точки на теле Эля, отчего юноша просто заходился от боли – она была действительно зверской. Правда только сначала, потом, опять скользнув во все то же состояние отстраненного безразличия, Эль практически перестал чувствовать что бы то ни было. Как и в первый раз, почти сразу же после этого, шэрхэ прекратил свою пытку. А на утро Михаэль снова проснулся бодрым и отдохнувшим, и, конечно же, без каких либо следов на теле.
В следующие ночи все повторялось практически с точностью до мелочей, менялись только орудия пыток, которые шэрхэ применял к юноше. Сколько бы не пытался Эль противиться сну и остаться бодрствовать к приходу шэрхэ, но каждый раз в определенный момент он засыпал, что бы снова проснуться связанным. Не иначе в комнату выпускался какой-нибудь сонный газ или что-либо подобное.
***
День пролетел как всегда. Скука. Ничегонеделание. Просто лежать на кровати и тупо смотреть в потолок. Или ходить из угла в угол, словно загнанный зверь. И мысли-мысли-мысли. Обо всем на свете – о жизни, о мире, о всем том, что осталось там – за стенами этого особняка. Больше делать было просто нечего. От попыток разговорить слуг, приносивших ему трижды в день еду и убирающих в комнате, он быстро отказался – эти ‘‘зомби’‘ ни в малейшей степени не реагировали ни на его слова, ни на действия, словно были запрограммированными машинами, а не людьми. Хотя… кто знает, возможно, так оно и было, во всяком случае, раньше, в своей ‘‘прошлой’‘ жизни, Эль никогда не слышал о людях, служащих у шэрхэ.
Бежать он так же не пытался – это было просто глупо. Мало того, что его (он был в этом уверен) очень быстро найдут, так и это может повредить Ирэн. Кто знает, на сколько шэрхэ мстительны. Да и вряд ли ему бы предоставили подобную возможность, скорее всего, он не выбрался даже из парка. Хоть и казалось, что его никто не охраняет, Эль очень хорошо понимал, что это совсем не так.
И, конечно же, огромное место в мыслях юноши занимал его непонятный хозяин – золотоглазый шэрхэ. Эль никак не мог разобраться, какие чувства тот вызывает у него. Ненависть, злость, ужас? Да, все это было, но в очень уж малой степени. Не на столько, на сколько должно бы. А еще к этим чувствам вплеталось другое, абсолютно неожиданное, и совершенно путающее все остальные – восхищение красотой, грацией и нечеловеческой силой, исходящей от шэрхэ. Из-за всех этих противоречий Элю казалось, что он сходит с ума.
Шэрхэ пытал, связывал, унижал его, причинял ему боль, только за одно это он должен был бы стать первейшим врагом для Эля, но… в тоже самое время, он и проявлял заботу о своей игрушке – лечил, кормил. И пусть ему это, скорее всего, ничего и не стоило, да и наверняка он просто-напросто хотел, чтобы его ‘‘вещь’‘ прослужила подольше, но Эль был ему даже за это благодарен. У него снова, как он ни пытался ее подавить, появилась надежда – выжить и когда-нибудь вернуться туда, в тот ставший ему чужим мир за окном.
***
В эту ночь все повторилось – внезапный, словно бы наколдованный сон, веревки на теле и стоящий рядом шэрхэ, который с сосредоточенным видом раскладывал на маленьком столике на колесах, придвинутом вплотную к кровати, пыточные инструменты. На этот раз это были какие-то остро заточенные крючки и закорючки. И все это как всегда в полном молчании. Почему-то именно это постоянное молчание и всколыхнуло злость Эль.
– Зачем тебе все это? Чего ты добиваешься? – отчаянно выкрикнул юноша, не рассчитывая на ответ, в предыдущие ночь хозяин всегда игнорировал все его вопросы. Он в этот момент словно забыл, что он раб и не имеет требовать от хозяина ответа. Пусть потом накажет, пусть сделает с ним после что угодно, но только ответит… Он хотел всего лишь знать, для чего нужно шэрхэ делать с ним все это. Почему-то Элю казалось, что золотоглазому самому не слишком-то нравиться пытать своего раба. Если это действительно так, то тогда зачем? Он совершенно не надеялся, что ему ответят, но в этот раз, то ли Эль его так сильно достал, то ли просто он устал отмалчиваться, произошло совершенно неожиданное – шэрхэ заговорил.
– Мне нужны твои эмоции. Вернее составляющая их сила, – глубокий бархатный голос пронзил юношу словно электрическим током.
***
Тенгри не знал, что же заставило его ответить. За эту неделю полную неудач он, казалось, разуверился во всем. Почему? Что он делал не так? Ни одна книга не могла дать ответ на эти вопросы, а обращаться к наставникам со своей проблемой он не желал. Они, конечно, помогли бы, но вряд ли их помощь осталась бы тайной для всех, а он абсолютно не хотел прослыть полным неудачником. Можно было бы конечно избавиться от этого раба и купить себе нового, но Тенгри был упрям. Да и кто сказал, что подобное не повториться с другим?
***
– Эмоции? А причем здесь они? – в голосе юноши звучало удивление. Эль был действительно безумно, бесконечно удивлен и ни как не мог осознать, каким образом связаны эти два абсолютно разных понятия.
После недолго молчания, словно бы решая, нужно ли что-то объяснять своему рабу, шэрхэ произнес:
– Любая переживаемая эмоция – это выделяемая существом сила. Мы можем воспринимать эту силу и подпитываться ею, она нужна нам для того, что бы существовать и для… – в этом месте шэрхэ отчего-то чуть запнулся, но тут же продолжил: – Страх, ярость, ненависть – это самые сильные эмоции, их энергия просто огромна. Так же велика энергия переживаемой боли…
Голос шэрхэ звучал как-то неуверенно, да и выражение его лица, обычно отстраненно-безразличное, сейчас было скорее каким-то грустно-жалким.
Может, потому что Тенгри сам уже не верил в то, о чем говорил?
– Разве? – Видя неуверенность своего хозяина, юноша решил пойти ‘‘ва-банк’‘. Раз у шэрхэ что-то не получалось, это означало, что действовать Элю нужно смелее и сейчас. Возможно от этого зависела его жизнь. Он хорошо понимал, что это не может продолжаться до бесконечности. Однажды, в череде бесплодных попыток, шэрхэ может просто напросто все надоесть, и он просто избавиться от своей игрушки.
– Но это ведь не правильно! Самые сильные чувства – это радость, счастье, любовь!
– Счастье? Любовь?
– Счастье – это когда у тебя все хорошо. Ты просто живешь, окруженный дорогими тебе людьми, занимаешься интересным делом, а любые неприятности пролетают мимо, вызывая только улыбку…
Нет. Тенгри конечно знал, что означают эти слова. Теоретически. Но ему всегда казалось, что такие эмоции были настолько малы и незаметны, что их попросту не стоило брать в расчет. Именно так учили его наставники, а уж они-то должны были знать. И сейчас он был весьма поражен, что люди считают иначе. Может он просто чего-то недопонял?
– А любовь?
– Любовь – это когда два человека становятся друг другу дороже всего на свете, когда они хотят быть рядом друг с другом всю жизнь, растить вместе детей…
– Значит, люди делают детей с помощью любви? – со странным выражением на лице произнес шэрхэ. Эль даже вздрогнул от взгляда, брошенного на него золотоглазым: в нем было что-то необъяснимое – глубокая задумчивость, внимание и еще что-то мало поддающееся расшифровке. Юноше казалось, что он смотрит в глаза большому голодному удаву. Постаравшись сбросить с себя оцепенение, Эль поспешил ответить.
– Ну не совсем… любовь и дети не всегда взаимосвязаны, но, в общем и целом, скорее да чем нет…
Шэрхэ все так же продолжал прожигать его задумчивым взглядом, под которым становилось очень не уютно, даже не смотря на то, что Эль старался больше не глядеть в глаза своему хозяину.
– А что означает – ‘‘не совсем взаимосвязаны’‘?
Странный вопрос. Эль ему что, лекцию о пестиках и тычинках читать должен?! Мысленно фыркнув и прикусив губу, что бы не рассмеяться и тем самым не обидеть и не разозлить любознательного шэрхэ, юноша постарался собраться с мыслями. Получалось плохо.
– Ну… для того, что бы появился ребенок люди должны заниматься сексом, но сексом занимаются не только ради детей, да и чтобы… кхм… делать это совсем не обязательно любить друг друга…
– Тогда они это делают, что бы почувствовать любовь?
Эль изо всех сил старался не краснеть, ему оставалось только смущенно удивляться тому, куда повернул их разговор. Впрочем, какая бы тема не была он был готов говорить часами, лишь бы только шэрхэ на подольше забыл о пытках.
– Нет, это просто доставляет удовольствие.
Шэрхэ надолго задумался. А потом грациозным движением присев на край кровати чуть наклонил голову к плечу и снова, сверля Эля взглядом своих горячих нечеловеческих глаз, тихо спросил:
– А удовольствие – это, по-твоему, одна из самых сильных эмоций?
Юноша кивнул в ответ, чувствуя легкое беспокойство, но еще не понимая куда клонит шэрхэ. Золотоглазый снова немного помолчал, а затем произнес:
– А как люди занимаются сексом?
От этого заданного с совершенно невинным выражением на лице вопроса Эль едва не поперхнулся воздухом – это было последнее, что он ожидал услышать. Он как-то всегда считал, что сейчас, в их развитый век, все знают ‘‘как’‘, ну может кроме грудных детей, но уж шэрхэ то точно. Кажется, его мировоззрение начало заметно шататься. Но золотоглазый ждал ответа.
– Они целуются… ласкают друг друга, пытаются сделать партнеру как можно приятнее… и… э-э-э… – а вот как описать весь остальной процесс он просто не имел понятия – слов катастрофически не хватало. Да и была еще одна не большая сложность – юное тело начало весьма не двусмысленно реагировать на весь этот сумасшедший разговор, еще и горячее бедро шэрхэ чуть соприкасавшееся с ногой Эля отнюдь не способствовало ясности мышления. В конце концов, окончательно запутавшись в своих мыслях, юноша сдался. – Прости, но я не могу это объяснить, лучше найти кого-нибудь другого и что бы показал.
Коротко кивнув, шэрхэ снова надолго задумался, видимо решая для себя что-то важное, а затем, словно бы окончательно утвердившись, произнес на одном дыхании:
– Я прошу, чтобы ты мне показал, как люди делают секс.
Хорошо, что Эль в тот момент лежал, иначе от подобного заявления он попросту бы свалился с кровати. Первым порывом, после того как прошел шок, вызванный этим возмутительным предложением, было, естественно, негодующе отказаться. Но, не успев открыть рот, чтобы произнести достойную отповедь, Эль вспомнил, что вообще-то, шэрхэ является его полноправным хозяином и может делать с ним, что захочет. И даже не понятно, почему он просит о чем либо – мог бы просто заставить. Но Эль глупцом никогда себя не считал и догадывался – скорее всего шэрхэ было для чего-то нужно, чтобы он сделал это добровольно. А значит…
Во все эти размышления вкралась еще одна любопытная мысль, которую юноша тут же озвучил.
– А если я тебя научу, и ты останешься доволен, что я за это могу получить?
На этот раз шэрхэ ответил не раздумывая.
– Ты будешь свободен. Я отпущу тебя, но только в том случае, если ты мне докажешь, что удовольствие действительно сильнее боли.
Этот было предложение от которого невозможно отказаться. Доставить удовольствие – не хитрая наука. Хотя Эль раньше ничем подобным не занимался, но перед отправкой на торги он внимательно изучил кой-какую литературу и морально подготовился, прекрасно понимая, что его смазливая внешность – это прямой путь в рабы для удовольствий, а он, как уже говорилось, очень хотел выжить и освободиться. Так что за теорией дело не станет. Главное воплотить теперь это все в практику. Получив один достаточно реальный шанс, он не собирался его упускать.
– Хорошо. Развяжи меня, – севшим голосом пробормотал юноша.
Сев на кровати и потирая затекшие запястья, Эль вдруг задумался: в душу его закралась неуверенность. А действительно ли секс, то есть удовольствие, сильнее боли, и сможет ли он доказать это золотоглазому? А если не получится, что тогда?.. Но, придя к выводу, что хуже уже все равно не будет, и отбросив все свои сомнения, юноша решительно повернулся к шэрхэ, который, развязав его, снова сел на край кровати. Слегка улыбнувшись, Эль подвинулся почти в плотную и посмотрел ему прямо в глаза.
Такие странные, такие не человеческие, такие прекрасные. Юноша поймал себя на мысли, что он собирается не просто выполнить свой долг раба или заплатить таким образом за свою свободу, а действительно хочет того, что сейчас должно было произойти. Даже нет, не так. Он неистово, безумно желает этого.
Эль не понимал, почему после всего произошедшего, после всей той боли, которую шэрхэ ему причинил, он не чувствует к нему отторжения. Даже страх и тот запрятался куда-то глубоко-глубоко, уступая место обжигающему желанию прикоснуться к своему мучителю, руками и губами пробовать гладкость его кожи, узнать какова она на вкус…
– Обещай, что будешь во всем меня слушаться, – голос звучал хрипло и глухо, непокорный Элю. Видя, что шэрхэ слегка нахмурился – наверняка тот привык все контролировать и не любил, когда им управляют – он поспешил добавить: – Ты ведь хочешь узнать, как это делают люди?
При этих словах легкие морщинки на лбу золотоглазого разгладились.
– Согласен.
Кажется у шэрхэ с голосом возникли похожие проблемы. Элю захотелось рассмеяться, потому что нервничающий шэрхэ – это было то-то невозможное, просто несусветное, совершенно за гранью его понимания. Чуть прикусив губу, он сдержал рвущийся наружу смех, сейчас было явно не время для веселья. Действительно, сейчас было время для секса. Не двигаясь с места и не предпринимая никаких действий, попросту не зная с чего начать, Эль все так же продолжал пожирать голодным взглядом лицо и тело шэрхэ.
– Почему ты ничего не делаешь?
– Сейчас, – едва смог выдохнуть юноша, изо всех сил борясь с не вовремя проснувшейся робостью.
Подняв руку, которая, казалось, весила целую тонну, он легонько, самыми кончиками пальцев провел по шее шэрхэ. Да, его кожа была действительно такой гладкой и нежной, как он себе и представлял. От этой мимолетной ласки золотоглазый вздрогнул, в его взгляде появилась неуверенность и даже паника (во всяком случае Элю показалось именно так), он шевельнул губами вероятно собираясь что-то сказать, но юноша закрыл его рот рукой.
– Т-ссс. Сейчас не время говорить, – прошептал он, нежно погладив мизинцем нижнюю губу шэрхэ. А затем, приблизив свое лицо к его, бережно, словно боясь обжечься или обжечь, поцеловал.
Губы шэрхэ были мягкие, нежные, пьянящие, словно лепестки сказочных цветов. Эль медленно обвел их языком, как бы пробуя на вкус, а затем, осторожно раздвинув, ворвался внутрь задевая небо, дразня шэрхэ, сплетаясь с его языком в диком, страстном танце и окончательно теряя голову от всего происходящего. И даже не обращая внимания на то, что шэрхэ до боли вцепился пальцами в его волосы.
***
Тенгри не знал, что ему делать – остановиться или продолжать дальше. И если разум требовал прекратить все немедленно, то тело настойчиво просило еще и еще, хотело чтобы к нему прикоснулись легкими воздушными, почти неощутимыми прикосновениями, либо сжали грубо, яростно, до сладкой, опьяняющей боли.
Когда шэрхэ соглашался на все это, он совсем не думал, что это будет так. Первое же легкое прикосновение к щеке пронзило Тенгри яркими искрами удовольствия. Он никогда не чувствовал так остро, он вообще редко позволял себе что-то чувствовать, скрывая свою неположенную настоящему шэрхэ слишком активную эмоциональность. Вот и доскрывался. Этот дикий, первобытный отклик своего тела напугал его практически до дрожжи. Он хотел возразить, сказать, что ничего не нужно и прекратить это безумство, но мальчишка остановил его, а затем началось что-то совсем уже невозможное. Чувства нахлынули и поглотили его окончательно, растворяя остатки все еще сопротивляющегося разума. Он уже не понимал, где его эмоции, где чужие, все переплелось, так плотно, словно нити тончайшего кружева.
***
Тяжело дыша, Эль наконец-то оторвался от губ шэрхэ. Он не знал, сколько прошло времени, сколько длился их поцелуй, все во вне утратило свой смысл. Ему одновременно казалось, что прошли лишь секунды и целая вечность. Сейчас, с влажными, припухшими от поцелуя губами и с мутным от страсти золотым взглядом шэрхэ выглядел еще притягательнее.
– Что же дальше? – немного придя в себя, но все еще дрожащим голосом спросило это золотоглазое чудо.
– Дальше… – губы Эля болезненно ныли от желания вновь ощутить вкус губ шэрхэ, коснуться кожи, впиться жестким поцелуем в бьющуюся жилку на его шее. – Сейчас увидишь… точнее почувствуешь.
Еще раз коротко прильнув к его манящим губам Эль опустился ниже осыпая легкими, словно крылья бабочки, поцелуями шею и грудь шэрхэ. Добравшись до соска, он игриво, чуть дразня, провел по нему кончиком языка, сорвав с губ своего любовника полузадушенный всхлип, а затем, вобрав в рот, начал интенсивно посасывать. Шэрхэ издав протяжный стон упал на кровать, увлекая Эля за собой. Он уже мало что соображал, его руки то отрывистыми и резкими, то медленными и дразнящими движениями ласкали спину и шею юноши.
Обласкав второй сосок Эль начал сползать ниже, прочерчивая огненную дорожку своим язычком и губами от груди к животу и к поясу все еще находившихся на шэрхэ штанов. Его поцелуи от легких и воздушных становились все более и более страстными, почти болезнеными. Элю доставляло просто невообразимое наслаждение чувствовать вкус кожи шэрхэ, биение его пульса под своими пальцами, жар его тела, слышать его стоны и знать, что это именно он, именно его ласки довели одну из этих невозмутимо холодных ледышек до такого состояния.
Подняв голову, юноша всмотрелся в лицо своего хозяина. Шэрхэ был в полной прострации; чуть прикусив нижнюю губу, он водил рассредоточенным, бездумным взглядом по комнате. В сознании Эля снова мелькнула гордость за себя, но тут же погасла, сметенная жаром страсти и осознанием того, что он возбужден вряд ли на много меньше. Тело горело и требовало продолжения, а твердый, как камень член буквально разрывался от желания. Нужно было, просто необходимо, идти дальше.
Чуть приподнявшись, юноша нежно дотронулся до уже очень хорошо заметного бугорка на штанах шэрхэ, одновременно призывно потираясь своим членом об его ногу. Шэрхэ даже не застонал – он просто взвыл выгибаясь так, словно в его теле совсем не было костей.
– Пожалуйста…
***
В тот момент, когда эта тихая просьба сорвалась с губ Тенгри, он и сам не осознавал, о чем же он хочет попросить, но человек словно бы все понял без слов. Быстро расстегнув его штаны он освободил увеличившийся от возбуждения член шэрхэ и, осторожно сжав его рукой, начал ласкать, легонько скользя по всей длине, чуть сжимая, нежными движениями большого пальца массируя влажную от смазки головку, другой рукой осторожно поглаживая налитые яички.
Тенгри полностью растворился в охвативших его чувствах, забывая обо всем – о правилах, законах, вековых запретах – сейчас это казалось не важным и даже более того – кощунственным. Разве можно запрещать такое? Шэрхэ полностью отдался во власть человека, он больше не мог ничего контролировать и даже попросту был не в силах сосредоточиться на чем-нибудь постороннем, на чем-то кроме ласкающих его рук и губ, нежного, мягкого тела, прижимающегося к нему, его эмоций, своих эмоций и безудержной, почти неконтролируемой силы, что сплеталась между ними. Он даже не заметил, абсолютно поглощенный ранее неведомыми и такими сладкими ощущениями, когда его маленький человек сумел стянуть с него штаны полностью, просто в какой-то момент с вялым удивлением осознал, что лежит абсолютно обнаженный.
Все так же продолжая ласкать его член человек потянулся к губам Тенгри снова заставляя окунуться в водоворот первозданной, будоражащей и такой сладкой силы. Но на этот раз его маленький раб слишком быстро на взгляд шэрхэ прервал поцелуй, когда же недовольный таким поворотом Тенгри потянулся за продолжением, лишь отрицательно покачал головой и, схватив его руку, поднес ее к своим губам, втянув два пальца в свой жаркий рот.
Тщательно облизав их (причем это смотрелось, да и чувствовалось так, что слегка пришедший в себя шэрхэ опять основательно ‘‘поплыл’‘), человек отстранился, лег на спину, подложив себе под спину небольшую подушечку, а затем, потянув Тенгри на себя, широко развел ноги и направил его руку вниз, к двум аппетитным белым полушариям.
– Нужно подготовить… растянуть… что бы нам обоим было приятно… – перерывающимся от страсти голосом, не в силах пускаться в пространные объяснения, пробормотал мальчишка.
Раскинувшийся на кровати, открытый, с широко раздвинутыми ногами и стоящим, словно боевое копье, членом он выглядел так соблазнительно, что Тенгри на секунду показалось, что он попросту сгорит от охватившего его тело пожара желания. Чудовищная мощь эмоций текла по его жилам, сплавляясь с его возбуждением, отбирая силы и одновременно даря небывалое могущество, уже невозможно было понять чья это сила: своя, его?.. Она была общей. Туманила разум, обжигала тело...
Его налившийся кровью член болезненно пульсировал, требуя разрядки, призывая как можно скорее оказаться в этом соблазнительном горячем теле и вбиваться в него изо всех сил, пытаясь почувствовать то самое неизведанное удовольствие. Но остатками былой воли Тенгри смог подавить это желание, ведь даже сейчас, сходя с ума от возбуждения, он абсолютно не хотел грубого совокупления, просто механического соединения тел, когда одному партнеру безразлично, что ощущает другой. Да, и надо признать, шэрхэ опасался, что если он поступит так, как подсказывает ему тело, то снова сделает мальчишке больно и его эмоции, сейчас больше похожие на штормовые волны, так сладко проходящие сквозь шэрхэ, будут снова закрыты. А еще он хотел понять, узнать, почувствовать… хотел увидеть, как его маленький человек бьется в его руках от удовольствия и наслаждения. Поэтому, вместо того, чтобы наброситься на мальчишку и, подмяв под себя, овладеть им, он только лег рядом. Его губы сами нашли губы человека, покрывая их невесомыми поцелуями, и, подразнивая, начали спускаться вниз, к шее, а чуткие пальцы осторожно поглаживали тугую горячую дырочку, заставляя мускулы расслабиться.
***
Наконец, один из пальцев шэрхэ проник внутрь и начал нежно двигаться там, позволяя привыкнуть. Эль тихонько вздохнул – кажется, все обошлось, а то он уже снова начал бояться, чего-то такого, что мелькнуло в глазах его хозяина, но, к счастью, сразу пропало. Он посмотрел на золотоглазого, который, переместившись ниже, теперь выцеловывал его грудь, заставляя член твердеть еще сильнее, хотя казалось – куда бы уже больше.
‘‘Как это может быть? Это просто невозможно – я занимаюсь сексом с шэрхэ… и наслаждаюсь этим, – рассеяно, словно сквозь туман думал юноша. – Может это сон или предсмертный бред?’‘
Но тут палец шэрхэ задел какую-то точку внутри. Мир взорвался фонтаном ярких красок, перед глазами заплясали разноцветные круги. От разлившегося по всему телу удовольствия можно было сойти с ума. Его бедра двигались сами собой, насаживаясь на палец золотоглазого, пытаясь повторить это чудесное ощущение.
Когда буйство красок перестало кружиться перед глазами, Эль заметил, что шэрхэ замер, непонимающим и каким-то пьяным взглядом смотря на него, явно не собираясь ничего предпринимать.
– Продолжай… пожалуйста… продолжай… так хорошо-о-о-о… – простонал юноша снова нетерпеливо двигая бедрами.
Шэрхэ нежно (!!!) улыбнулся и с явным удовольствием снова приступил к прерванному занятию.
Когда пальцев стало три, Эль понял, что подготовку надо заканчивать. Ему уже было достаточно, а если и нет, то все равно. Иначе, если это растянется еще хотя бы на какое-то время, он просто скончается от переполняющих его ощущений. Ну или элементарно кончит, что было пока крайне не желательно – в данный момент Эль отчаянно мечтал почувствовать горячую плоть шэрхэ внутри себя.
Извернувшись от ласкающих его губ и рук, юноша быстрым движением скользнул вниз и, не теряя времени даром, приник губами к бархатно-стальному стволу золотоглазого. Сначала Эль язычком пробежался по всей длине, остановившись на головке, легонько скользя по ней и чуть посасывая, а затем заглотил член почти полностью.
***
Когда губы человека коснулись его члена Тенгри показалось, что он умер, настолько сильное удовольствие пронзило его тело. То, что творил с ним этот восхитительно горячий ротик не возможно было передать словами. Он абсолютно потерял разум, все его ощущения и мысли сосредоточились в том самом органе, который с таким старанием сосал сейчас его маленький человек. И поэтому, когда тот внезапно отстранился, Тенгри даже зарычал от охватившего его разочарования, но тут же, окинув вокруг затуманенным взглядом, увидел, что мальчишка никуда не исчез. Вот он, рядом, снова лежит, расслаблено раскинувшись на кровати, с бесстыдно разведенными ногами, манящими, словно ворота рая.
– Иди ко мне…
Но Тенгри уже не нужно было даже звать. Почти мгновенно оказавшись рядом, он накрыл горячее тело мальчика своим и одним-единственным мощным толчком скользнул в тугую глубину. Замерев на несколько секунд, давая привыкнуть человеку к себе, Тенгри начал двигаться, сначала медленно и осторожно, словно пробуя, а затем все быстрее и быстрее, со всей силы вбиваясь в сладко стонущего и извивающегося под ним от страсти мальчишку.
Это не было похоже ни на что испытываемое или ощущаемое им ранее. Эмоции и энергия зашкаливали. Тело и разум плавились от испытываемого удовольствия. Невозможно, нереально… Частью сознания, еще не затуманенной блаженной дымкой, Тенгри с удивлением и каким-то немыслимым благоговением фиксировал невероятную силу эмоций, бьющую из мальчишки, да и из него самого тоже. Это был шквал, ураган, шторм…
Но когда мальчишка под ним, громко и как-то особенно проникновенно застонав, излился, пачкая их спермой, содрогаясь всем телом и как то по особенному сладко сжимаясь внутри, Тенгри окончательно снесло последние остатки разума, он был уже не в силах думать о чем либо еще. Глубоко вонзившись еще пару раз, он бурно кончил, чувствуя себя в этот момент самым счастливым существом на земле. Кажется, теперь он знал, что такое счастье не только в теории.
А сегодня… Сегодня он стоял на помосте, и нескромные, жаркие, обжигающие, словно раскалённое железо, взгляды беспрепятственно скользили по его телу. Ему хотелось сбежать, забиться в какой-нибудь укромный темный угол, спрятаться от всего этого, заткнуть уши и не слушать, не видеть, не чувствовать. Но он стоял, не шевелясь, понимая, что в его случае побег будет одним из самых неудачных решений; да и если бы и нет, кто ему даст такую возможность?..
– Посмотрите на этот девственный экзотический цветок, – голос у распорядителя торгов был громкий и звучный, он без труда разносился по не такому уж и маленькому залу, заполненному до отказа желающими приобрести себе живую игрушку. – Его кожа подобна самому нежнейшему шальмирскому шелку, стан, словно гибкая молодая ива. А волосы, посмотрите на его волосы господа, они, как ярчайший огненный закат…
Эль старался не слушать, отрешиться от всего происходящего, но слова распорядителя достигали сознания юноши, впиваясь в душу острыми иглами. Да, он был красив… Какая ирония. Его необычная, чуть своеобразная внешность и веселый характер постоянно привлекали к нему внимание. Люди всегда тянулись к такому солнечному и внутри и снаружи парнишке. ‘‘С такими данными, – говорили многие, – он далеко пойдет’‘. Эль мысленно усмехнулся. Теперь у него нет никого будущего. Михаэль Ферро, примерный студент и заводила всех компаний умер, а пришедшего ему на смену безымянного раба ожидает только слепая покорность купившему его человеку и больше ничего. Остается только надеяться на то, что ему попадется добрый и милостивый хозяин. Может, все будет и не так уж плохо…
– Оплата принимается золотом господа, – продолжал вещать распорядитель. – И вся сумма вносится сразу. Ну же делайте ставки господа. Посмотрите только на эти розовые губки, представьте как они будут вас ласкать…
– Сто золотых…
Голос раздавшийся из зала заставил Эля вздрогнуть. Он с трудом подавил в себе желание поднять глаза и всмотреться в того кто возможно станет его хозяином, того кто будет распоряжаться им, его телом, его жизнью.
– Отлично. Сто золотых раз… Кто предложит больше? Подумайте господа, такая дикая роза попадается только лишь раз в жизни. Неужели вы предоставите возможность сорвать ее кому-то другому?
– Сто пятьдесят!
– Двести!
– Пятьсот!
– Пятьсот золотых раз… Ну что же вы, господа, неужели вы так дешево цените это юное бесценное сокровище. И я ни сколько не преувеличиваю, господа, этот живительный персик станет настоящим талисманом для того кто будет им обладать. Его глаза словно два сверкающих изумруда, а ведь этот камень (и это всем известно) приносит удачу. Разве можно сомневаться, господа…
– Тысяча золотых…
– О, господин в сером желает заполучить этот клад за тысячу золотых, господа. Тысяча золотых раз… Может кто-нибудь даст больше? А эти руки, посмотрите какие нежные длинные пальцы. Это тело идеально, господа, и оно сможет доставить вам непередаваемое наслаждение. Ну же господа, неужели вы не в силах по достоинству оценить этот замечательный экземпляр?
– Три тысячи золотых!
При этих словах Эль, сгорающий от стыда и негодования, не выдержал и, сдавшись острому до горечи любопытству, вскинув глаза, посмотрел на говорившего. Это был ничем не примечательный человек в темном деловом костюме. Он смотрел на Эля долгим оценивающим взглядом, но было в нем что-то такое, что заставило юношу внутренне содрогнуться от ужаса. По лицу незнакомца скользнула мерзкая предвкушающая улыбочка. Еще раз внутренне вздрогнув, но внешне стараясь не показать своего состояния Эль снова опустил глаза в пол. ‘‘Господи, помоги. Только не он, кто угодно, но только не он’‘. Эта мысль билась в голове юноши, глупая и безнадежная. Он прекрасно понимал, что вряд ли кто-то захочет заплатить больше. Сумма и так была запредельной, на большее ни он, ни кто-либо другой, не мог и надеяться.
– Десять тысяч!
Мягкий голос, с каким-то чуть заметным, слегка растягивающим слова акцентом прозвучал тихо, но, не смотря на это, его услышали все. В зале повисла пораженная тишина. Эль стоял ни жив ни мертв, не веря своим ушам и не в силах поднять глаза на того, кто предложил за него такую цену. Если уж три тысячи золотых казались чем-то невозможным, то это… просто переходило всякие границы. Юноше с чудовищной силой захотелось нервно хихикнуть. ‘‘Никогда не думал, что я столько стою!’‘ – мелькнула в его голове истерическая мысль.
– Д-десять тысяч золотых раз, – слегка заикающимся от волнения голосом проговорил наконец очнувшийся от изумления распорядитель, – десять тысяч два, десять тысяч три… Продано!
Громкий звук стукнувшего молотка прозвучал для Эля набатом. Теперь было действительно все: он был продан и куплен, старая жизнь для него официально закончилась.
Застегнув у него на шее узкий, жесткий ошейник и заставив надеть короткую тунику, Эля подвели к его новому хозяину. Голос владельца торгов, который (невероятный поступок!) сам решил передать ‘‘товар’‘ покупателю звучал чрезмерно лебезяще:
– Желаю получить вам неземное наслаждение эже Тенгри.
‘‘Эже? Но ведь так называют только…’‘.
Внезапно Эля пронзила страшная догадка, заставив его поднять глаза на своего нового хозяина, на которого он старательно пытался все это время не смотреть, сверля взглядом пол под ногами.
Перед ним стояла высокая фигура полностью завернутая в черную ткань. Открытыми оставались только глаза – большие, ярко желтые, словно золотистый солнечный луч, с узкими ромбовидными зрачками. Шэрхэ…
‘‘Почему?.. За что?..’‘
Элю показалось, что все его внутренности смерзлись в огромный ледяной ком, да и сам воздух словно замерз, отказываясь поступать в легкие. В душе рождался дикий, неконтролируемый страх. Элю хотелось кричать, вырываться биться в истерике, но он стоял, словно мраморная статуя, смотря в такие чужие, не человеческие глаза. Это длилось всего секунду, по истечении которой юноша снова уткнулся глазами в пол, на этот раз не видя перед собою абсолютно ничего, полностью отрешившись от мира. Его куда-то вели, затем запихнули в машину, но он просто не обращал внимание на то, что его окружало. В душе его бушевал шторм, хотелось истерически рассмеяться. Ну как… как он мог даже на минуту подумать, что судьба могла снова, хоть на мгновение, хоть на самую чуточку повернуться к нему лицом. Так не бывает и видимо уже не будет. Во всяком случае для него…
Он уже давно простился со своей свободой и своими желаниями. Еще тогда, когда плачущая на взрыд Ирэн рассказала ему о том, какую неустойку выставил ей шеф за ошибку в контракте, из-за которой фирма понесла колоссальные убытки. Всего одна маленькая ошибка, одно неправильно составленное предложение… и вся их жизнь полетела в тартарары.
Таких денег у них не было и достать их тоже было негде – продавать, кроме старой, потрепанной мебели и никому ненужных дешёвеньких безделушек было нечего, даже квартира в которой они жили, была съемной. Даже если бы они продали все до последней нитки, вряд ли выручили бы за все это даже треть необходимой суммы. Оставалось только отдать в счет долга самих себя, этого должно было хватить. Еще тогда он решил, что лучше уж он, чем Ирэн.
Они были сиротами. Эль совсем не помнил своих родителей, их ему заменила Ирэн, которая всегда была рядом, помогая ему и защищая его еще там, в приюте, где они росли, и которая, не смотря на то, что была всего лишь на десять лет старше восьмилетнего мальчишки, забрала его с собой, взвалив на себя заботу о нем, окружив теплом, лаской, так редко видимыми им раньше. Теперь настала его очередь отплатить ей за все то добро, что она ему сделала.
Решение он принял быстро, почти не сомневаясь, почти не задумываясь о правильности или ложности. И, казалось, уже полностью подготовился к последствиям этого своего решения. Оказалось, что не ко всем… Кто мог подумать – его захочет купить шэрхэ. Эль был уверен, что сможет выдержать все – боль, унижение… но он не хотел умирать. Умирать в семнадцать лет, даже не начав как следует жить. Еще всего лишь несколько недель назад он думал, что перед ним расстилается вся жизнь – годы, десятилетия – почти вечность для молодого, полного сил и стремлений человека. И даже рабство оставляло шанс, немного призрачный, немного сладко-безнадежный – шанс когда-нибудь снова стать свободным. Сейчас же его время неимоверно быстро утекало, с космической скоростью сжимаясь до недель, дней, возможно часов…
Шэрхэ… О них знали не много, почти ничего. Слухи, легенды, сказки, ничего определенного. Закрытая элитная каста, в которую не допускались посторонние. Бесстрашные защитники, охраняющие Мир от порождений Тьмы, рвущих хрупкий разделяющий Барьер. Практически бессмертные, практически неуязвимые воители. Ужасные, хладнокровные убийцы и садисты. Герои и злодеи страшных историй, рассказанных ночью у костра…
Никто уже не помнил, даже хроники молчали, откуда они пришли и кем были на самом деле – живыми ли существами или древними биологическими конструкторами. Как они размножались так же оставалось для всех загадкой. Никто и никогда не видел ни детей шэрхэ, ни женщин. Прятали ли они их или те просто не существовали – на эту тему спорили самые выдающиеся ученые мира, но, конечно же, не официально, слишком сильным влиянием и уважением помешанном на благодарности и страхе пользовались эти нелюди. Одним из того что было известно о них почти со сто процентной точностью было то, что для своих ‘‘утех’‘ шэрхэ нередко приобретали себе рабов, причем обязательно молодых мужчин. Так же поговаривали, что жили эти рабы не долго, дольше недели не выдерживал никто.
Шэрхэ позволялось все. Любые правила, запреты, законы, будь то государственные или законы морали не действовали в их отношении. Баснословно богатые, безбрежно могущественные. Им никогда не говорили ‘‘нет’‘, какие бы рамки они не переходили. А все потому, что люди знали, что произойдет с их жизнью, с их маленькими беззаботными мирками, если однажды шэрхэ откажутся защищать Барьер.
Элю никто не мог помочь. Через несколько дней, возможно уже завтра, он станет мертвой сломанной куклой. Что ж, зато Ирэн будет свободна. Эль надеялся, что ее шеф будет удовлетворен полученной за него суммой (которая, надо сказать, во много раз превышала приписанный Ирэн долг) и оставит девушку в покое. А он… Осталось потерпеть совсем немного. Как ни странно, но именно эти безнадежные мысли помогли Элю успокоиться. Осталось совсем не много…
***
Тенгри находился в приподнятом настроении и с нетерпением ждал начала торгов, конечно на столько, на сколько это было вообще возможно для представителя расы шэрхэ, славившейся своей извечной холодностью и поразительным равнодушием. Но на этот раз Тенгри не удавалось удержать эмоции и остаться спокойным. А как же иначе, ведь он наконец-то получил разрешение на проведение обряда Кархи-та и готовился приобрести своего первого раба.
Главное теперь – не ошибиться и выбрать правильно, что было делом отнюдь не легким; эмоции множества людей находящихся вокруг охватывали его, захлестывая тяжелыми густыми волнами, мешая сосредоточиться на поставленной цели. Они были такими яркими, такими насыщенными, волнующими… Не то, что энергия Источников. Конечно же, сила шедшая от них прекрасно насыщала энергетический голод, но ‘‘на вкус’‘ совершенно отличалась от человеческих эмоций – пресная и грубая… но такая необходимая. Жаль, что не возможно было втянуть всю ту силу, что он сейчас ощущал вокруг себя, довольствуясь только совсем слабыми, глухими отголосками, но такова уж природа шэрхэ – они не могли брать себе силу тех эмоций, которые не были бы вызваны ими и направлены на них. И именно поэтому они не любили бывать среди людей – очень неприятно ощущать, что рядом с тобой находиться что-то чрезвычайно заманчивое и не иметь возможности это взять.
Тенгри попытался отбросить нахлынувшее волнение и сконцентрироваться. Конечно, даже если он и ошибется с выбором, то не произойдет ничего непоправимого – это лишь только немного задержит его на пути к цели. Другое дело, плохо, если подобные ошибки станут нормой, как у его знакомого Шантри – тот сменил уже больше трех десятков рабов, но пока достичь желаемой цели так и не смог.
К сожалению, даже желание сосредоточится не помогало: дела шли плохо. Торги уже заканчивались, но ничего подходящего для себя Тенгри найти так и не смог, а уходить с пустыми руками ему безумно не хотелось.
Он уже почти совсем потерял надежду, когда до него донёсся острый, такой долгожданный запах нужных ему эмоций. Они овевали его словно чистый свежий ветер в жару, принося сладость и удовлетворение. Сильные, яркие, свободные, со множеством оттенков и переходов: страх, надежда, огненная ярость, горчинка отчаяния. Такая бесконечно желанная сила, безудержная энергия.
Тенгри посмотрел вперед. Там на небольшом возвышении стоял невысокий мужчина, или скорее мальчик, стройный, хорошо сложенный. Его ярко рыжие, как всполохи огня, волосы разметались в беспорядке по плечам. Никогда раньше Тенгри не видел таких ярких волос – ему безумно захотелось прикоснуться к этому живому пламени, а заодно и к алебастрово-белой коже его тела. Он выглядел таким маленьким, беззащитным, смешным. Поймав себя на этой донельзя странной мысли Тенгри удивился: слишком уж необычной она была для шэрхэ, которые всегда старались избегать каких-либо проявлений своих чувств, да и самих чувств тоже.
Прогнав от себя эти противоестественные мысли, Тенгри постарался сосредоточиться на потоке эмоций. Да! Этот маленький человек подходил почти идеально – Тенгри сможет получить от него просто бездну энергии.
В этот момент мальчишка коротко вздрогнул и бросил взгляд куда-то в сторону, почти тут же вновь опустив глаза, после чего Тенгри точно опалило хороводом хлынувших от него эмоций. Сильнейший страх и отчаяние заслонили собой все остальное. Тенгри просто плавился от ощущаемой им рядом силы, оказавшись почти в нирване, а ведь это была всего лишь мизерная часть…
Но это продолжалось не долго, какие-то сотые доли секунды – шэрхэ никогда не поддаются своим слабостям.
Очнувшись, Тенгри понял, что должен срочно действовать, иначе это сладкое, желанное сокровище достанется кому-то другому. Он не слышал последнюю названную цену, да и ему было всё равно. Уж в деньгах шэрхэ недостатка никогда не испытывали (впрочем как и во всем остальном), а для того, чтобы купить этого человека, он точно не поскупится.
– Десять тысяч.
***
Ехали они безумно долго. Элю уже начало казаться, что они так и будут вечно ехать в никуда. Он и сам не знал, чего ему хочется больше: что бы эта дорога поскорее закончилась, или наоборот, чтобы она никогда не заканчивалась. Впрочем, ни то, ни другое было не в его силах.
Когда они, наконец, подъехали к старинному, больше похожему на средневековый замок, особняку была уже глубокая ночь. Свет луны, проглядывающий через закрывающие небо облака, освещал это здание, придавая ему какую-то мрачно-мистическую окраску. В этом холодном бледном свете дом напоминал Элю обитель жутких, кровожадных монстров, о которых писали в разных фантастических книжках, так любимых им.
Поймав себя на подобном сравнении, юноша едва не рассмеялся. Вряд ли книжные монстры могли бы быть ужаснее шэрхэ.
В доме молчаливые, больше похожие на сомнамбул, слуги тщательно вымыли его, сделали расслабляющий массаж и умостили каким-то незнакомым, но очень приятно пахнувшим маслом.
Эль изо всех сил старался не думать о том, что же ждет его впереди, пытаясь сосредоточиться на разминающих его напряженные мышцы руках. Но ничего не выходило – раз за разом его мысли возвращались к шэрхэ и к тем ужасам, которые о них рассказывали.
Холодные безжалостные статуи без каких-либо намеков на чувства, убивающие так же легко, как и дышат. Уважаемые и ненавидимые. Незаменимые.
Что его ждет?
Эль боялся даже представить, но вряд ли это будет легко или безболезненно.
Зачем этим ледышкам рабы никто не знал. Поговаривали, что они наслаждаются болью и страхом свих жертв, испытывая на них новые разновидности пыток. И именно боль и кровь доставляет шэрхэ удовольствие даже более полное, чем сексуальное удовлетворение.
‘‘Я не буду об этом думать, иначе просто сойду с ума’‘, – шептал про себя Эль, стараясь изгнать возникшие картины кровавых вакханалий.
Совершив с ним, по-видимому, все предписанные процедуры слуги проводили Эля в огромную, больше похожую на бальный зал, комнату. Она была почти пуста. Никакой мебели кроме исполинской кровати, стоявшей посередине, и явно декоративного камина у правой стены, не наблюдалось. На полу лежал мягкий светлый ковер с длинным пушистым ворсом. Небольшие светильники, висевшие на светло-голубых с чуть заметным серебристым рисунком стенах, создавали таинственный полумрак. Окна были закрыты темно-синими, плотными портьерами, сквозь которые не проглядывало ни одного лучика. Обнаружившаяся в самом дальнем углу дверь вела в отделанную белым кафелем ванную комнату.
Никаких цепей, крюков и других пыточных приспособлений здесь не наблюдалось. Это, конечно же, окончательно не успокоило Михаэля, но все-таки всколыхнуло надежду на то, что все будет не так уж и плохо. Может быть все, что рассказывают о шэрхэ не правда? Элю очень бы хотелось в это верить.
Подойдя к кровати, он лег на нее и, завернувшись в покрывало, постарался расслабиться. Сначала ничего не получалось, но постепенно усталость и испытанный стресс взяли свое (уж слишком ‘‘насыщенным’‘ был этот день), и Эль забылся беспокойными сном.
Пробуждение же было весьма неприятным.
***
Отправив своего раба со слугами, Тенгри поспешил закончить все приготовления к обряду. Возводя, калибруя и настраивая уловительную сеть вокруг Сферы, наполненной его кровью, он с удовольствием предвкушал, сколько энергии сможет получить от своего маленького человека.
Если Тенгри не ошибся, а ошибиться он просто не мог, то при должном старании от него можно будет взять четверть, а то и треть необходимой энергии. Он вспомнил тот водоворот эмоций мальчишки, захлестнувший его словно волной на торгах. Да, это было просто бесподобно.
При этих воспоминаниях шэрхэ чуть улыбнулся уголками своих ярких губ, но тут же, придя в себя, снова стал самим воплощением спокойствия. Он сам не понимал, что же на него сегодня нашло. Шэрхэ никогда не позволяют себе испытывать, не говоря уже о том, чтобы проявлять какие-либо эмоции – это строжайшее табу, тем более, что это было просто на просто опасно – любые эмоции заставляют огромное количество жизненной энергии выбрасываться просто в никуда. А ведь эта энергия – это и скорость, и сила, и ловкость, столь необходимые шэрхэ при битвах с чудовищами, лезущими из-за Барьера. Именно поэтому-то всех шэрхэ с самого раннего детства учат сдерживать любые эмоциональные всплески, подавляя в себе какие-либо намеки на чувства. Конечно же, этот, как и впрочем некоторые другие, запрет далеко не всегда выполнялся в полной мере: все-таки, не смотря ни на что шэрхэ, особенно молодые, не могли до конца отрешиться от этой ‘‘плохой привычки’‘, уходящей корнями в их общие с людьми гены, но это были весьма слабые, словно бы замороженные или обесцвеченные эмоции, абсолютно не приносящие никакого вреда. То же, что испытывал сегодня Тенгри было чересчур странным. Наверное, это из-за обряда – слишком уж почетное и ответственное это мероприятие для любого шэрхэ, в особенности для такого молодого, как Тенгри, чтобы остаться абсолютно спокойным. Ведь ему не было еще и пятидесяти лет (сущая юность для шэрхэ), а он уже удостоился чести провести обряд.
Но все же нужно было взять себя в руки и успокоиться – неизвестно ведь, какие именно по мощности эмоции могут ему навредить: вдруг он подошел уже к той самой черте? Пусть Тенгри еще очень молод, но он настоящий шэрхэ и не может позволить себе так бездарно разбазаривать силу. Тем более что при проведении обряда ему понадобиться сколько-то сил отдать. И как люди этого не понимают, так безалаберно тратя свою энергию на всякие глупости? Но, с другой стороны, именно эта их эмоциональная раскрепощенность и позволяет с такой легкостью черпать из них силу для обряда.
Как жаль, что при Кархи-та можно собирать только чувства и эмоции направленные непосредственно на Собирающего и вызванные им же. Насколько было бы проще если бы…
Уж слишком Тенгри ненавидел пытать, но, к сожалению, по-другому было нельзя, иначе ничего не получиться. Ведь именно страх, боль, ненависть, ярость и им подобные чувства дают больше всего энергии. Поэтому Тенгри должен постараться, и он постарается. Ему нужна, просто необходима та сила, что скрыта в теле его маленького раба.
Тут же перед глазами Тенгри встал мальчишка: его испуганный взгляд, которым он смотрел на него там, в комнате, когда его, уже после завершения торгов, подвели к шэрхэ. Его эмоции в тот момент были такие пряные, густые, головокружительные и такие насыщенные, что Тенгри до сих пор не мог отойти от урагана силы, впитанного им в тот момент. Отчего-то в груди у шэрхэ потеплело: как и тогда, на торгах, появилось странное, непонятное желание прикоснуться, погладить, прижать к себе. Он не понимал, откуда у него взялись такие мысли и желания. Конечно же Тенгри знал, что ему придется дотрагиваться до мальчишки и даже больше, ведь для совершения обряда просто необходимо соитие, без этого было бы невозможно соединение энергии шэрхэ и человека для передачи ее в Сферу (да и честно говоря без соития вообще отдача энергии шэрхэ была маловероятна), но он никак не мог понять почему это действо становиться для него, причем сильнее и сильнее с каждой прошедшей минутой, все притягательнее и притягательнее. Это же не нормально, сейчас он должен был сосредоточиться на получении силы, и это было главным в обряде, а соитие же хоть и необходимым, но все же второстепенным элементом. Так почему же он никак не может прекратить предвкушать именно это момент?
С трудом подавив это непонятное желание, Тенгри снова взялся за приготовления, стараясь больше не думать о своем юном рабе.
***
Эль проснулся от пронзившей его грудь острой боли. И тут же, еще не понимая, что же случилось, инстинктивно попытался вскочить, откатиться куда подальше, но с возрастающим ужасом понял, что не может этого сделать, что-то не пускало его, заставляя оставаться на месте. И только спустя пару мгновений он осознал, что привязан за руки и за ноги к кровати. Широко распахнув глаза, он увидел склонившегося над им шэрхэ. Эль сразу узнал его, не смотря на то, что на нем не было того жуткого черного балахона – слишком уж хорошо Эль запомнил эти нечеловеческие глаза. Н этот раз из одежды на шэрхэ были лишь черные кожаные штаны, больше же ни рубашки, ни чего-нибудь подобного ни нем не наблюдалось.
Оказалось на вид шэрхэ совсем даже не страшилища, о которых рассказывают в ужастиках, вспоминаемых на посиделках у костра. Наоборот, данный экземпляр был безумно, просто сказочно красив. Тонкие, изящные черты лица, такие встречаются даже далеко не у всякого человеческого аристократа, полные яркие губы, очень странного оттенка – словно бы позолоченные, огромные чуждые глаза, казавшиеся сейчас золотыми, только придавшие этому лицу пикантность, густые темные волосы с тонкими, частыми золотистыми прядками, поджарое тело, будто слепленное античным скульптором, темно-бронзовая кожа.
Меньше всего он напоминал кровожадное чудовище, которые, по мнению Эля, должны быть отвратительными и безобразными. Скорее, стоявшее перед ним сейчас существо напоминало героев, что этих чудовищ уничтожали.
В это момент Эль поймал себя на мысли, что любуется шэрхэ. Более того – хочет дотронуться до его кожи, чтобы почувствовать ее гладкость на своих пальцах. И куда вдруг делся страх?
‘‘Кажется я окончательно сошел с ума, – с грустью подумал Эль. – Меня привязали к кровати, вероятнее всего сейчас будут насиловать или пытать, а может и все вместе, а я думаю о том, как прекрасен мой палач. Это ли не бред?’‘
Грудь все еще здóрово саднило. Скосив глаза вниз, юноша увидел тонкую длинную красную полосу, пересекающую его грудную клетку наискось. Это было похоже на ожог, но откуда?..
Еще раз взглянув на замершего радом шэрхэ Эль увидел в его руке уже остывающий металлический прут, прикосновение которого, скорее всего, и разбудило Эля.
Значит все-таки пытки…
Эль посмотрел в глаза шэрхэ, но ни в них, ни на его лице не отражалось даже намека на какие-либо чувства. Ни предвкушения, ни удовольствия… Он казался неживым изваянием. Положив прут на стоявшую рядом жаровню с горячими углями, он взял от туда другой, раскаленный почти до бела, и не торопясь поднес к коже Эля, на этот раз ниже – к животу.
С губ сорвался нечеловеческий крик, на глазах выступили слезы, казалось, воздух навсегда покинул легкие: его приходилось хватать непослушными губами по атому, по глоточку проталкивая внутрь себя. Наконец шэрхэ сжалился, а может просто заметил, что прут начал остывать и убрал его с живота Эля. Чуть отойдя от боли, словно бы красной пеленой застлавшей взгляд, юноша взглянул на своего мучителя. На лице шэрхэ все так же не отражалось ни малейшей эмоции: казалось, он делает какую-то трудную тяжелую работу.
– За чем? За что? – вопрос сорвался с непослушных губ, прежде чем Эль смог остановиться.
– Так нужно, – совсем тихо, еле слышно, ответил шэрхэ, как показалось юноше даже немного грустно. И снова потянулся к жаровне.
На Эля внезапно навалилась безнадежность, она затопила его полностью, заменив собою все остальные чувства. Ему вдруг стало все равно ‘‘Пусть делает что хочет’‘, – отстраненно подумал юноша. Он без страха и без трепета, вообще без каких либо чувств смотрел, как к его коже приближается очередной раскаленный прут. И даже крик вырвавшийся у него из горла был лишь бледным подобием того первого крика. Сознание как будто отключилось. Нет, Эль все видел, слышал и чувствовал, но воспринимал это все как-то опосредованно, словно сквозь туман. Единственной его мыслью было – скорее бы пришла смерть, чтобы все это закончилось…
***
Тенгри был в недоумении. Отчего, почему все пошло не так? Ведь начиналось все как должно. Стоило только Тенгри прикоснуться нагретым над жаровней прутом к коже человека, как он ощутил рванувшуюся на свободу силу эмоций. Еще не очень мощную, но шэрхэ и не рассчитывал на что-то большее, он только хотел привести своего раба в чувство.
Очнувшись, человек посмотрел на него. Тенгри ощутил его испуг, его отчаяние, эти эмоции были такими пряными и яркими, что шэрхэ просто задыхался от льющейся в него силы. А затем все вдруг изменилось, во взгляде маленького человека и в его чувствах появилось что-то странное, шэрхэ показалось, словно бы это его бросили в огонь, настолько необычайно мощной была уловленная им эмоция, она затмевала все, что-либо ощущаемое им до этого.
Сбросив с себя оцепенение и снова потянувшись за прутом, Тенгри вдруг с все возрастающим удивлением (что тоже было весьма странно) понял, что не хочет этого делать. Наоборот, он жаждал взять на руки этого маленького человека смотрящего на него таким странным взглядом, прижать к себе и не отпускать больше никогда. Но, заглушив в себе это возмутительное желание, Тенгри продолжил свое занятие, пытаясь отрешиться от так неуместного для него сожаления.
Когда раскаленный металл во второй раз коснулся обнаженной груди все, пошло как проложено, как и должно было быть. Захватывающие эмоции – страх, боль, отчаяние, ярость – взрывная смесь. Казалось, эта сила огненной лавой течет по венам шэрхэ. Он был доволен, даже больше, не будь он собой, можно было бы сказать, что он был счастлив…
Но это продолжалось не долго. Вскоре все пошло наперекосяк. Ни на третий, ни на четвертый, ни на пятый раз Тенгри больше не удавалось добиться того потока эмоций, который был ему нужен. Эмоции были, но какие-то слабенькие и хилые, лишь крошечные отголоски того, что было всего несколько минут назад. Они напоминали уже не поток, а скорее тоненький ручеек-ниточку и уж тем более не были такими, какими ожидал их ощутить шэрхэ. И с каждым последующим разом они становились все слабее и слабее, словно бы тающий на солнце снег. Поняв, что ничего этим не добьется, а только приведет человека в негодность, Тенгри прекратил свое занятие, и, приказав слугам привести раба в порядок, заперся в своей комнате, чтобы обдумать и понять, как же ему действовать дальше.
***
Михаэль проснулся как от толчка. Ничего не болело, на теле не было ни следа от вчерашних пыток. Ни ран, ни царапин, ни даже синяков от веревок, все это было чрезвычайно странно, но к этой странности юноша уже начал привыкать. Хотя и не переставал удивляться, как же этого добивается шэрхэ. Эль находился здесь уже целую неделю.
Проснувшись после первой ночи и не обнаружив ни малейшего намека на ожоги, он пришел в недоумение. Неужели это все ему приснилось? Но ведь все было так реально – веревки, горячий металл, прикасающийся к беззащитной коже и обжигающе-золотой взгляд шэрхэ.
Весь день юноша провел в обдумывании этого полусна-полуяви. Он никак не мог понять, что же это было. Если сон, то почему он так ясно и четко все помнил, а если явь – то куда же делись все следы. Ведь не могли же ожоги излечиться всего за те несколько часов, что он спал? В самом деле, он же простой человек, а не какой-нибудь там шэрхэ, у которого практически любая рана заживает за считанные минуты. Он просто терялся в догадках, мучимый одним из самых страшных врагов человечества – любопытством. Это было даже страшнее чем пытки шэрхэ – от них страдало только тело, а не взрывался под сотней противоречивых вопросов и чувств мозг. Естественно, попытка расспросить слуг, приносивших ему еду, ничего не дала: они были так же снуло-индифферентны ко всему, что выходило за рамки их обязанностей, и отмалчивались в лучших традициях глухонемых. Эль даже задумался – а умеют ли они вообще говорить?
Следующая же ночь поставила на его раздумьях жирную точку, ну или скорее восклицательный знак – кому как больше нравиться. И в то же время породила еще больше вопросов. Так же как и в первый раз стоило ему только заснуть, как он был ‘‘невежливо’‘ разбужен, оказавшись все так же привязанным к кровати. На этот раз в дело, вместо раскаленных прутьев, пошли длинные тонкие иглы, которые шэрхэ втыкал в какие-то особые точки на теле Эля, отчего юноша просто заходился от боли – она была действительно зверской. Правда только сначала, потом, опять скользнув во все то же состояние отстраненного безразличия, Эль практически перестал чувствовать что бы то ни было. Как и в первый раз, почти сразу же после этого, шэрхэ прекратил свою пытку. А на утро Михаэль снова проснулся бодрым и отдохнувшим, и, конечно же, без каких либо следов на теле.
В следующие ночи все повторялось практически с точностью до мелочей, менялись только орудия пыток, которые шэрхэ применял к юноше. Сколько бы не пытался Эль противиться сну и остаться бодрствовать к приходу шэрхэ, но каждый раз в определенный момент он засыпал, что бы снова проснуться связанным. Не иначе в комнату выпускался какой-нибудь сонный газ или что-либо подобное.
***
День пролетел как всегда. Скука. Ничегонеделание. Просто лежать на кровати и тупо смотреть в потолок. Или ходить из угла в угол, словно загнанный зверь. И мысли-мысли-мысли. Обо всем на свете – о жизни, о мире, о всем том, что осталось там – за стенами этого особняка. Больше делать было просто нечего. От попыток разговорить слуг, приносивших ему трижды в день еду и убирающих в комнате, он быстро отказался – эти ‘‘зомби’‘ ни в малейшей степени не реагировали ни на его слова, ни на действия, словно были запрограммированными машинами, а не людьми. Хотя… кто знает, возможно, так оно и было, во всяком случае, раньше, в своей ‘‘прошлой’‘ жизни, Эль никогда не слышал о людях, служащих у шэрхэ.
Бежать он так же не пытался – это было просто глупо. Мало того, что его (он был в этом уверен) очень быстро найдут, так и это может повредить Ирэн. Кто знает, на сколько шэрхэ мстительны. Да и вряд ли ему бы предоставили подобную возможность, скорее всего, он не выбрался даже из парка. Хоть и казалось, что его никто не охраняет, Эль очень хорошо понимал, что это совсем не так.
И, конечно же, огромное место в мыслях юноши занимал его непонятный хозяин – золотоглазый шэрхэ. Эль никак не мог разобраться, какие чувства тот вызывает у него. Ненависть, злость, ужас? Да, все это было, но в очень уж малой степени. Не на столько, на сколько должно бы. А еще к этим чувствам вплеталось другое, абсолютно неожиданное, и совершенно путающее все остальные – восхищение красотой, грацией и нечеловеческой силой, исходящей от шэрхэ. Из-за всех этих противоречий Элю казалось, что он сходит с ума.
Шэрхэ пытал, связывал, унижал его, причинял ему боль, только за одно это он должен был бы стать первейшим врагом для Эля, но… в тоже самое время, он и проявлял заботу о своей игрушке – лечил, кормил. И пусть ему это, скорее всего, ничего и не стоило, да и наверняка он просто-напросто хотел, чтобы его ‘‘вещь’‘ прослужила подольше, но Эль был ему даже за это благодарен. У него снова, как он ни пытался ее подавить, появилась надежда – выжить и когда-нибудь вернуться туда, в тот ставший ему чужим мир за окном.
***
В эту ночь все повторилось – внезапный, словно бы наколдованный сон, веревки на теле и стоящий рядом шэрхэ, который с сосредоточенным видом раскладывал на маленьком столике на колесах, придвинутом вплотную к кровати, пыточные инструменты. На этот раз это были какие-то остро заточенные крючки и закорючки. И все это как всегда в полном молчании. Почему-то именно это постоянное молчание и всколыхнуло злость Эль.
– Зачем тебе все это? Чего ты добиваешься? – отчаянно выкрикнул юноша, не рассчитывая на ответ, в предыдущие ночь хозяин всегда игнорировал все его вопросы. Он в этот момент словно забыл, что он раб и не имеет требовать от хозяина ответа. Пусть потом накажет, пусть сделает с ним после что угодно, но только ответит… Он хотел всего лишь знать, для чего нужно шэрхэ делать с ним все это. Почему-то Элю казалось, что золотоглазому самому не слишком-то нравиться пытать своего раба. Если это действительно так, то тогда зачем? Он совершенно не надеялся, что ему ответят, но в этот раз, то ли Эль его так сильно достал, то ли просто он устал отмалчиваться, произошло совершенно неожиданное – шэрхэ заговорил.
– Мне нужны твои эмоции. Вернее составляющая их сила, – глубокий бархатный голос пронзил юношу словно электрическим током.
***
Тенгри не знал, что же заставило его ответить. За эту неделю полную неудач он, казалось, разуверился во всем. Почему? Что он делал не так? Ни одна книга не могла дать ответ на эти вопросы, а обращаться к наставникам со своей проблемой он не желал. Они, конечно, помогли бы, но вряд ли их помощь осталась бы тайной для всех, а он абсолютно не хотел прослыть полным неудачником. Можно было бы конечно избавиться от этого раба и купить себе нового, но Тенгри был упрям. Да и кто сказал, что подобное не повториться с другим?
***
– Эмоции? А причем здесь они? – в голосе юноши звучало удивление. Эль был действительно безумно, бесконечно удивлен и ни как не мог осознать, каким образом связаны эти два абсолютно разных понятия.
После недолго молчания, словно бы решая, нужно ли что-то объяснять своему рабу, шэрхэ произнес:
– Любая переживаемая эмоция – это выделяемая существом сила. Мы можем воспринимать эту силу и подпитываться ею, она нужна нам для того, что бы существовать и для… – в этом месте шэрхэ отчего-то чуть запнулся, но тут же продолжил: – Страх, ярость, ненависть – это самые сильные эмоции, их энергия просто огромна. Так же велика энергия переживаемой боли…
Голос шэрхэ звучал как-то неуверенно, да и выражение его лица, обычно отстраненно-безразличное, сейчас было скорее каким-то грустно-жалким.
Может, потому что Тенгри сам уже не верил в то, о чем говорил?
– Разве? – Видя неуверенность своего хозяина, юноша решил пойти ‘‘ва-банк’‘. Раз у шэрхэ что-то не получалось, это означало, что действовать Элю нужно смелее и сейчас. Возможно от этого зависела его жизнь. Он хорошо понимал, что это не может продолжаться до бесконечности. Однажды, в череде бесплодных попыток, шэрхэ может просто напросто все надоесть, и он просто избавиться от своей игрушки.
– Но это ведь не правильно! Самые сильные чувства – это радость, счастье, любовь!
– Счастье? Любовь?
– Счастье – это когда у тебя все хорошо. Ты просто живешь, окруженный дорогими тебе людьми, занимаешься интересным делом, а любые неприятности пролетают мимо, вызывая только улыбку…
Нет. Тенгри конечно знал, что означают эти слова. Теоретически. Но ему всегда казалось, что такие эмоции были настолько малы и незаметны, что их попросту не стоило брать в расчет. Именно так учили его наставники, а уж они-то должны были знать. И сейчас он был весьма поражен, что люди считают иначе. Может он просто чего-то недопонял?
– А любовь?
– Любовь – это когда два человека становятся друг другу дороже всего на свете, когда они хотят быть рядом друг с другом всю жизнь, растить вместе детей…
– Значит, люди делают детей с помощью любви? – со странным выражением на лице произнес шэрхэ. Эль даже вздрогнул от взгляда, брошенного на него золотоглазым: в нем было что-то необъяснимое – глубокая задумчивость, внимание и еще что-то мало поддающееся расшифровке. Юноше казалось, что он смотрит в глаза большому голодному удаву. Постаравшись сбросить с себя оцепенение, Эль поспешил ответить.
– Ну не совсем… любовь и дети не всегда взаимосвязаны, но, в общем и целом, скорее да чем нет…
Шэрхэ все так же продолжал прожигать его задумчивым взглядом, под которым становилось очень не уютно, даже не смотря на то, что Эль старался больше не глядеть в глаза своему хозяину.
– А что означает – ‘‘не совсем взаимосвязаны’‘?
Странный вопрос. Эль ему что, лекцию о пестиках и тычинках читать должен?! Мысленно фыркнув и прикусив губу, что бы не рассмеяться и тем самым не обидеть и не разозлить любознательного шэрхэ, юноша постарался собраться с мыслями. Получалось плохо.
– Ну… для того, что бы появился ребенок люди должны заниматься сексом, но сексом занимаются не только ради детей, да и чтобы… кхм… делать это совсем не обязательно любить друг друга…
– Тогда они это делают, что бы почувствовать любовь?
Эль изо всех сил старался не краснеть, ему оставалось только смущенно удивляться тому, куда повернул их разговор. Впрочем, какая бы тема не была он был готов говорить часами, лишь бы только шэрхэ на подольше забыл о пытках.
– Нет, это просто доставляет удовольствие.
Шэрхэ надолго задумался. А потом грациозным движением присев на край кровати чуть наклонил голову к плечу и снова, сверля Эля взглядом своих горячих нечеловеческих глаз, тихо спросил:
– А удовольствие – это, по-твоему, одна из самых сильных эмоций?
Юноша кивнул в ответ, чувствуя легкое беспокойство, но еще не понимая куда клонит шэрхэ. Золотоглазый снова немного помолчал, а затем произнес:
– А как люди занимаются сексом?
От этого заданного с совершенно невинным выражением на лице вопроса Эль едва не поперхнулся воздухом – это было последнее, что он ожидал услышать. Он как-то всегда считал, что сейчас, в их развитый век, все знают ‘‘как’‘, ну может кроме грудных детей, но уж шэрхэ то точно. Кажется, его мировоззрение начало заметно шататься. Но золотоглазый ждал ответа.
– Они целуются… ласкают друг друга, пытаются сделать партнеру как можно приятнее… и… э-э-э… – а вот как описать весь остальной процесс он просто не имел понятия – слов катастрофически не хватало. Да и была еще одна не большая сложность – юное тело начало весьма не двусмысленно реагировать на весь этот сумасшедший разговор, еще и горячее бедро шэрхэ чуть соприкасавшееся с ногой Эля отнюдь не способствовало ясности мышления. В конце концов, окончательно запутавшись в своих мыслях, юноша сдался. – Прости, но я не могу это объяснить, лучше найти кого-нибудь другого и что бы показал.
Коротко кивнув, шэрхэ снова надолго задумался, видимо решая для себя что-то важное, а затем, словно бы окончательно утвердившись, произнес на одном дыхании:
– Я прошу, чтобы ты мне показал, как люди делают секс.
Хорошо, что Эль в тот момент лежал, иначе от подобного заявления он попросту бы свалился с кровати. Первым порывом, после того как прошел шок, вызванный этим возмутительным предложением, было, естественно, негодующе отказаться. Но, не успев открыть рот, чтобы произнести достойную отповедь, Эль вспомнил, что вообще-то, шэрхэ является его полноправным хозяином и может делать с ним, что захочет. И даже не понятно, почему он просит о чем либо – мог бы просто заставить. Но Эль глупцом никогда себя не считал и догадывался – скорее всего шэрхэ было для чего-то нужно, чтобы он сделал это добровольно. А значит…
Во все эти размышления вкралась еще одна любопытная мысль, которую юноша тут же озвучил.
– А если я тебя научу, и ты останешься доволен, что я за это могу получить?
На этот раз шэрхэ ответил не раздумывая.
– Ты будешь свободен. Я отпущу тебя, но только в том случае, если ты мне докажешь, что удовольствие действительно сильнее боли.
Этот было предложение от которого невозможно отказаться. Доставить удовольствие – не хитрая наука. Хотя Эль раньше ничем подобным не занимался, но перед отправкой на торги он внимательно изучил кой-какую литературу и морально подготовился, прекрасно понимая, что его смазливая внешность – это прямой путь в рабы для удовольствий, а он, как уже говорилось, очень хотел выжить и освободиться. Так что за теорией дело не станет. Главное воплотить теперь это все в практику. Получив один достаточно реальный шанс, он не собирался его упускать.
– Хорошо. Развяжи меня, – севшим голосом пробормотал юноша.
Сев на кровати и потирая затекшие запястья, Эль вдруг задумался: в душу его закралась неуверенность. А действительно ли секс, то есть удовольствие, сильнее боли, и сможет ли он доказать это золотоглазому? А если не получится, что тогда?.. Но, придя к выводу, что хуже уже все равно не будет, и отбросив все свои сомнения, юноша решительно повернулся к шэрхэ, который, развязав его, снова сел на край кровати. Слегка улыбнувшись, Эль подвинулся почти в плотную и посмотрел ему прямо в глаза.
Такие странные, такие не человеческие, такие прекрасные. Юноша поймал себя на мысли, что он собирается не просто выполнить свой долг раба или заплатить таким образом за свою свободу, а действительно хочет того, что сейчас должно было произойти. Даже нет, не так. Он неистово, безумно желает этого.
Эль не понимал, почему после всего произошедшего, после всей той боли, которую шэрхэ ему причинил, он не чувствует к нему отторжения. Даже страх и тот запрятался куда-то глубоко-глубоко, уступая место обжигающему желанию прикоснуться к своему мучителю, руками и губами пробовать гладкость его кожи, узнать какова она на вкус…
– Обещай, что будешь во всем меня слушаться, – голос звучал хрипло и глухо, непокорный Элю. Видя, что шэрхэ слегка нахмурился – наверняка тот привык все контролировать и не любил, когда им управляют – он поспешил добавить: – Ты ведь хочешь узнать, как это делают люди?
При этих словах легкие морщинки на лбу золотоглазого разгладились.
– Согласен.
Кажется у шэрхэ с голосом возникли похожие проблемы. Элю захотелось рассмеяться, потому что нервничающий шэрхэ – это было то-то невозможное, просто несусветное, совершенно за гранью его понимания. Чуть прикусив губу, он сдержал рвущийся наружу смех, сейчас было явно не время для веселья. Действительно, сейчас было время для секса. Не двигаясь с места и не предпринимая никаких действий, попросту не зная с чего начать, Эль все так же продолжал пожирать голодным взглядом лицо и тело шэрхэ.
– Почему ты ничего не делаешь?
– Сейчас, – едва смог выдохнуть юноша, изо всех сил борясь с не вовремя проснувшейся робостью.
Подняв руку, которая, казалось, весила целую тонну, он легонько, самыми кончиками пальцев провел по шее шэрхэ. Да, его кожа была действительно такой гладкой и нежной, как он себе и представлял. От этой мимолетной ласки золотоглазый вздрогнул, в его взгляде появилась неуверенность и даже паника (во всяком случае Элю показалось именно так), он шевельнул губами вероятно собираясь что-то сказать, но юноша закрыл его рот рукой.
– Т-ссс. Сейчас не время говорить, – прошептал он, нежно погладив мизинцем нижнюю губу шэрхэ. А затем, приблизив свое лицо к его, бережно, словно боясь обжечься или обжечь, поцеловал.
Губы шэрхэ были мягкие, нежные, пьянящие, словно лепестки сказочных цветов. Эль медленно обвел их языком, как бы пробуя на вкус, а затем, осторожно раздвинув, ворвался внутрь задевая небо, дразня шэрхэ, сплетаясь с его языком в диком, страстном танце и окончательно теряя голову от всего происходящего. И даже не обращая внимания на то, что шэрхэ до боли вцепился пальцами в его волосы.
***
Тенгри не знал, что ему делать – остановиться или продолжать дальше. И если разум требовал прекратить все немедленно, то тело настойчиво просило еще и еще, хотело чтобы к нему прикоснулись легкими воздушными, почти неощутимыми прикосновениями, либо сжали грубо, яростно, до сладкой, опьяняющей боли.
Когда шэрхэ соглашался на все это, он совсем не думал, что это будет так. Первое же легкое прикосновение к щеке пронзило Тенгри яркими искрами удовольствия. Он никогда не чувствовал так остро, он вообще редко позволял себе что-то чувствовать, скрывая свою неположенную настоящему шэрхэ слишком активную эмоциональность. Вот и доскрывался. Этот дикий, первобытный отклик своего тела напугал его практически до дрожжи. Он хотел возразить, сказать, что ничего не нужно и прекратить это безумство, но мальчишка остановил его, а затем началось что-то совсем уже невозможное. Чувства нахлынули и поглотили его окончательно, растворяя остатки все еще сопротивляющегося разума. Он уже не понимал, где его эмоции, где чужие, все переплелось, так плотно, словно нити тончайшего кружева.
***
Тяжело дыша, Эль наконец-то оторвался от губ шэрхэ. Он не знал, сколько прошло времени, сколько длился их поцелуй, все во вне утратило свой смысл. Ему одновременно казалось, что прошли лишь секунды и целая вечность. Сейчас, с влажными, припухшими от поцелуя губами и с мутным от страсти золотым взглядом шэрхэ выглядел еще притягательнее.
– Что же дальше? – немного придя в себя, но все еще дрожащим голосом спросило это золотоглазое чудо.
– Дальше… – губы Эля болезненно ныли от желания вновь ощутить вкус губ шэрхэ, коснуться кожи, впиться жестким поцелуем в бьющуюся жилку на его шее. – Сейчас увидишь… точнее почувствуешь.
Еще раз коротко прильнув к его манящим губам Эль опустился ниже осыпая легкими, словно крылья бабочки, поцелуями шею и грудь шэрхэ. Добравшись до соска, он игриво, чуть дразня, провел по нему кончиком языка, сорвав с губ своего любовника полузадушенный всхлип, а затем, вобрав в рот, начал интенсивно посасывать. Шэрхэ издав протяжный стон упал на кровать, увлекая Эля за собой. Он уже мало что соображал, его руки то отрывистыми и резкими, то медленными и дразнящими движениями ласкали спину и шею юноши.
Обласкав второй сосок Эль начал сползать ниже, прочерчивая огненную дорожку своим язычком и губами от груди к животу и к поясу все еще находившихся на шэрхэ штанов. Его поцелуи от легких и воздушных становились все более и более страстными, почти болезнеными. Элю доставляло просто невообразимое наслаждение чувствовать вкус кожи шэрхэ, биение его пульса под своими пальцами, жар его тела, слышать его стоны и знать, что это именно он, именно его ласки довели одну из этих невозмутимо холодных ледышек до такого состояния.
Подняв голову, юноша всмотрелся в лицо своего хозяина. Шэрхэ был в полной прострации; чуть прикусив нижнюю губу, он водил рассредоточенным, бездумным взглядом по комнате. В сознании Эля снова мелькнула гордость за себя, но тут же погасла, сметенная жаром страсти и осознанием того, что он возбужден вряд ли на много меньше. Тело горело и требовало продолжения, а твердый, как камень член буквально разрывался от желания. Нужно было, просто необходимо, идти дальше.
Чуть приподнявшись, юноша нежно дотронулся до уже очень хорошо заметного бугорка на штанах шэрхэ, одновременно призывно потираясь своим членом об его ногу. Шэрхэ даже не застонал – он просто взвыл выгибаясь так, словно в его теле совсем не было костей.
– Пожалуйста…
***
В тот момент, когда эта тихая просьба сорвалась с губ Тенгри, он и сам не осознавал, о чем же он хочет попросить, но человек словно бы все понял без слов. Быстро расстегнув его штаны он освободил увеличившийся от возбуждения член шэрхэ и, осторожно сжав его рукой, начал ласкать, легонько скользя по всей длине, чуть сжимая, нежными движениями большого пальца массируя влажную от смазки головку, другой рукой осторожно поглаживая налитые яички.
Тенгри полностью растворился в охвативших его чувствах, забывая обо всем – о правилах, законах, вековых запретах – сейчас это казалось не важным и даже более того – кощунственным. Разве можно запрещать такое? Шэрхэ полностью отдался во власть человека, он больше не мог ничего контролировать и даже попросту был не в силах сосредоточиться на чем-нибудь постороннем, на чем-то кроме ласкающих его рук и губ, нежного, мягкого тела, прижимающегося к нему, его эмоций, своих эмоций и безудержной, почти неконтролируемой силы, что сплеталась между ними. Он даже не заметил, абсолютно поглощенный ранее неведомыми и такими сладкими ощущениями, когда его маленький человек сумел стянуть с него штаны полностью, просто в какой-то момент с вялым удивлением осознал, что лежит абсолютно обнаженный.
Все так же продолжая ласкать его член человек потянулся к губам Тенгри снова заставляя окунуться в водоворот первозданной, будоражащей и такой сладкой силы. Но на этот раз его маленький раб слишком быстро на взгляд шэрхэ прервал поцелуй, когда же недовольный таким поворотом Тенгри потянулся за продолжением, лишь отрицательно покачал головой и, схватив его руку, поднес ее к своим губам, втянув два пальца в свой жаркий рот.
Тщательно облизав их (причем это смотрелось, да и чувствовалось так, что слегка пришедший в себя шэрхэ опять основательно ‘‘поплыл’‘), человек отстранился, лег на спину, подложив себе под спину небольшую подушечку, а затем, потянув Тенгри на себя, широко развел ноги и направил его руку вниз, к двум аппетитным белым полушариям.
– Нужно подготовить… растянуть… что бы нам обоим было приятно… – перерывающимся от страсти голосом, не в силах пускаться в пространные объяснения, пробормотал мальчишка.
Раскинувшийся на кровати, открытый, с широко раздвинутыми ногами и стоящим, словно боевое копье, членом он выглядел так соблазнительно, что Тенгри на секунду показалось, что он попросту сгорит от охватившего его тело пожара желания. Чудовищная мощь эмоций текла по его жилам, сплавляясь с его возбуждением, отбирая силы и одновременно даря небывалое могущество, уже невозможно было понять чья это сила: своя, его?.. Она была общей. Туманила разум, обжигала тело...
Его налившийся кровью член болезненно пульсировал, требуя разрядки, призывая как можно скорее оказаться в этом соблазнительном горячем теле и вбиваться в него изо всех сил, пытаясь почувствовать то самое неизведанное удовольствие. Но остатками былой воли Тенгри смог подавить это желание, ведь даже сейчас, сходя с ума от возбуждения, он абсолютно не хотел грубого совокупления, просто механического соединения тел, когда одному партнеру безразлично, что ощущает другой. Да, и надо признать, шэрхэ опасался, что если он поступит так, как подсказывает ему тело, то снова сделает мальчишке больно и его эмоции, сейчас больше похожие на штормовые волны, так сладко проходящие сквозь шэрхэ, будут снова закрыты. А еще он хотел понять, узнать, почувствовать… хотел увидеть, как его маленький человек бьется в его руках от удовольствия и наслаждения. Поэтому, вместо того, чтобы наброситься на мальчишку и, подмяв под себя, овладеть им, он только лег рядом. Его губы сами нашли губы человека, покрывая их невесомыми поцелуями, и, подразнивая, начали спускаться вниз, к шее, а чуткие пальцы осторожно поглаживали тугую горячую дырочку, заставляя мускулы расслабиться.
***
Наконец, один из пальцев шэрхэ проник внутрь и начал нежно двигаться там, позволяя привыкнуть. Эль тихонько вздохнул – кажется, все обошлось, а то он уже снова начал бояться, чего-то такого, что мелькнуло в глазах его хозяина, но, к счастью, сразу пропало. Он посмотрел на золотоглазого, который, переместившись ниже, теперь выцеловывал его грудь, заставляя член твердеть еще сильнее, хотя казалось – куда бы уже больше.
‘‘Как это может быть? Это просто невозможно – я занимаюсь сексом с шэрхэ… и наслаждаюсь этим, – рассеяно, словно сквозь туман думал юноша. – Может это сон или предсмертный бред?’‘
Но тут палец шэрхэ задел какую-то точку внутри. Мир взорвался фонтаном ярких красок, перед глазами заплясали разноцветные круги. От разлившегося по всему телу удовольствия можно было сойти с ума. Его бедра двигались сами собой, насаживаясь на палец золотоглазого, пытаясь повторить это чудесное ощущение.
Когда буйство красок перестало кружиться перед глазами, Эль заметил, что шэрхэ замер, непонимающим и каким-то пьяным взглядом смотря на него, явно не собираясь ничего предпринимать.
– Продолжай… пожалуйста… продолжай… так хорошо-о-о-о… – простонал юноша снова нетерпеливо двигая бедрами.
Шэрхэ нежно (!!!) улыбнулся и с явным удовольствием снова приступил к прерванному занятию.
Когда пальцев стало три, Эль понял, что подготовку надо заканчивать. Ему уже было достаточно, а если и нет, то все равно. Иначе, если это растянется еще хотя бы на какое-то время, он просто скончается от переполняющих его ощущений. Ну или элементарно кончит, что было пока крайне не желательно – в данный момент Эль отчаянно мечтал почувствовать горячую плоть шэрхэ внутри себя.
Извернувшись от ласкающих его губ и рук, юноша быстрым движением скользнул вниз и, не теряя времени даром, приник губами к бархатно-стальному стволу золотоглазого. Сначала Эль язычком пробежался по всей длине, остановившись на головке, легонько скользя по ней и чуть посасывая, а затем заглотил член почти полностью.
***
Когда губы человека коснулись его члена Тенгри показалось, что он умер, настолько сильное удовольствие пронзило его тело. То, что творил с ним этот восхитительно горячий ротик не возможно было передать словами. Он абсолютно потерял разум, все его ощущения и мысли сосредоточились в том самом органе, который с таким старанием сосал сейчас его маленький человек. И поэтому, когда тот внезапно отстранился, Тенгри даже зарычал от охватившего его разочарования, но тут же, окинув вокруг затуманенным взглядом, увидел, что мальчишка никуда не исчез. Вот он, рядом, снова лежит, расслаблено раскинувшись на кровати, с бесстыдно разведенными ногами, манящими, словно ворота рая.
– Иди ко мне…
Но Тенгри уже не нужно было даже звать. Почти мгновенно оказавшись рядом, он накрыл горячее тело мальчика своим и одним-единственным мощным толчком скользнул в тугую глубину. Замерев на несколько секунд, давая привыкнуть человеку к себе, Тенгри начал двигаться, сначала медленно и осторожно, словно пробуя, а затем все быстрее и быстрее, со всей силы вбиваясь в сладко стонущего и извивающегося под ним от страсти мальчишку.
Это не было похоже ни на что испытываемое или ощущаемое им ранее. Эмоции и энергия зашкаливали. Тело и разум плавились от испытываемого удовольствия. Невозможно, нереально… Частью сознания, еще не затуманенной блаженной дымкой, Тенгри с удивлением и каким-то немыслимым благоговением фиксировал невероятную силу эмоций, бьющую из мальчишки, да и из него самого тоже. Это был шквал, ураган, шторм…
Но когда мальчишка под ним, громко и как-то особенно проникновенно застонав, излился, пачкая их спермой, содрогаясь всем телом и как то по особенному сладко сжимаясь внутри, Тенгри окончательно снесло последние остатки разума, он был уже не в силах думать о чем либо еще. Глубоко вонзившись еще пару раз, он бурно кончил, чувствуя себя в этот момент самым счастливым существом на земле. Кажется, теперь он знал, что такое счастье не только в теории.
Продолжение в первых комментариях
@темы: Слеш, Сильные эмоции, Мое творчество
спасибо вам!!!
Спасибо!
Благодарность автору, за чудо))
мирэбо, спасибо, прочитала с удовольствием))) буду ждать проду)))
Спасибо! И еще бы хотелось про "много препятствий и долгий опасный путь к счастью"
Ой, давно это было. Уже с трудом вспоминается, о чем там дальше хотелось рассказать(