Жизнь - хитрая штука. Когда у тебя на руках хорошие карты, она решает сыграть в шахматы...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Внимание!
воскресенье, 26 сентября 2010
Жизнь - хитрая штука. Когда у тебя на руках хорошие карты, она решает сыграть в шахматы...
Название: Судьба любит пошутить
Автор: мирэбо.
Бета: Lirilai de Nomore.
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: м/м.
Жанр: романс, немного юмор
Размер: макси.
Статус: закончен.
Саммари: Проклятье вещь очень неприятная, особенно если благодаря ему ты оказываешься тесно связан с человеком, которого долгие годы ненавидел…
Дисклеймер: моё!
Размещение: с моего разрешения
От автора: Все будет очень просто и незамысловато))
Остальные главы можно найти здесь
Глава 7
Вернувшись в дом Люма, парни снова устроились все в той же достопамятной гостиной, стараясь переварить все произошедшее и решить, как же действовать дальше.
Первым нарушил молчание Лей:
— Нет, я знал, конечно, что маги люди эксцентричные, но никогда не думал, что до такой степени.
— Он всегда был немного странный, — весело улыбнувшись, подтвердил Люм. — Помню, когда я был маленьким, мы с отцом часто бывали у него в гостях, и он уже тогда казался таким же древним и таким же сумасшедшим. Возраст вообще мало меняет магов, только лишь подчеркивает доминирующие черты характера, да и для них те же пятнадцать лет — это песчинка в пустыне. Говорят, они выглядят на столько, на сколько внутренне себя ощущают, хотя я и не вполне склонен этому верить. Думаю, они сами управляют своей внешностью, а мэтру Зандру просто нравится реакция на свой внешний вид. А вообще подавляющее число магов имеют и более необычные привычки, просто чаще всего это не выставляют на показ так явно, да и не все увлечения настолько безобидны… Я достаточно хорошо общался с магами, им частенько нужны препараты, которые невозможно достать в обычных лавках, так что неплохо изучил их стиль мышления… И, на вашем месте, я бы все же не стал пренебрегать советами мэтра. Он, конечно, порой ведет себя, словно маленький ребенок, но, не смотря на это, является одним из самых лучших знатоков теории магии, а уж в знании проклятий с ним вряд ли кто-то сравнится, во всяком случае из Гильдии. Да и слов на ветер он не бросает.
Арэйн тихо застонал.
— О, ради Богов, Люм, только не начинай читать лекцию о возможностях магов. Я этого не выдержу.
— Не беспокойся. Не буду.
— И это ты говоришь «немного», тогда я даже не хочу знать что такое «чересчур», — ворчливо пробормотал блондин. — Да я как-то уже догадался, что это ему просто нравится притворятся простачком и водить других за нос. Но это ни на полушку не уменьшает степень моего удивления при первом взгляде на старика и его жилище.
— Шокировать людей он любит, — согласно кивнул Люм. — Ты еще не видел, какие фортели он с другими клиентами откалывает, это я просто попросил сильно не издеваться, потому что вам и так досталось. А уж что, говорят, он вытворяет при императорском дворе…
— Могу представить.
Люм весело фыркнул, вероятнее всего что-то вспомнив и явно сдерживая рвущийся наружу смех.
— Вряд ли, на такое даже у вас двоих фантазии не хватит, — а затем резко посерьезнел. — Так все-таки, что вы собираетесь делать? Неужели ехать искать этого отшельника?
— А нам больше ничего и не остается. Или ты можешь предложить что-то еще? — наконец подал голос до сих пор молчавший Арэйн.
— Необязательно же сами. Можно послать кого-нибудь к нему… — с легким налетом задумчивости, словно бы уже обдумывая детали плана предстоящей авантюры, протянул Люмьер. — Пусть для начала они поинтересуются, как снять проклятие.
Арэйн с сомнением покачал головой.
— Нет. Из этого вряд ли что-то хорошее выйдет. Ты ведь знаешь жрецов Сайен-даану… Они следуют каким-то своим, только им известным правилам. И я не говорю о их логике — ее вообще невозможно понять. Не думаю, что этот исключение. Он вполне может заартачиться и ничего не сказать. Да и возможно ему нужно будет посмотреть на нас, оценить степень проклятия и его силу, как это сделал твой мэтр. Поэтому ехать нам придется в любом случае, иначе это будет попусту потраченное время.
— Что ж, тогда я еду с вами!
— Зачем ты-то нам сдался?! — фыркнул лишенный даже намека на деликатность Лей. — Или думаешь, что мы такие беспомощные, что и шагу без твоего присмотра сделать не состоянии? Спешу тебя огорчить — свой нереализованный «материнский» инстинкт можешь растрачивать на ком-нибудь другом. Сами справимся, особенно теперь, когда благодаря средству старика, мы через несколько дней перестанем изображать из себя парочку жертв приворотного зелья.
— Помощь никогда не бывает лишней, — недовольно зыркнул на него Люм. — И вообще, у тебя я не спросил что мне делать. Захочу и поеду и…
— Люм не кипятись, Лей прав, — нельзя сказать, что эти слова дались Ару с такой уж легкостью — все таки признавать правоту того, с кем ты привык спорить до хрипоты по любому поводу, всегда неимоверно сложно. Особенно, когда одновременно ты не соглашаешься со своим лучшим другом, но смысла в сопровождении их Люмьером брюнет просто не видел.
Домашний мальчик, махавший шпагой только в пределах тренировочного зала, не привыкший к опасностям и трудностям, не знающий многого о теневой стороне жизни. Именно таким был Люм, даже не смотря на всю свою истинно торговую хитрость и изворотливость. Вряд ли он мог стать большой подмогой в какой-либо непредвиденной ситуации. Наоборот, опасение за жизнь лучшего друга в подобный момент может сыграть с Арэйном не самую лучшую шутку, поэтому он решил быть в этом вопросе абсолютно непреклонным.
— Ар! Я не понимаю — почему? — Люм выглядел до крайности возмущенным такой «черной неблагодарностью» своего друга. — Я ведь могу быть полезен…
— Чем же это?
— Ну… Хотя бы…
— Можешь даже не пытаться что-нибудь выдумывать, — наблюдая за потугами друга придумать хоть что-либо более или менее логичное, усмехнулся Ар, — все равно ничего не получится. Со всем, что встретится в пути, даже включая что-то совсем непредвиденное, мы и сами справимся. Так что лучше смирись, — а затем серьезно добавил. — Люм, поверь, я очень благодарен тебе за все, но больше ты ничем нам помочь не сможешь. Мы с Леем должны разобраться с этим сами. И поездка с нами — это плохая идея. Мы пока не знаем, что можно ожидать там и сколько это займет времени. Пока найдем отшельника, все таки пункт назначения — Лунные горы — это так расплывчато, неизвестно, где именно нам там его искать, пока уговорим нам помочь… Да и сможет ли он сам помочь или отправит нас куда-нибудь еще… А дела тебя ждать не будут, и я не хочу быть причиной твоего разорения… И это все не говоря уже о том, что двоим просто легче пройти там где трое огребут массу неприятностей и…
— Ну допустим до разорения мне далеко, и вполне можно было бы оставить моего заместителя управлять всем… Ничего бы не случилось. Но я все понял, не беспокойся, просто будь осторожен. Очень не хочу потерять друга из-за какой-то глупой случайности. И уж если так все сложилось — хорошенько береги своего врага, — при этих словах глаза Люма излишне весело сверкнули, но Ару было совсем некогда разбираться в настроениях своего друга. — И, пожалуйста, не ведите себя, как маленькие капризные дети, смотрите, не прибейте друг друга по дороге.
Не успел Ар даже открыть рот, чтобы ответить на это странное напутствие, как Лей успел вмешаться первым:
— Конечно, конечно, мамочка, — кривляясь, затараторил он. — Мы обещаем быть вежливыми и воспитанными мальчиками, не будем ругаться нехорошими словами и обязательно будем мыть уши и шею перед сном…
И быстро спрятался за спину Ара, спасаясь от пущенной в него возмущенным до глубины души Люмом подушки.
Ночью Арэйн долго не мог заснуть, пытаясь разложить по полочкам все произошедшее за последние сутки. Казалось бы так мало — всего какие-то жалкие двадцать четыре часа — и вся его жизнь: мысли, ощущения, желания — все поставлено с ног на голову. Он теперь и сам не знал, что является правильным и верным, а что наоборот ложным.
Арэйн повернул голову и посмотрел на лежавшего рядом Лея, который, удобно устроив голову ему на плече и одной рукой обняв поперек груди, тихо и безмятежно посапывал, щекоча горячим дыханием шею. Вот кому можно было бы позавидовать -никаких метаний, никаких сомнений, никакого страха…
А ведь Арэйн боялся, очень. Сам даже не зная чего больше — того, что проклятие не снимут, или того, что его снимут слишком быстро. Что он больше никогда, никогда… Нет, он не должен об этом думать, конечно же он хочет, чтобы сняли проклятие и как можно скорее. Как же может быть иначе? Главное повторять про себя это почаще и не смотреть, не думать…
Не смотреть…
Легко сказать, но так сложно оторвать взгляд. Глубоко и спокойно дышащий Лейлан сейчас выглядел так уютно и по-домашнему, так нежно, открыто, невинно, что отвести глаза было поистине невозможно. Наоборот, хотелось скользить по этому телу не только взглядом, попробовать, ощутить… А вот об этом Арэйн предпочитал не думать совсем, гоня от себя эти дикие мысли.
Он никогда не интересовался мужчинами, хотя, конечно же, прекрасно знал о возможности подобных отношений и даже видел такие пары, но вот чтобы применить подобное к себе… Это казалось поистине сумасшествием…
И уж тем более Ар никогда не мог даже подумать, что будет желать даже не просто какого-то абстрактного мужчину, а того, кого, казалось бы, всем сердцем ненавидел. Или уже не ненавидел?
Все эти безумные мысли плавили мозг.
Что это? Его желание или побочный результат проклятья? Нет! Ар не хотел об этом знать, он просто хотел, чтобы все это поскорее закончилось. Забыть!
Или все же не хотел? Однозначного ответа на все эти вопросы не было. Сознание Арэйна, казалось, состояло из двух равных частей, желавших совершенно противоположного и никак не хотевших прийти к консенсусу. И от этого не было спасения.
Совершенно запутавшись в собственных мыслях и рассуждениях, Арэйн попытался переключится на что-либо другое. Ему вспомнился сегодняшний вечер. После того, как удалось отговорить Люмьера от настойчивого желания их сопровождать, лучший друг заявил, что раз так, то он берет всю подготовку к путешествию на себя. Утомленные всем случившимся воры, не желая с ним спорить, почти безропотно согласились. Тем более, что ходить по лавкам и покупать необходимые предметы и вещи (инструменты, карты и т. д.) Ару с Леем в их теперешнем состоянии было весьма затруднительно.
Вечером, обсудив детали и плотно поужинав, парни двинули спать, уже было направив свои стопы в сторону той комнаты, в которой они отдыхали утром, но были вежливо остановлены и препровождены молчаливым дворецким в другую, выделенную им глубоко проникшимся проблемой Люмом. Но что это была за комната… Целый зал, обставленный, словно королевские апартаменты.
Комната для Высоких гостей, имевшаяся у каждого более или менее влиятельного человека империи. Никто ведь не знает, что может прийти Великим мира сего — вдруг они захотят воспользоваться твоим гостеприимством? Вот тут-то и нужно не ударить в грязь лицом.
Это обычай — в обязательном порядке обустраивать у себя в доме подобные комнаты — произошел от правящего примерно лет сорок назад императора Вейлана Первого, который просто обожал путешествовать по Империи, объездив ее вдоль и поперек наверное с тысячу раз. И останавливаться он любил не в гостиницах или, не дай Боги, на постоялых дворах, а в домах своих подданных, выбирая по принципу — какой больше приглянется ему по дороге. Поэтому сложно было угадать, к кому он заявится погостить в этот раз — к знатному вельможе, зажиточному торговцу или просто к разбогатевшему крестьянину. Какую ступеньку занимал в иерархии домовладелец императора интересовало мало, наоборот, он был даже рад узнать поближе людей из разных слоев общества. Единственное, что ему было важно, — комфорт, как бы странно это не казалось относительно такого заядлого путешественника. И если Вейлану нравилось, как его приняли в доме, то он вполне мог щедро одарить хозяина, раздавая золото и блага с истинно императорской расточительностью. Правда, и угодить его вкусам было далеко не так уж просто, поэтому каждый старался как мог — а то вдруг в следующий раз имперская карета остановится перед его дверью?
Правил Вейлан долго, до глубокой старости не изменяя своему увлечению. Поэтому, привыкшие к такой странности подданные даже после того, как на престол взошел его приемник, бывший волей случая ужасным домоседом, не изменили своей привычке оставлять одну комнату для императора. Вдруг в нынешнем правителе проснется семейная тяга к путешествиям.
Арэйн как-то и раньше не сомневался, что такая комната обязательно должна быть в доме Люмьера, но только ему еще ни разу не удавалось ее увидеть. Не интересовался как-то. А здесь…
И отчего этот паршивец решил, что им подходит именно эта комната? Если бы Ар так хорошо не знал характер своего друга, то просто подумал бы, что тот над ним издевается.
Арэйн бы лучше предпочел что-нибудь попроще… Здесь же… Приглушенный свет, роскошная обстановка, все это как-то настраивало на неуместно романтичный лад. Да и это монументальное творение неизвестного мебельщика, то бишь в просторечии — кровать под балдахином, заметно выделяющаяся в пейзаже комнаты своими гигантскими размерами, наводило на весьма и весьма фривольные мысли. А еще, в добавок к этому, снова просыпались совсем уж ненужные и лишние в данный момент откровенные фантазии, заставляя Ара заметно нервничать по этому поводу.
Лей тоже был не слабо раздражен, рыча и огрызаясь все то время, пока проходил сеанс вечернего умывания и подготовки ко сну. Он даже зачем-то настоял на том, чтобы они легли спать полностью в одежде, не желая слышать доводы Ара, что к нему никто приставить не собирается.
Арэйн молчал из последних сил, стараясь ничего не отвечать на едкие и колкие замечания собрата по несчастью, пытаясь быть терпеливее и внутренне повторяя про себя, что тот имеет право на плохое настроение. Но с каждой минутой Лей становился все более и более невыносимым, настолько, что у Ара даже руки зачесались в стремлении ощутить, как под ними сминается беззащитное горло этого не слишком остроумного шутника. Но собственная шея, еще слишком хорошо помнившая, чем закончились для нее подобные стремления, отзывалась на эти мысли тупым нытьем. Поэтому брюнет изо всех сил подавлял в себе это и другие кровожадные желания, и только когда Лейн окончательно вывел его из себя, он, лишь крепко прижав его к себе, рыкнул ему прямо в ухо:
— Да замолчишь ты когда-нибудь или нет?!
От громкого звука Лей болезненно скривился, но прекращать свою «истерику», как обозвал про себя его состояние Ар, не собирался:
— Не беспокойся громила, в этой жизни мое молчание тебе не светит, так что лучше смирись и не говори, что я тебя не предупреждал. И, кстати, советую не сжимать меня так сильно, сломаешь ребра — болеть будет у обоих!
— Ничего, не сломаю! Я аккуратно, — обманчиво ласковым голосом пропел Ар. — Зато ты может быть прекратишь строить из себя всеми обиженного ежика.
Лейн внимательно посмотрел ему в глаза и с мерзкой ухмылочкой придвинул свое лицо еще ближе, почти в плотную к лицу брюнета и тихим, томным голосом с едва заметным придыхание зашептал:
— Ты уверен, что все дело в этом, мииилый?
Дыхание Лейна смешивалось с его дыханием, и Арэйн, которого и так бросало в пот от подобной близости, ощутил, что штаны ему стали заметно тесноваты, и замер, словно каменная статуя, молясь, чтобы проклятый змееныш, так нагло его провоцирующий, ничего не заметил.
— Просто ты, — в тоже самое время, пока Ар боролся с сами собой, продолжал Лей все тем же лилейным голосом, — так обвиняющий меня в пристрастии к мужчинам, как бы ты не отнекивался и сам не прочь потискать какого-нибудь паренька в укромном уголке или даже больше. Вот только я тебе уже говорил, — его голос из сладко-соблазнительного стал стальным, — что для своих игр тебе придется найти кого-нибудь другого. На меня можешь даже не рассчитывать. А теперь отпусти!
Что ответить на этот выпад? Отрицать подобное предположение было бы откровенным враньем, но и признать, что он так откровенно желает мужчину Арэйн просто не мог. Тем более что хотел он ни кого-нибудь абстрактного, не просто любого, а только то белобрысое наказание, которое сейчас сверлило его гневным взглядом топазовых глаз. Решив, что подумает об этом позже Ар разжал стиснутые руки.
Вывернувшись из чуть ослабленных объятий Лей отвернулся, лишь слегка прислонившись спиной к плечу брюнета.
Они стояли так несколько минут никто из них никак не решался перервать затянувшееся молчание. Наконец, Арэйн, все же справившись с собственными гормонами и запихнувший неподобающие мысли куда подальше, заговорил:
— Послушай, Лей, мы оба не в восторге от всего этого и… я тебя понимаю — у меня тоже нервы на пределе… Но ты сам еще недавно говорил, что нужно пытаться сдерживаться, пытаться сосуществовать друг с другом…
— Я знаю, просто не думал, что это будет так сложно.
Голос Лея звучал глухо и как-то обиженно-безнадежно, настолько, что Ар с трудом подавил в себе желание снова прижать его к себе, только теперь не для того, чтобы наказать, а чтобы утешить, словно маленького потерявшегося ребенка. И только ожидаемая стопроцентно отрицательная реакция блондина на его действия остановила Арэйна. Вместо этого он спросил:
— Но мы ведь постараемся?
— Постараемся… — словно эхо повторил за ним Лей, а затем, повернувшись и посмотрев прямо Ару в глаза, добавил: — Прости, что не сдержался.
Взгляд блондина был такой грустный и потерянный, что Ар, проглотив все претензии, тепло улыбнулся в ответ:
— Ладно уж, ничего страшного. Скоро будет легче, когда лекарство начнет действовать, а там и вообще избавимся от этого мархового проклятья.
Лей улыбнулся в ответ. Не такой улыбкой, как всегда, больше похожей на какую-то насмешливую гримасу, придававшую ему такое выражение, словно бы он смеется над всем миром, а настоящей, живой, чуть неуверенной, делавшей его, казалось бы, совершенно беззащитным перед всем миром. На сердце Арэйна потеплело. Но уже через мгновенье блондин снова «закрылся», став все той же самой ехидной заразой, какой знали его все.
— Тогда почему бы нам не попробовать разъединиться сейчас? Хватит уже изображать из себя две слипшиеся карамельки!
— Ты думаешь получится? Не рано ли! Ведь маг предупреждал…
— А мы медленно и аккуратно. Несколько часов прошло, должно было уже подействовать. В крайнем случае мы же ничем не рискуем — всегда можно приклеится обратно.
— Ну тогда давай. На счет три!
— Три!
Предложение Лейлана, хотя и было весьма неожиданным и, надо сказать, на взгляд Ара слегка несвоевременным, но брюнет ухватился за него, словно утопающий за последнюю соломинку.
Ар прекрасно понимал, что если так пойдет и дальше, то он не выдержит, обязательно выдаст свое состояние перед недругом, который, в свою очередь, устроит ему очередной образцово-показательный скандал. Поэтому нужно было рискнуть.
На этот раз боль пришла не сразу. Арэйн даже успел обрадоваться, что им уже не обязательно прикасаться друг к другу, но, как оказалось, рано торжествовал. Через две или три минуты по телу Арэйна прошла дрожь. Сначала не болезненная — просто неприятная, но с каждым мгновением скручивающая мышцы все сильнее. Позже появилось ощущение, как будто в каждый нерв вгоняют острые раскаленные иглы. С Леем, насколько он мог судить по выражению лица блондина, происходило то же самое.
Конечно же, эта боль была уже не такой сильной, скорее отголоском той, что они испытывали в храме, но все же весьма неприятной.
Решив, что поиздеваться над собой они еще успеют, Ар одним шагом преодолел разделяющее их пространство, сгреб Лейна в охапку и, уткнувшись ему куда-то в шею, тихо, чтобы не выдать дрожжи в голосе прошептал:
— Кажется, мы слегка поторопились…
— Да уж… — в нетвердом голосе блондина слышалась грустная усмешка. — Придется потерпеть друг друга еще какое-то время.
После этого, не сказав друг другу больше ни слова, они, закончив приготовления ко сну, легли в кровать. И если Лей уснул практически сразу, то Ар еще долго лежал без сна, пытаясь разложить все происходящее по полочкам. Впрочем, сон сморил его много раньше, чем он смог добраться до истины.
…Девушка была горячей и страстной. С нежным, гибким телом и изумительно гладкой кожей. Она так потрясающе извивалась и стонала в его руках, что Ар просто сходил с ума от возбуждения. Не в силах больше сдерживаться, он притянул ее еще ближе к себе, собираясь приступить к самому главному и…
Арэйн не знал, что его разбудило, и даже не сразу понял, что девушка, которую он видел, была сном. Потому что и в реальности он так же продолжал ощущать прижатое к себе горячее податливое тело, которое, судя по издаваемым им звукам, было вполне распаленным и готовым к большему. И даже не только готовым, а настойчиво требующим, чтобы его отлюбили сейчас же и как следует.
Еще не отойдя от сна, действуя на одних инстинктах, Ар потянулся к нему. Но стоило только брюнету открыть глаза…
Образ девушки испарился, как дым, но легче от этого отнюдь не стало. То, что явилось его взору в тот момент, было живым воплощением тех вчерашних запретных фантазий, которые Ар с таким трудом пытался отогнать. Лежащий в его объятиях Лей вызывал у и так уже перевозбужденного брюнета совершенно крышесносные эмоции. Он был бесподобен — бесстыдно прижимающийся к нему, так, что Ар словно бы чувствовал собой каждый изгиб его фигуры, нежными прикосновениями пальцев ласкающий его плечи, шею и затылок, заставляя удовольствие разрядами пробегать по нервам, скапливаясь внизу живота, легонько трущийся об него всем телом и настолько откровенно страстно-возбуждающе постанывающий, приоткрыв свои розовые губы… Такое зрелище даже каменную статую не могло оставить равнодушным, а Арэйн, был далеко не каменным. Хотя… может быть и не совсем так. Одна часть его тела сейчас уже вполне могла сравнится по крепости с гранитом.
При всем при этом блондинчик явно не осознавал своих действий, все еще пребывая в сонном угаре… Об этом можно было судить по крепко зажмуренным глазам и хаотичности движений. Впрочем, Арэйну было сейчас не до оценки степени адекватности партнера.
Самоконтроль летел в дальние дали, оставляя только сжигающее все на своем пути, словно лесной пожар, желание. Разум, на краю сознания невнятно шептавший что-то предостерегающее, отступал все дальше и дальше вглубь, сдавая свои позиции под таким напором, оставляя править балом одни голые инстинкты.
Сам еще до конца не понимая, что он делает, Ар потянулся к нежным, манящим губам, которыми бредил вот уже почти сутки, накрывая их своими, лаская их, смакуя, словно хмельное пряное вино, аккуратно проникая в горячую глубину рта и сплетаясь в безумном первобытном танце с юрким языком. Не находя никакого даже малейшего сопротивления, его руки, поглаживая, беспорядочно метались по телу блондина, забираясь под уже смятую и сбившуюся во сне рубашку, расстегивая пояс штанов, пытаясь охватить целиком, впитать полностью, без остатка, прочувствовать еще острее, полнее, ближе.
Кожа Лейна была словно горячий шелк, такая нежная, гладкая, ощущения вызываемые ею под своими пальцами казались Арэйну даже в сто крат лучше чем там, в душе. Может быть потому, что сейчас не было страха, не надо было ни от кого прятаться, скрывать свои эмоции, не нужно было врать себе и другим… Полное, беспросветное безумие, охватившее их целиком. Нет ничего недозволенного или неправильного, нет запретов, нет язвительных ухмылок и презрительных взглядов. Нет ничего… и есть все…
Наконец, оторвавшись от губ, напоследок шаловливо лизнув уголок рта, Ар легкими, словно прикосновения крыльев бабочки, почти невесомыми поцелуями скользнул по щеке. Осторожно прикусив зубами мочку уха он чуть пощекотал ее кончиком языка, чем заработал еще один довольный стон Лея, а затем, спустившись вниз, осторожными движениями губ начал ласкать шею, чувствуя бешенное биение пульса.
Ару хотелось попробовать его всего, ощутить, какова его кожа на вкус, покрыть поцелуями каждый сантиметр этого соблазнительного тела.
Рванув шнуровку на рубашке, он обнажил грудь и почти с благоговением приник к темным бусинам сосков, выделявшихся на чуть золотистой коже, словно вишневый джем на сливочном мороженном. Облизывая и осторожно, чтобы не причинить боли, покусывая их, Арэйн упивался острой реакцией на свои ласки. Казалось, еще немного и он сам кончит вот так просто, только от того, что смог доставить такое удовольствие своему партнеру.
Глаза блондина были все так же закрыты, но он отвечал так яростно и страстно, что не оставалось ни малейшего сомнения, что по крайней мере его тело принимает в происходящем живейшее участие.
О том же, что будет тогда, когда Лей очнется, Арэйн предпочитал не думать. Хотя в этот момент он вообще ни о чем не думал, полностью сосредоточившись на страстно-горячем теле в своих руках.
Когда одна из рук Арэйна наконец-то проникла в уже давно расстегнутую ширинку блондина и легонько сжала горячий бархатно-стальной ствол, начиная почти невесомо скользить по нему, Лей тихонько, чуть жалобно всхлипнул и, задышав часто-часто, начал яростно толкаться бедрами в ласкающие его пальцы, стараясь усилить и продлить ощущения.
Поймав слетевший с губ блондина вскрик, Ар снова впился в них поцелуем. На этот раз уже не легким и нежным, а страстным, жадным, требовательным. Он продолжал ловить глубокие стоны, все наращивая темп движения пальцев на каменно-твердом, пульсирующем органе Лея, при этом сам осторожно потираясь пахом о бедро блондина, пока не почувствовал, как тот, вздрогнув всем телом от накатившего удовольствия, не излился ему в руку. Ар кончил следом, даже не прикасаясь к себе, только от осознания того, что человек рядом с ним, сейчас дрожащий в оргазме от его ласк, никто иной как Лей, его бывший враг. А теперь?.. Друг?.. Любовник?.. Любимый?.. Просто мимолетное увлечение?.. Кто?
Брюнет чувствовал, что его отношение к прекрасному принцыку навсегда изменилось. Но как?
Арэйн не знал. Только лежа сейчас с закрытыми глазами и отходя от самого офигительного оргазма в своей жизни, он понимал, что так хорошо и так спокойно как рядом с этим язвительным красавчиком ему не было ни с одной из череды его многочисленных любовниц. И это несмотря на то, что секса как такового у них с Леем пока еще не было.
Пока еще?!
Неужели он думает о продолжении? Нет, это никогда не повторится, никогда… Нужно оставить безумству принадлежащие ему мгновения, забыть и спокойно жить дальше…
Вот только получится ли забыть?…
В какой-то момент лежания в нирване, до него дошла мысль, что вообще-то нужно бы привести себя и Лейна в порядок. Ну хотя бы примерный, потому что вряд ли блондин обрадуется тому, чем они тут занимались, скорее наоборот… А так, дай Боги, просто подумает, что ему очень хороший сон приснился.
К сожалению, как и многие по-настоящему полезные мысли в нашей жизни, эта пришла с большим опозданием.
Автор: мирэбо.
Бета: Lirilai de Nomore.
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: м/м.
Жанр: романс, немного юмор
Размер: макси.
Статус: закончен.
Саммари: Проклятье вещь очень неприятная, особенно если благодаря ему ты оказываешься тесно связан с человеком, которого долгие годы ненавидел…
Дисклеймер: моё!
Размещение: с моего разрешения
От автора: Все будет очень просто и незамысловато))
Остальные главы можно найти здесь
Глава 7
Вернувшись в дом Люма, парни снова устроились все в той же достопамятной гостиной, стараясь переварить все произошедшее и решить, как же действовать дальше.
Первым нарушил молчание Лей:
— Нет, я знал, конечно, что маги люди эксцентричные, но никогда не думал, что до такой степени.
— Он всегда был немного странный, — весело улыбнувшись, подтвердил Люм. — Помню, когда я был маленьким, мы с отцом часто бывали у него в гостях, и он уже тогда казался таким же древним и таким же сумасшедшим. Возраст вообще мало меняет магов, только лишь подчеркивает доминирующие черты характера, да и для них те же пятнадцать лет — это песчинка в пустыне. Говорят, они выглядят на столько, на сколько внутренне себя ощущают, хотя я и не вполне склонен этому верить. Думаю, они сами управляют своей внешностью, а мэтру Зандру просто нравится реакция на свой внешний вид. А вообще подавляющее число магов имеют и более необычные привычки, просто чаще всего это не выставляют на показ так явно, да и не все увлечения настолько безобидны… Я достаточно хорошо общался с магами, им частенько нужны препараты, которые невозможно достать в обычных лавках, так что неплохо изучил их стиль мышления… И, на вашем месте, я бы все же не стал пренебрегать советами мэтра. Он, конечно, порой ведет себя, словно маленький ребенок, но, не смотря на это, является одним из самых лучших знатоков теории магии, а уж в знании проклятий с ним вряд ли кто-то сравнится, во всяком случае из Гильдии. Да и слов на ветер он не бросает.
Арэйн тихо застонал.
— О, ради Богов, Люм, только не начинай читать лекцию о возможностях магов. Я этого не выдержу.
— Не беспокойся. Не буду.
— И это ты говоришь «немного», тогда я даже не хочу знать что такое «чересчур», — ворчливо пробормотал блондин. — Да я как-то уже догадался, что это ему просто нравится притворятся простачком и водить других за нос. Но это ни на полушку не уменьшает степень моего удивления при первом взгляде на старика и его жилище.
— Шокировать людей он любит, — согласно кивнул Люм. — Ты еще не видел, какие фортели он с другими клиентами откалывает, это я просто попросил сильно не издеваться, потому что вам и так досталось. А уж что, говорят, он вытворяет при императорском дворе…
— Могу представить.
Люм весело фыркнул, вероятнее всего что-то вспомнив и явно сдерживая рвущийся наружу смех.
— Вряд ли, на такое даже у вас двоих фантазии не хватит, — а затем резко посерьезнел. — Так все-таки, что вы собираетесь делать? Неужели ехать искать этого отшельника?
— А нам больше ничего и не остается. Или ты можешь предложить что-то еще? — наконец подал голос до сих пор молчавший Арэйн.
— Необязательно же сами. Можно послать кого-нибудь к нему… — с легким налетом задумчивости, словно бы уже обдумывая детали плана предстоящей авантюры, протянул Люмьер. — Пусть для начала они поинтересуются, как снять проклятие.
Арэйн с сомнением покачал головой.
— Нет. Из этого вряд ли что-то хорошее выйдет. Ты ведь знаешь жрецов Сайен-даану… Они следуют каким-то своим, только им известным правилам. И я не говорю о их логике — ее вообще невозможно понять. Не думаю, что этот исключение. Он вполне может заартачиться и ничего не сказать. Да и возможно ему нужно будет посмотреть на нас, оценить степень проклятия и его силу, как это сделал твой мэтр. Поэтому ехать нам придется в любом случае, иначе это будет попусту потраченное время.
— Что ж, тогда я еду с вами!
— Зачем ты-то нам сдался?! — фыркнул лишенный даже намека на деликатность Лей. — Или думаешь, что мы такие беспомощные, что и шагу без твоего присмотра сделать не состоянии? Спешу тебя огорчить — свой нереализованный «материнский» инстинкт можешь растрачивать на ком-нибудь другом. Сами справимся, особенно теперь, когда благодаря средству старика, мы через несколько дней перестанем изображать из себя парочку жертв приворотного зелья.
— Помощь никогда не бывает лишней, — недовольно зыркнул на него Люм. — И вообще, у тебя я не спросил что мне делать. Захочу и поеду и…
— Люм не кипятись, Лей прав, — нельзя сказать, что эти слова дались Ару с такой уж легкостью — все таки признавать правоту того, с кем ты привык спорить до хрипоты по любому поводу, всегда неимоверно сложно. Особенно, когда одновременно ты не соглашаешься со своим лучшим другом, но смысла в сопровождении их Люмьером брюнет просто не видел.
Домашний мальчик, махавший шпагой только в пределах тренировочного зала, не привыкший к опасностям и трудностям, не знающий многого о теневой стороне жизни. Именно таким был Люм, даже не смотря на всю свою истинно торговую хитрость и изворотливость. Вряд ли он мог стать большой подмогой в какой-либо непредвиденной ситуации. Наоборот, опасение за жизнь лучшего друга в подобный момент может сыграть с Арэйном не самую лучшую шутку, поэтому он решил быть в этом вопросе абсолютно непреклонным.
— Ар! Я не понимаю — почему? — Люм выглядел до крайности возмущенным такой «черной неблагодарностью» своего друга. — Я ведь могу быть полезен…
— Чем же это?
— Ну… Хотя бы…
— Можешь даже не пытаться что-нибудь выдумывать, — наблюдая за потугами друга придумать хоть что-либо более или менее логичное, усмехнулся Ар, — все равно ничего не получится. Со всем, что встретится в пути, даже включая что-то совсем непредвиденное, мы и сами справимся. Так что лучше смирись, — а затем серьезно добавил. — Люм, поверь, я очень благодарен тебе за все, но больше ты ничем нам помочь не сможешь. Мы с Леем должны разобраться с этим сами. И поездка с нами — это плохая идея. Мы пока не знаем, что можно ожидать там и сколько это займет времени. Пока найдем отшельника, все таки пункт назначения — Лунные горы — это так расплывчато, неизвестно, где именно нам там его искать, пока уговорим нам помочь… Да и сможет ли он сам помочь или отправит нас куда-нибудь еще… А дела тебя ждать не будут, и я не хочу быть причиной твоего разорения… И это все не говоря уже о том, что двоим просто легче пройти там где трое огребут массу неприятностей и…
— Ну допустим до разорения мне далеко, и вполне можно было бы оставить моего заместителя управлять всем… Ничего бы не случилось. Но я все понял, не беспокойся, просто будь осторожен. Очень не хочу потерять друга из-за какой-то глупой случайности. И уж если так все сложилось — хорошенько береги своего врага, — при этих словах глаза Люма излишне весело сверкнули, но Ару было совсем некогда разбираться в настроениях своего друга. — И, пожалуйста, не ведите себя, как маленькие капризные дети, смотрите, не прибейте друг друга по дороге.
Не успел Ар даже открыть рот, чтобы ответить на это странное напутствие, как Лей успел вмешаться первым:
— Конечно, конечно, мамочка, — кривляясь, затараторил он. — Мы обещаем быть вежливыми и воспитанными мальчиками, не будем ругаться нехорошими словами и обязательно будем мыть уши и шею перед сном…
И быстро спрятался за спину Ара, спасаясь от пущенной в него возмущенным до глубины души Люмом подушки.
***
Ночью Арэйн долго не мог заснуть, пытаясь разложить по полочкам все произошедшее за последние сутки. Казалось бы так мало — всего какие-то жалкие двадцать четыре часа — и вся его жизнь: мысли, ощущения, желания — все поставлено с ног на голову. Он теперь и сам не знал, что является правильным и верным, а что наоборот ложным.
Арэйн повернул голову и посмотрел на лежавшего рядом Лея, который, удобно устроив голову ему на плече и одной рукой обняв поперек груди, тихо и безмятежно посапывал, щекоча горячим дыханием шею. Вот кому можно было бы позавидовать -никаких метаний, никаких сомнений, никакого страха…
А ведь Арэйн боялся, очень. Сам даже не зная чего больше — того, что проклятие не снимут, или того, что его снимут слишком быстро. Что он больше никогда, никогда… Нет, он не должен об этом думать, конечно же он хочет, чтобы сняли проклятие и как можно скорее. Как же может быть иначе? Главное повторять про себя это почаще и не смотреть, не думать…
Не смотреть…
Легко сказать, но так сложно оторвать взгляд. Глубоко и спокойно дышащий Лейлан сейчас выглядел так уютно и по-домашнему, так нежно, открыто, невинно, что отвести глаза было поистине невозможно. Наоборот, хотелось скользить по этому телу не только взглядом, попробовать, ощутить… А вот об этом Арэйн предпочитал не думать совсем, гоня от себя эти дикие мысли.
Он никогда не интересовался мужчинами, хотя, конечно же, прекрасно знал о возможности подобных отношений и даже видел такие пары, но вот чтобы применить подобное к себе… Это казалось поистине сумасшествием…
И уж тем более Ар никогда не мог даже подумать, что будет желать даже не просто какого-то абстрактного мужчину, а того, кого, казалось бы, всем сердцем ненавидел. Или уже не ненавидел?
Все эти безумные мысли плавили мозг.
Что это? Его желание или побочный результат проклятья? Нет! Ар не хотел об этом знать, он просто хотел, чтобы все это поскорее закончилось. Забыть!
Или все же не хотел? Однозначного ответа на все эти вопросы не было. Сознание Арэйна, казалось, состояло из двух равных частей, желавших совершенно противоположного и никак не хотевших прийти к консенсусу. И от этого не было спасения.
Совершенно запутавшись в собственных мыслях и рассуждениях, Арэйн попытался переключится на что-либо другое. Ему вспомнился сегодняшний вечер. После того, как удалось отговорить Люмьера от настойчивого желания их сопровождать, лучший друг заявил, что раз так, то он берет всю подготовку к путешествию на себя. Утомленные всем случившимся воры, не желая с ним спорить, почти безропотно согласились. Тем более, что ходить по лавкам и покупать необходимые предметы и вещи (инструменты, карты и т. д.) Ару с Леем в их теперешнем состоянии было весьма затруднительно.
Вечером, обсудив детали и плотно поужинав, парни двинули спать, уже было направив свои стопы в сторону той комнаты, в которой они отдыхали утром, но были вежливо остановлены и препровождены молчаливым дворецким в другую, выделенную им глубоко проникшимся проблемой Люмом. Но что это была за комната… Целый зал, обставленный, словно королевские апартаменты.
Комната для Высоких гостей, имевшаяся у каждого более или менее влиятельного человека империи. Никто ведь не знает, что может прийти Великим мира сего — вдруг они захотят воспользоваться твоим гостеприимством? Вот тут-то и нужно не ударить в грязь лицом.
Это обычай — в обязательном порядке обустраивать у себя в доме подобные комнаты — произошел от правящего примерно лет сорок назад императора Вейлана Первого, который просто обожал путешествовать по Империи, объездив ее вдоль и поперек наверное с тысячу раз. И останавливаться он любил не в гостиницах или, не дай Боги, на постоялых дворах, а в домах своих подданных, выбирая по принципу — какой больше приглянется ему по дороге. Поэтому сложно было угадать, к кому он заявится погостить в этот раз — к знатному вельможе, зажиточному торговцу или просто к разбогатевшему крестьянину. Какую ступеньку занимал в иерархии домовладелец императора интересовало мало, наоборот, он был даже рад узнать поближе людей из разных слоев общества. Единственное, что ему было важно, — комфорт, как бы странно это не казалось относительно такого заядлого путешественника. И если Вейлану нравилось, как его приняли в доме, то он вполне мог щедро одарить хозяина, раздавая золото и блага с истинно императорской расточительностью. Правда, и угодить его вкусам было далеко не так уж просто, поэтому каждый старался как мог — а то вдруг в следующий раз имперская карета остановится перед его дверью?
Правил Вейлан долго, до глубокой старости не изменяя своему увлечению. Поэтому, привыкшие к такой странности подданные даже после того, как на престол взошел его приемник, бывший волей случая ужасным домоседом, не изменили своей привычке оставлять одну комнату для императора. Вдруг в нынешнем правителе проснется семейная тяга к путешествиям.
Арэйн как-то и раньше не сомневался, что такая комната обязательно должна быть в доме Люмьера, но только ему еще ни разу не удавалось ее увидеть. Не интересовался как-то. А здесь…
И отчего этот паршивец решил, что им подходит именно эта комната? Если бы Ар так хорошо не знал характер своего друга, то просто подумал бы, что тот над ним издевается.
Арэйн бы лучше предпочел что-нибудь попроще… Здесь же… Приглушенный свет, роскошная обстановка, все это как-то настраивало на неуместно романтичный лад. Да и это монументальное творение неизвестного мебельщика, то бишь в просторечии — кровать под балдахином, заметно выделяющаяся в пейзаже комнаты своими гигантскими размерами, наводило на весьма и весьма фривольные мысли. А еще, в добавок к этому, снова просыпались совсем уж ненужные и лишние в данный момент откровенные фантазии, заставляя Ара заметно нервничать по этому поводу.
Лей тоже был не слабо раздражен, рыча и огрызаясь все то время, пока проходил сеанс вечернего умывания и подготовки ко сну. Он даже зачем-то настоял на том, чтобы они легли спать полностью в одежде, не желая слышать доводы Ара, что к нему никто приставить не собирается.
Арэйн молчал из последних сил, стараясь ничего не отвечать на едкие и колкие замечания собрата по несчастью, пытаясь быть терпеливее и внутренне повторяя про себя, что тот имеет право на плохое настроение. Но с каждой минутой Лей становился все более и более невыносимым, настолько, что у Ара даже руки зачесались в стремлении ощутить, как под ними сминается беззащитное горло этого не слишком остроумного шутника. Но собственная шея, еще слишком хорошо помнившая, чем закончились для нее подобные стремления, отзывалась на эти мысли тупым нытьем. Поэтому брюнет изо всех сил подавлял в себе это и другие кровожадные желания, и только когда Лейн окончательно вывел его из себя, он, лишь крепко прижав его к себе, рыкнул ему прямо в ухо:
— Да замолчишь ты когда-нибудь или нет?!
От громкого звука Лей болезненно скривился, но прекращать свою «истерику», как обозвал про себя его состояние Ар, не собирался:
— Не беспокойся громила, в этой жизни мое молчание тебе не светит, так что лучше смирись и не говори, что я тебя не предупреждал. И, кстати, советую не сжимать меня так сильно, сломаешь ребра — болеть будет у обоих!
— Ничего, не сломаю! Я аккуратно, — обманчиво ласковым голосом пропел Ар. — Зато ты может быть прекратишь строить из себя всеми обиженного ежика.
Лейн внимательно посмотрел ему в глаза и с мерзкой ухмылочкой придвинул свое лицо еще ближе, почти в плотную к лицу брюнета и тихим, томным голосом с едва заметным придыхание зашептал:
— Ты уверен, что все дело в этом, мииилый?
Дыхание Лейна смешивалось с его дыханием, и Арэйн, которого и так бросало в пот от подобной близости, ощутил, что штаны ему стали заметно тесноваты, и замер, словно каменная статуя, молясь, чтобы проклятый змееныш, так нагло его провоцирующий, ничего не заметил.
— Просто ты, — в тоже самое время, пока Ар боролся с сами собой, продолжал Лей все тем же лилейным голосом, — так обвиняющий меня в пристрастии к мужчинам, как бы ты не отнекивался и сам не прочь потискать какого-нибудь паренька в укромном уголке или даже больше. Вот только я тебе уже говорил, — его голос из сладко-соблазнительного стал стальным, — что для своих игр тебе придется найти кого-нибудь другого. На меня можешь даже не рассчитывать. А теперь отпусти!
Что ответить на этот выпад? Отрицать подобное предположение было бы откровенным враньем, но и признать, что он так откровенно желает мужчину Арэйн просто не мог. Тем более что хотел он ни кого-нибудь абстрактного, не просто любого, а только то белобрысое наказание, которое сейчас сверлило его гневным взглядом топазовых глаз. Решив, что подумает об этом позже Ар разжал стиснутые руки.
Вывернувшись из чуть ослабленных объятий Лей отвернулся, лишь слегка прислонившись спиной к плечу брюнета.
Они стояли так несколько минут никто из них никак не решался перервать затянувшееся молчание. Наконец, Арэйн, все же справившись с собственными гормонами и запихнувший неподобающие мысли куда подальше, заговорил:
— Послушай, Лей, мы оба не в восторге от всего этого и… я тебя понимаю — у меня тоже нервы на пределе… Но ты сам еще недавно говорил, что нужно пытаться сдерживаться, пытаться сосуществовать друг с другом…
— Я знаю, просто не думал, что это будет так сложно.
Голос Лея звучал глухо и как-то обиженно-безнадежно, настолько, что Ар с трудом подавил в себе желание снова прижать его к себе, только теперь не для того, чтобы наказать, а чтобы утешить, словно маленького потерявшегося ребенка. И только ожидаемая стопроцентно отрицательная реакция блондина на его действия остановила Арэйна. Вместо этого он спросил:
— Но мы ведь постараемся?
— Постараемся… — словно эхо повторил за ним Лей, а затем, повернувшись и посмотрев прямо Ару в глаза, добавил: — Прости, что не сдержался.
Взгляд блондина был такой грустный и потерянный, что Ар, проглотив все претензии, тепло улыбнулся в ответ:
— Ладно уж, ничего страшного. Скоро будет легче, когда лекарство начнет действовать, а там и вообще избавимся от этого мархового проклятья.
Лей улыбнулся в ответ. Не такой улыбкой, как всегда, больше похожей на какую-то насмешливую гримасу, придававшую ему такое выражение, словно бы он смеется над всем миром, а настоящей, живой, чуть неуверенной, делавшей его, казалось бы, совершенно беззащитным перед всем миром. На сердце Арэйна потеплело. Но уже через мгновенье блондин снова «закрылся», став все той же самой ехидной заразой, какой знали его все.
— Тогда почему бы нам не попробовать разъединиться сейчас? Хватит уже изображать из себя две слипшиеся карамельки!
— Ты думаешь получится? Не рано ли! Ведь маг предупреждал…
— А мы медленно и аккуратно. Несколько часов прошло, должно было уже подействовать. В крайнем случае мы же ничем не рискуем — всегда можно приклеится обратно.
— Ну тогда давай. На счет три!
— Три!
Предложение Лейлана, хотя и было весьма неожиданным и, надо сказать, на взгляд Ара слегка несвоевременным, но брюнет ухватился за него, словно утопающий за последнюю соломинку.
Ар прекрасно понимал, что если так пойдет и дальше, то он не выдержит, обязательно выдаст свое состояние перед недругом, который, в свою очередь, устроит ему очередной образцово-показательный скандал. Поэтому нужно было рискнуть.
На этот раз боль пришла не сразу. Арэйн даже успел обрадоваться, что им уже не обязательно прикасаться друг к другу, но, как оказалось, рано торжествовал. Через две или три минуты по телу Арэйна прошла дрожь. Сначала не болезненная — просто неприятная, но с каждым мгновением скручивающая мышцы все сильнее. Позже появилось ощущение, как будто в каждый нерв вгоняют острые раскаленные иглы. С Леем, насколько он мог судить по выражению лица блондина, происходило то же самое.
Конечно же, эта боль была уже не такой сильной, скорее отголоском той, что они испытывали в храме, но все же весьма неприятной.
Решив, что поиздеваться над собой они еще успеют, Ар одним шагом преодолел разделяющее их пространство, сгреб Лейна в охапку и, уткнувшись ему куда-то в шею, тихо, чтобы не выдать дрожжи в голосе прошептал:
— Кажется, мы слегка поторопились…
— Да уж… — в нетвердом голосе блондина слышалась грустная усмешка. — Придется потерпеть друг друга еще какое-то время.
После этого, не сказав друг другу больше ни слова, они, закончив приготовления ко сну, легли в кровать. И если Лей уснул практически сразу, то Ар еще долго лежал без сна, пытаясь разложить все происходящее по полочкам. Впрочем, сон сморил его много раньше, чем он смог добраться до истины.
***
…Девушка была горячей и страстной. С нежным, гибким телом и изумительно гладкой кожей. Она так потрясающе извивалась и стонала в его руках, что Ар просто сходил с ума от возбуждения. Не в силах больше сдерживаться, он притянул ее еще ближе к себе, собираясь приступить к самому главному и…
Арэйн не знал, что его разбудило, и даже не сразу понял, что девушка, которую он видел, была сном. Потому что и в реальности он так же продолжал ощущать прижатое к себе горячее податливое тело, которое, судя по издаваемым им звукам, было вполне распаленным и готовым к большему. И даже не только готовым, а настойчиво требующим, чтобы его отлюбили сейчас же и как следует.
Еще не отойдя от сна, действуя на одних инстинктах, Ар потянулся к нему. Но стоило только брюнету открыть глаза…
Образ девушки испарился, как дым, но легче от этого отнюдь не стало. То, что явилось его взору в тот момент, было живым воплощением тех вчерашних запретных фантазий, которые Ар с таким трудом пытался отогнать. Лежащий в его объятиях Лей вызывал у и так уже перевозбужденного брюнета совершенно крышесносные эмоции. Он был бесподобен — бесстыдно прижимающийся к нему, так, что Ар словно бы чувствовал собой каждый изгиб его фигуры, нежными прикосновениями пальцев ласкающий его плечи, шею и затылок, заставляя удовольствие разрядами пробегать по нервам, скапливаясь внизу живота, легонько трущийся об него всем телом и настолько откровенно страстно-возбуждающе постанывающий, приоткрыв свои розовые губы… Такое зрелище даже каменную статую не могло оставить равнодушным, а Арэйн, был далеко не каменным. Хотя… может быть и не совсем так. Одна часть его тела сейчас уже вполне могла сравнится по крепости с гранитом.
При всем при этом блондинчик явно не осознавал своих действий, все еще пребывая в сонном угаре… Об этом можно было судить по крепко зажмуренным глазам и хаотичности движений. Впрочем, Арэйну было сейчас не до оценки степени адекватности партнера.
Самоконтроль летел в дальние дали, оставляя только сжигающее все на своем пути, словно лесной пожар, желание. Разум, на краю сознания невнятно шептавший что-то предостерегающее, отступал все дальше и дальше вглубь, сдавая свои позиции под таким напором, оставляя править балом одни голые инстинкты.
Сам еще до конца не понимая, что он делает, Ар потянулся к нежным, манящим губам, которыми бредил вот уже почти сутки, накрывая их своими, лаская их, смакуя, словно хмельное пряное вино, аккуратно проникая в горячую глубину рта и сплетаясь в безумном первобытном танце с юрким языком. Не находя никакого даже малейшего сопротивления, его руки, поглаживая, беспорядочно метались по телу блондина, забираясь под уже смятую и сбившуюся во сне рубашку, расстегивая пояс штанов, пытаясь охватить целиком, впитать полностью, без остатка, прочувствовать еще острее, полнее, ближе.
Кожа Лейна была словно горячий шелк, такая нежная, гладкая, ощущения вызываемые ею под своими пальцами казались Арэйну даже в сто крат лучше чем там, в душе. Может быть потому, что сейчас не было страха, не надо было ни от кого прятаться, скрывать свои эмоции, не нужно было врать себе и другим… Полное, беспросветное безумие, охватившее их целиком. Нет ничего недозволенного или неправильного, нет запретов, нет язвительных ухмылок и презрительных взглядов. Нет ничего… и есть все…
Наконец, оторвавшись от губ, напоследок шаловливо лизнув уголок рта, Ар легкими, словно прикосновения крыльев бабочки, почти невесомыми поцелуями скользнул по щеке. Осторожно прикусив зубами мочку уха он чуть пощекотал ее кончиком языка, чем заработал еще один довольный стон Лея, а затем, спустившись вниз, осторожными движениями губ начал ласкать шею, чувствуя бешенное биение пульса.
Ару хотелось попробовать его всего, ощутить, какова его кожа на вкус, покрыть поцелуями каждый сантиметр этого соблазнительного тела.
Рванув шнуровку на рубашке, он обнажил грудь и почти с благоговением приник к темным бусинам сосков, выделявшихся на чуть золотистой коже, словно вишневый джем на сливочном мороженном. Облизывая и осторожно, чтобы не причинить боли, покусывая их, Арэйн упивался острой реакцией на свои ласки. Казалось, еще немного и он сам кончит вот так просто, только от того, что смог доставить такое удовольствие своему партнеру.
Глаза блондина были все так же закрыты, но он отвечал так яростно и страстно, что не оставалось ни малейшего сомнения, что по крайней мере его тело принимает в происходящем живейшее участие.
О том же, что будет тогда, когда Лей очнется, Арэйн предпочитал не думать. Хотя в этот момент он вообще ни о чем не думал, полностью сосредоточившись на страстно-горячем теле в своих руках.
Когда одна из рук Арэйна наконец-то проникла в уже давно расстегнутую ширинку блондина и легонько сжала горячий бархатно-стальной ствол, начиная почти невесомо скользить по нему, Лей тихонько, чуть жалобно всхлипнул и, задышав часто-часто, начал яростно толкаться бедрами в ласкающие его пальцы, стараясь усилить и продлить ощущения.
Поймав слетевший с губ блондина вскрик, Ар снова впился в них поцелуем. На этот раз уже не легким и нежным, а страстным, жадным, требовательным. Он продолжал ловить глубокие стоны, все наращивая темп движения пальцев на каменно-твердом, пульсирующем органе Лея, при этом сам осторожно потираясь пахом о бедро блондина, пока не почувствовал, как тот, вздрогнув всем телом от накатившего удовольствия, не излился ему в руку. Ар кончил следом, даже не прикасаясь к себе, только от осознания того, что человек рядом с ним, сейчас дрожащий в оргазме от его ласк, никто иной как Лей, его бывший враг. А теперь?.. Друг?.. Любовник?.. Любимый?.. Просто мимолетное увлечение?.. Кто?
Брюнет чувствовал, что его отношение к прекрасному принцыку навсегда изменилось. Но как?
Арэйн не знал. Только лежа сейчас с закрытыми глазами и отходя от самого офигительного оргазма в своей жизни, он понимал, что так хорошо и так спокойно как рядом с этим язвительным красавчиком ему не было ни с одной из череды его многочисленных любовниц. И это несмотря на то, что секса как такового у них с Леем пока еще не было.
Пока еще?!
Неужели он думает о продолжении? Нет, это никогда не повторится, никогда… Нужно оставить безумству принадлежащие ему мгновения, забыть и спокойно жить дальше…
Вот только получится ли забыть?…
В какой-то момент лежания в нирване, до него дошла мысль, что вообще-то нужно бы привести себя и Лейна в порядок. Ну хотя бы примерный, потому что вряд ли блондин обрадуется тому, чем они тут занимались, скорее наоборот… А так, дай Боги, просто подумает, что ему очень хороший сон приснился.
К сожалению, как и многие по-настоящему полезные мысли в нашей жизни, эта пришла с большим опозданием.
@темы: Слеш, Судьба любит пошутить, Мое творчество
понедельник, 20 сентября 2010
Жизнь - хитрая штука. Когда у тебя на руках хорошие карты, она решает сыграть в шахматы...
Название: Судьба любит пошутить
Автор: мирэбо.
Бета: Lirilai de Nomore.
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: м/м.
Жанр: романс, немного юмор
Размер: макси.
Статус: закончен.
Саммари: Проклятье вещь очень неприятная, особенно если благодаря ему ты оказываешься тесно связан с человеком, которого долгие годы ненавидел…
Дисклеймер: моё!
Размещение: с моего разрешения
От автора: Все будет очень просто и незамысловато))
Остальные главы можно найти здесь
Глава 5
Перспектива совместной помывки Арэйна отнюдь не вдохновляла, но ничего поделать с этим было действительно нельзя — потенциальная возможность ходить грязным всё то время, пока с них не снимут проклятие, воодушевляла его еще меньше. Поэтому, засунув поглубже все свои заморочки и постаравшись относиться к происходящему по философски, брюнет повел мрачного и тоже выглядевшего весьма недовольным, но почему-то молчащего Лея к гостевой комнате.
За всю дорогу они не сказали друг другу ни слова, только украдкой угрюмо переглядывались между собой. Ар даже начал беспокоиться, не случилось ли чего с блондином — таким молчаливым Арэйн его еще никогда не видел. Что бы принцык и без его извечных язвительных «шпилек» — это приравнивалось в мыслях брюнета едва ли не к тому, что Небеса рухнут на землю, а Проклятые Боги, вернувшись из забвения, вновь обретут свою былую силу.
Впрочем, Лей слегка оживился, тут же найдя для своего недруга пару-тройку своих любимых сакраментальных гадостей, заставляя этим Арэйна жутко смущаться и нервно краснеть, когда им по дороге к месту проведения гигиенических процедур пришлось заглянуть еще кой-куда (к сожалению, даже в их состоянии естественных потребностей организма никто не отменял). Нет, блондин конечно без вопросов и препирательств согласился отвернуться и не смотреть, но его несдержанный острый язычок жалил, словно стая злющих пчел, как всегда с хирургической точностью находя наиболее уязвимую точку.
Как это ни странно, может из-за того, что вся злость была выплеснута ранее, но в данный момент язвительность блондина Арэйна совсем не раздражала. Ну может только слегка, заставляя от понимания этого смущаться еще больше, изо всех сил негодуя уже на самого себя и по привычке пытаясь строить планы «мести». Но Лей, когда подошла его «очередь», на провокацию решившего расквитаться брюнета поддаваться не пожелал, с легкостью отбивая все остроты и беззлобно отшучиваясь. Здесь Ар должен был признать, что снова проиграл.
Наконец, закончив с этой насущной проблемой, они оправились решать другую, не менее важную и деликатную.
Все комнаты для омовений в доме Люма, даже те, которое прилегали к гостевым апартаментам, были оборудованы по последнему слову современных маготехнологий.
Арэйн всегда поражался стремлению своего друга к всяческому комфорту, иногда даже шутливо подразнивая его на эту тему. Сам Ар относился к таким вещам довольно прохладно: есть — значит прекрасно, нет — можно обойтись и так, хотя и всегда признавал, что все эти штучки очень облегчают жизнь.
Особенно Ар радовался этому сегодня. Он нервно вздрагивал, стоило ему только представить, что было бы, если бы им пришлось сейчас вдвоем мыться в другом, менее оснащенном месте. Допустим, без самоподачи и терморегулирования воды, то есть, говоря простым языком, банально обходясь обычными бадейкой, ведрами и ковшиком — что в общем-то и составляло все «удобства» в его маленькой съемной квартирке. Представить картину их совместного втискивания в небольшую бадью, в которую Арэйн и в одиночестве едва помещался, воображение брюнета отказывалось напрочь, но Ар не сомневался — зрелище было бы весьма занимательным. И явно стоило поблагодарить Богов, направивших Арэйна вчера к дому Люма.
Здесь все было, конечно же, по-другому. Чего стоила только огромная мраморная ванна с добавленными в нее с помощью магии несколькими режимами гидромассажа — это уже просто воплощенная мечта. А еще в дальнем левом углу большой, облицованной темно-зеленым со светлыми прожилками камнем комнате была установлена просторная душевая кабинка, а в углу напротив точно такая же на вид только с эффектом парилки. И это все не считая всяческих агрегатов, о функциях которых Арэйн имел весьма смутное представление. В общем широкий выбор, оставалось только решить, чем же из этого им воспользоваться.
Рассматривая комнату, казавшуюся в нечетком рассеянном свете настенных ламп ожившей фантазией, Арэйн задумался.
— Ну и где? — скосив глаза на непринужденно осматривающегося Лея, который совсем не выказывал какого-либо удивления или интереса ко всему находящемуся в комнате, как будто видел подобное едва ли не ежедневно, сложил на него свои муки выбора Арэйн.
— Что — где? — посмотрев на брюнета с недоумением, вопросительно приподнял брови Лей, почему-то при этом напомнив Ару удивленного котенка, прямо руки потянулись почесать за ушком. Хотя если блондин и стал бы кем-нибудь из семейства кошачьих, то только большим и грациозным хищником.
Сморгнув представшую перед мысленным взором картину Ар уточнил:
— Спрашиваю, где ты предпочитаешь мыться?
— Я?! О-о-о… Ты предоставляешь мне выбор? Ну надо же, какая честь! А что, сам решить не можешь? — с крайне натурально разыгранным вниманием полюбопытствовал блондин и, видя, что недовольно поджавший губы Арэйн отвечать на очередную «шпильку» не собирается, легонько толкнул его: — Эй! Ну я же серьезно спрашиваю.
— Ну если серьезно, тогда отвечу — не льсти себе. Мне просто без разницы где грязь смывать. Так что давай высказывай свои предпочтения, пока я добрый.
— Да ты что-о-о… — Лей широко издевательски улыбнулся и слегка прикусил губу, чтобы не рассмеяться. — Все равно ему… А если подумать?
— Слушай, решай быстрей! — уже выходя из себя пробурчал Ар. Вот хочешь сделать кому-нибудь приятное — ан нет! — «жертва» изволит сопротивляться.
На эти слова Лей негромко фыркнул и театрально закатил глаза.
— А что решать то? Я вообще-то предпочитаю ванну, но, знаешь ли, я таки не являюсь тем самым извращенцем, каким ты меня вечно выставляешь, чтобы нежиться там с тобою. Слишком уж интимное занятие, не находишь?
Образ расслабленного, распаренного в горячей воде Лея, обнаженного, покрытого с головы до кончиков пальцев на ногах нежным розовым румянцем поразил Арэйна словно разрядом молнии. На мгновение ему даже показалось, что картина стала реальной, и он чувствует жар его влажной кожи под своими пальцами. Нее, такого он не выдержит…
— Значит душ? — судорожно сглотнув, едва выдавил из себя он, изо всех сил пытаясь отогнать это провокационное зрелище. Впрочем, видение Лея подставляющего свое нагое тело под серебристые водные струи, тут же возникшее в голове брюнета, будоражило кровь не намного меньше. Мысленно себя пнув, Ар попытался сосредоточится на настоящем.
— Я думаю, это будет самым лучшим решением, — согласился Лей, как-то чересчур внимательно глядя на него, так, что Ар даже занервничал. Неужели прозорливый блондин догадался, о чем он тут думает? Но тот тут же равнодушно отвернулся.
— Что ж, идем!
Ар быстро ринулся к душевой кабинке, пока ему снова не привиделось чего-нибудь столь же извращенно-соблазнительного, и уже взялся за ручку, собираясь открыть дверцу, но Лей был явно другого мнения на этот счет.
— А ты ничего случайно не забыл? — сахарным голосом, с едва заметным налетом издевки поинтересовался блондин, слегка потянув Ара на себе и этим пытаясь отдернуть его подальше от кабинки.
Пришлось остановиться, хотя бы для того, чтобы повернуться и буркнуть в ответ:
— А что я мог забыть?
— Ну не знаю… — все также картинно изощряясь, как бы про себя пробормотал Лей. — Может быть ты конечно предпочитаешь принимать душ в одежде, например заодно и стирку устроить, но вот я как-то перед этим обычно раздеваюсь.
Глухо рыкнув и мысленно постучав головой об ближайшую стенку, так как он действительно со всеми этими «левыми» мечтами совершенно забыл о такой «крохотной» и «абсолютно не важной» детальке, как одежда, но естественно не собираясь признаваться в своем просчете этой ядовитой ехидне, Ар в ответ лишь надменно проворчал, сделав вид, что это замечание ни чуть его не задело:
— Конечно же я об этом помню, просто решил сначала воду отрегулировать. И вообще, почему это я должен перед тобой оправдываться?
— Да мне как-то до твоих оправданий… — безразлично дернул плечами Лей, состроив скучающую гримаску, словно бы ему действительно было все равно. И только насмешливый огонек в его глазах убедил Ара в том, что блондин так ему и не поверил и мысленно хохочет над ним от всей души. — Но может это лучше сделать сейчас. На мой взгляд так тебе будет намного удобнее.
— Можно и сейчас… — отбросив желание поспорить, возникшее больше просто для проформы, чем для утверждения собственной правоты, Ар начал одной рукой распутывать шнуровку на рубашке.
Лей в ответ, как бы это ни казалось странным, просто промолчал, отвернувшись и занявшись стягиванием с себя куртки, но Арэйну отчего-то послышался тихий, едва различимый смешок. Но брюнет, ради своего же спокойствия, решил не заострять на этом внимания.
Вы когда-нибудь пытались раздеться, будучи в буквальном смысле привязанным к кому-нибудь? А если еще при этом изо всех сил стараться как можно меньше дотрагиваться до обнажающихся частей тела этого самого «кого-то», причем одновременно стараясь не терять контакта с собратом по несчастью, так как прикосновения вам обоим крайне необходимы.
Уверяю вас, ощущения просто непередаваемые!
Кое-как раздевшись и при этом едва не запутавшись в предметах своего многострадального гардероба, чуть не расстелившись на ровном месте и в процессе высказав друг другу кучу всяческих «любезностей» и массу обвинений в пристрастиях ко всякого рода извращениям, парни, выбрав со стоявшего рядом столика все, что нужно для мытья, наконец-то вошли в кабинку и, отрегулировав кристаллы-амулеты на нужную им температуру и частоту водных струй, принялись за дело.
Мыться вдвоем, почти прижавшись друг другу и при этом крепким, практически до болезненности захватом вцепившись в руку «соседа», было не менее «удобно», чем и раздеваться в таком же положении, если не сказать больше... Приступая к сей гигиенической процедуре Арэйн прекрасно представлял себе всю сложность этого деликатного, а в их случае (для двоих вспыльчивых словно порох парней, которые и так не упускают ни одного шанса что бы позубоскалить и подраться) еще и опасного «процесса» и ожидал всяческих «трудностей», клянясь истинными именами Богов, что не будет злится и отвечать на провокации блондина, какую бы гадость тот не сказал. После утреннего происшествия жить ему захотелось от чего-то даже больше, чем раньше. Но вот только Ар был совершенно не готов к некоторым «оттенкам» того, что ему предстоит при этом действе испытать, вернее наивно думал, что все обойдется. К сожалению, оказалось, что свою силу воли молодой вор весьма переоценил.
Кроме испытываемой огромной неловкости в целом от этой кошмарной ситуации и особенно от случайных, даже легких прикосновений, а так же сильно нервировавшей ограниченности в движениях Ара одолевали и другие, абсолютно в данный момент лишние эмоции.
Он никак не мог оторвать от Лейна взгляда, отводя глаза только тогда, когда блондин поворачивал лицо в его сторону. Ар прекрасно понимал, что банально нарывается на очередные неприятности, но перестать смотреть просто не мог, это зрелище притягивало его, словно магнитом.
Красивое, прекрасно сложенное тело, без грамма лишнего веса, плавные и в то же время слегка нервные движения — здесь определенно было на что полюбоваться.
В отличии от Ара, с его рельефной и хорошо развитой мускулатурой, все тело Лея состояло из плавных округлых линий. Создавалось совершенно полное и правдоподобное ощущение, что мышцы под этой бархатно-золотистой кожей никогда даже не знали такого кощунственного по отношению к ним действия, как тренировка. И это придавало стоящему рядом с Арэйном парню образ ни на что не способного неженки и слабака, хотя, надо признать, очень прелестного слабака.
Вот только верить этой нарочитой слабости и беззащитности абсолютно не следовало. И Ар, прекрасно помнивший, какая сила содержится в этом хрупком на вид теле (он испытал ее разрушительное действие на себе не раз), ни на секунду не обманывался, хотя и с удивление наблюдал за тем, как прямо на глазах, внезапно, «беззащитная хрупкая жертва» преображается в матерого охотника. Когда блондин двигался, особенное если движение было резким и требующим напряжения, то становилось прекрасно видно, как сильные крепкие узлы мышц перекатываются под его гладкой кожей, наводя на мысль о дикой грации смертельно опасного хищника и не оставляя сомнений в том, что этот индивид вполне сможет за себя постоять.
Арэйн с каким-то маньячным наслаждением следил, как по этому телу, по этой нежной и на удивление гладкой для мужчины коже стекают капельки воды, скользя все ниже по длинной шее, несущей сейчас следы их недавней ссоры, по плечам, по безволосой груди, по упругому впалому животу к золотистому кустику волос… Безумно хотелось повторить их путь руками… губами…Ар уже почти было потянулся к Лею, но в этот момент проснулся здравый смысл, заставив очнуться от наваждения.
«Боги, о чем я думаю!»
Собрав остатки разума, Арэйн резко отдернул, словно бы обжегшись, руку, уже было тянувшуюся к коже Лея, и крепко зажмурился, стараясь выкинуть из головы эти ужасные мысли. Он не может хотеть этого! Нет!
Но даже с закрытыми глазами Ар видел всю картину, словно бы наяву, и даже больше… При отсутствии возможности видеть ощущение прохладной нежной кожи под пальцами той руки, которой он держался за блондина, казалось обжигающим и совсем не добавляло здравомыслия. Даже наоборот — подстегивало, растравляло воображение, заставляя его переходить от демонстрации уже виденного ранее наяву к совсем уже бесстыдным и диким фантазиям.
С глубоким вздохом, поклявшись, что отныне будет смотреть только на лицо Лея и никогда больше не опустит взгляд ниже, да и вообще не будет глядеть в его сторону, Арэйн распахнул глаза.
Но и исполнение этой клятвы отнюдь не принесло облегчения. Не смотреть он просто не мог, взгляд словно бы сам притягивался к недругу… А наблюдать за тем, как блондин промывает свои нелепые косички (вылив на них наверное с пол флакона шампуня и теперь пытаясь смыть густую пену), подавлять в себе неистовое желание, вцепившись в них, притянуть к себе их обладателя и зацеловать его до смерти, было…
— Прекрати на меня так пялиться!
Недовольный голос блондина заставил Арэйна вернуться «на землю» из своих «возвышенных» мечтаний.
Тут же оценив ситуацию и поняв, что попался почти «на горячем» брюнет решил, что безопаснее будет все отрицать.
— Я не пялюсь!
— А я говорю пялишься!
— Нет!
— Да!
Выражение лица Лея яснее ясного говорило, что он не верит Ару ни на медную монетку, но брюнет отступать от своей точки зрения пока не собирался. Постаравшись скопировать по памяти так удающееся блондину выражение оскорбленной в лучших своих чувствах и стремлениях невинности, он как можно более возмущенно выдохнул:
— Да на кой ты мне сдался?!
Но видимо актер из Ара оказался никудышный, потому что доверия во взгляде Лея не добавилось даже на канарейкин язычок.
— Не знаю… но у меня от твоего взгляда чувство, как будто по коже мурашки ползают… И прекрати отнекиваться, чутье меня еще никогда не подводило!
Да-а-а…он попался со всеми потрохами. Как Ар мог забыть, что, между прочим, Лей, как один из серебряногильдейцев, всегда полагается на интуицию, а она у него, как и у всех «коллег», весьма неординарная, и уж убедить блондина в том, что на него никто не смотрел, когда он чувствовал взгляд, уже не удастся. Хотя, была еще вероятность просто отшутится в ответ… Вот так сразу и просто признаваться в своем «проколе» Арэйн не собирался, поэтому, ухватившись за эту возможность, ехидно заметил в ответ:
— А может тебе лучше к лекарю сходить — провериться, — и с наигранным испугом добавил. — Не дай Боги, вдруг ты заразный!
Но Лей почему-то на это заявление беситься не спешил.
— Ага! Вот с тобой вместе и пойду. Пусть тебе голову проверят!
— А мне то для чего? Я то нормальный, это, кстати, тебе все что-то кажется!
— Мне кажется!.. Что ж… Поклянись Пресветлыми Богами, что ты на меня не смотрел!
Устав от препирательств (которых было и так бескрайнее множество за последнее время), при этом прекрасно понимая, что если он будет настаивать на своем, то станет только хуже, а значит правильнее будет закончить спор на своих условиях, и уж тем более не собираясь давать торжественную клятву, Арэйн с вызовом признался:
— А даже если и смотрел, то что?
— Ну знаешь ли… Ты уж реши для себя что-нибудь одно. А то меня все время обвиняешь в нетрадиционных пристрастиях, а сам, такой правильный и честный, смотришь на голого меня, как будто съесть хочешь, причем уже не в первый раз!
— А если решу? Что тогда? — криво ухмыльнулся Арэйн, сам себе затрудняясь ответить только ли это в шутку или все же всерьез. — Что ты мне тогда скажешь?
В глазах Лея мелькнуло что-то непонятное, невероятно напоминающее панику, но сразу же, беря себя в руки, он медленно, словно бы в никуда, прошептал:
— Что скажу… я… — и тут же, прокашлявшись, (если бы Арэйн не знал Лея то сказал бы — для того, чтобы избавится от растерянности и смущения) с каким-то мрачным задором продолжил: — А причем здесь я? Кажется, я уже говорил, что ты не в моем вкусе. А даже если и был бы, поверь наконец, я с мужиками «любовь» крутить не собираюсь. Так что ты в здесь в полном пролете! — под конец злобно выпалил он.
— Ну-ну… Не злись. Сам же говорил, что это вредно, — примирительно хмыкнул Ар, стараясь задавить в себе вызванное этими словами тупое ноющее чувство где-то глубоко в груди. — Сдались мне твои худые телеса, даже потрогать не за что, обязательно об какую-нибудь выступающую кость уколешься. А я люблю женщин в теле, для непонятливых еще раз повторяю — ЖЕНЩИН, — брюнет с удовольствием наблюдал, как злость, написанная на лице Лея, постепенно сменяется уже привычным возмущением, быстро перетекающим в ехидство. — Ладно признаюсь — смотрел. Мне просто интересно стало, чего в тебе девки находят, кроме красивой мордашки и хорошо подвешенного языка!
— Ну и? Посмотрел?
— А что «посмотрел»? Не впечатлен! И фигурой ты не вышел и вообще… У меня больше!
— Да как ты… — прошипел оскорбленный в «лучших чувствах» блондин, но тут же принял невозмутимый вид: — Нормальный у меня, не всем такие дубины отращивать. Тебе ходить то, кстати, не мешает? И вообще, дело не в размере, а технике!
— Подумаешь, техника! — презрительно скривил нос брюнет, искоса покосившись на свое «достоинство». Неужели и правда слишком большим кажется? Правда, пока еще никто не жаловался, даже наоборот…
— Техника — это самое главное, но тебе, громила, этого не понять! — пафосно провозгласил блондин, ткнув указательным пальцем в потолок.
— Знаю, знаю, — едва сдерживая неуместный смех, настолько комичный вид был у Лея, подражавшего сейчас виденным известным философам, не раз устраивавшим научные диспуты на городской площади. — Ты уже говорил, что в этой «технике» ты мастер.
— Еще бы! — весь вид Лея сиял превосходством. — Могу и тебя еще поучить! — тут же быстро поправился, видя на лице Ара расцветающею ехидную ухмылку. — Естественно только на словах.
— Нет, спасибо! От частных уроков я пожалуй воздержусь!
На этом обмен «мнениями» как-то затух, и парни вернулись к своим прерванным делам — Лей к мытью волос, а Ар к душевным метаниям и стараниям больше даже не смотреть в сторону этой ехидной сволочи.
Наконец, справившись со своими косичками, Лей достал с полочки мочалку и, вспенив прозрачный гель, пахнувший чем-то приятно-горьковатым, начал скользить ею по коже.
От этой картины у Ара, не удержавшегося и нечаянно снова бросившего взгляд на свое персональное наказание, пересохло во рту.
Он тут же забыл обо всех клятвах, обещаниях, даже о неизбежном скандале, который обязательно последует, если Лей заметит его пристальное к себе внимание. Застыв, словно мраморная статуя в императорских садах и даже не заметив, как собственная мочалка выскользнула из его пальцев и упала на пол, брюнет жадно следил за движениями руки Лея. Блондин, к счастью, полностью сосредоточившись на процессе, ничего вокруг не замечал.
Это было каким-то колдовством… наваждением… не меньше. Потому что не могло, просто не могло его тело реагировать на все это ТАК.
Несмотря на достаточно прохладный душ, Арэйну было жарко. Кровь бежала по венам с огромной скоростью, сердце стучало все быстрее и быстрее, отзываясь единым слитным ритмом где-то в висках, а по коже, казалось, скользило тысяча молний. Ар с кристальной ясностью ощущал, что еще немного, и его тело окончательно его предаст, но сил сопротивляться этому или хотя бы просто отвести взгляд у него уже не было.
Лей же продолжал как ни в чем ни бывало растираться мочалкой, иногда сквозь зубы поругиваясь, когда, по всей видимости, ему было неудобно двигаться. Замерший столбом Арэйн отнюдь не способствовал облегчению его мучений, наоборот, только усугублял — мешаясь при любом удобном и неудобном случае.
Вот и сейчас, что-то зло шипя сквозь зубы, блондин пытался, выгибаясь словно кошка достать мочалкой как можно большую часть своей спины. Делать это одной рукой, другой держась за Арэйна было совсем неловко.
Это зрелище как будто вытолкнуло Ара из того состояния полной прострации, в котором он прибывал все это время, и он, наконец-то выйдя из ступора, слегка хриплым от переполнявших его эмоций голосом выпалил:
— Давай помогу!
И только после уже понял кому и что предложил.
Но было уже поздно…
Дернувшись, Лей оторвался от своего увлекательного занятия и уставился на брюнета с все возрастающим возмущением во взгляде и лишь через пару мгновений, видимо отойдя от шока, вызванного этим вопиющим предложением, смог из себя выдавить:
— Что-о-о-о?!
Сделав как можно более невинный взгляд (а больше ему ничего и не оставалось) и молясь всем Богам разом, что бы его тело хотя бы в данный момент не показало все его чувства в полной, так сказать, «красе», Арэйн нагло заявил:
— То-о-о!!! Ты еще долго возиться будешь, чистюля ты наша?
— А тебе какая разница? — подозрительно осведомился блондин.
«Знал бы ты какая, — угрюмо подумал Арэйн изо последних сил сдерживаясь, чтобы снова не начать пожирать глазами тело блондин, — убежал бы отсюда быстрее выпущенного из арбалета болта, даже забыв о своих марховых косичках». А вслух ответил:
— Ты думаешь мне приятно здесь с тобой голышом загорать? Или предполагаешь, что твоя лысая задница обязательно должна вызвать у меня чувство бескрайнего умиления? Прости, но эстетическое удовольствие от стиля «ню» я предпочитаю получать в музеях, статуи рассматривая. Так что не спорь, чем быстрее с этим покончим, тем лучше, — и видя, что блондин уже открывает рот чтобы возразить на его заявление, с сомнением прищурив глаза, добавил. — Или ты чего-то опасаешься? Может тебя настолько мужские прикосновения заводят, что ты боишься, что у тебя и на меня сейчас встанет? М-м-м? Так не боись, я пользоваться твоей «слабостью» не буду. Я тебе только спинку потру, а дальше ты все сам. Решай быстрее, а то так вытащу, мне уже надоело здесь мокнуть.
— Мечтать не вредно. На тебя у меня не встанет даже после приворотного зелья, — сквозь зубы процедил Лей, сверкнув в сторону Ара злобны взглядом, но отчего-то не стал в своей всегдашней манере спорить дальше.
В сомнении покусав нижнюю губу, чем в очередной раз введя Ара в огромное искушение, блондин с неохотой согласился и, всунув в протянутую руку брюнета мочалку, повернулся к нему спиной, перекинув мешающиеся косички на грудь.
Одной рукой держа блондина за локоть Ар провел мочалкой сначала по напряженным плечам, затем по спине, постепенно спускаясь все ниже и ниже, до поясницы и упругих крепких ягодиц…
То, что он предложил это зря, Арэйн понял еще до того, как начал эту проверку себя на выносливость. Ему как-то и визуального наблюдения за глаза хватало для того, чтобы едва не слететь с катушек, а так…
Мало того, что сейчас на блондина можно было пялится сколько угодно, не боясь его на то неадекватной реакции, так еще и была замечательная возможность как бы невзначай, словно рука соскользнула, пальцами провести по атласной коже, чувствуя крепость мускулов под ней.
От этого всего горячая волна, охватившая все его тело и почти полностью затмившая разум, устремилась в пах, заставляя член становиться каменно твердым.
Арэйн всеми способами старался избавится от неизвестно откуда взявшегося и абсолютно неуместного возбуждения, пытался, крепко зажмурившись, мысленно считать до ста, решать математические задачки, представлять самые мерзкие мгновения своей жизни… Но это совершенно не давало результата — всё в его мыслях затмевал образ соблазнительного тела блондина, заставляя желание разгораться только еще сильнее.
Ощущая, что еще чуть-чуть и он сорвется, наделав кучу глупостей, Ар, собрав всю свою волю в кулак, стараясь голосом не показать охватившее его страстное желание, хрипло выдохнул:
— Все, я закончил.
И быстро отвернулся, чтобы Лей не заметил его явно недвусмысленного состояния. Прислонившись спиной к спине блондина, Ар подставил свое горевшее словно в огне лицо под струи воды, пытаясь привести в порядок мысли и унять свое бушующее гормонами тело.
Но даже сейчас возбуждение хотя и чуть спало, так, что Ар снова мог мыслить почти трезво и здраво, но уходить совсем не спешило. Ар уже было думал, что не избежать ему едких подколов блондина, который, заметив его стояк, в обязательном порядке скажет какую-нибудь гадость и будет припоминать ему эту ситуацию всю оставшуюся жизнь, но тут Лей судорожно потянулся к регулирующему кристаллу, и парней в одно мгновение вместо теплого и бодрящего «дождика» окатило ледяным ливнем.
От неожиданности Арэйн вздрогнул и с трудом подавил рвущийся наружу вскрик, как впрочем и желание убежать отсюда подальше, но протестовать против такого самоуправства недруга конечно же не стал — ему это было только как нельзя кстати, от холодной воды возбуждение как рукой сняло. Но окончательно Ар вздохнул с облегчением только тогда, когда, быстро домывшись и одевшись в оставленную слугами одежду, они спустились завтракать.
Глава 6
Завтрак, поданный прямо в гостевые апартаменты, так же обошелся без смертоубийств (а именно этого, отправляя их приводить себя в порядок, всерьез опасался Люм, прекрасно зная, что общество друг друга действует на этих двух задир покруче красной тряпки, размахиваемой перед носом свирепого быка). Впрочем, все прошло вообще без каких-либо серьезных эксцессов. Тарелки, вилки и другие столовые принадлежности с легкой руки недругов так и не приобрели неположенную им опасную летучесть и, как это ни странно, были использованы исключительно в предписанных им создателями целях.
Сами парни были на удивление тихи и молчаливы. Они лишь изредка, украдкой настороженно поглядывали друг на друга из-под опущенных ресниц, думая каждый о чем-то своем и стараясь изо всех сил сделать вид, что «сосед» в их размышлениях занимает самое что ни на есть распоследнее место, да и вообще, что они уже совсем-совсем забыли о той ситуации, в которую так крепко и с таким поражающим воображение энтузиазмом вляпались.
Получалось крайне неубедительно. Впрочем, строгих критиков поблизости не наблюдалось — слуги, накрывавшие на стол, еще в начале ненавязчиво скрылись в неизвестном направлении, а сами воры были сейчас совсем не в том состоянии, чтобы еще оценивать реакции друг друга — им за глаза хватало собственных. Слишком многое нужно было осмыслить и переоценить… Поэтому завтрак протекал в гробовом молчании.
Быстренько утолив голод, парни вернулись все в ту же комнату, в которой провели предыдущую ночь, и принялись усиленно ждать ответа от Люмом мага. При всем при этом, конечно же, все так же пытаясь не обращать ни малейшего внимания на друг на друга.
Сейчас, не имея возможности отвлечься на что бы то ни было (пусть даже раньше этим «чем-то» и было просто-напросто сосредоточенное распиливание отбивной на мельчайшие кусочки, а так же тщательное пережевывание оной) взаимное игнорирование давалось им много сложнее.
Все-таки крайне не просто не замечать кого-то, кто вынужден прижиматься к тебе с завзятым энтузиазмом. Для подобного, наверное, нужно было бы обладать просто феноменальной невнимательностью и поистине нечеловеческой рассеянностью. К сожалению, ни один из воров такими свойствами характера похвастаться не мог. Но, не смотря ни на что, «увлекательной игры» никто из них не прекращал.
Сколько бы Арэйн не пробовал «переключится» и помечтать о чем-нибудь нейтральном, его мысли с заставляющим чувствовать уважение упорством возвращались к Лею. При этом ладно бы просто мысли, в конце концов, благодаря всей этой ситуации, они были повязаны с друг другом крепко-накрепко и, чтобы найти выход из этого весьма неудобного положения или хотя бы каким-нибудь образом облегчить себе жизнь, забывать о блондине совсем не следовало. Но ведь вместо тактических расчетов и прикидок или, на крайний случай, разработки их совместного распорядка дня, в голову постоянно лезли какие-то абсолютно дикие картины, в которых конечно же фигурировал его незабвенный враг. Причем в каком виде… Издевательское подсознание раз за разом подкидывало брюнету особо удачные картины с обнаженным телом Лея, широко продемонстрированного Ару во время общей помывки, при этом выворачивая все происходившее таким диким образом, что это, казалось бы заурядное зрелище (чего он там не видел?), вызывали та-а-акие отнюдь не отрицательные эмоции, что Арэйна кидало то в жар, то в холодный пот, и он отчаянно молился всем Богам, а в особенности своему непосредственному покровителю Виента-даану — Богу Ловкачу, чтобы блондин не заметил его весьма «выдающегося» состояния.
Молитвы, кажется, вполне помогали, во всяком случае Лей совсем не спешил истерить и насмехаться над ним по этому поводу. Блондин вообще был каким-то рассеянным и задумчивым, а взгляды, искоса бросаемые им на Арэйна, были до странности смущенные и даже какие-то слегка обалделые. Словно бы то, о чем он сейчас думал, совершенно выходило за рамки его мировоззрения. Причем периодически шея и щеки Лея окрашивались таким лихорадочно-ярким румянцем, что Ар только крепче стискивал зубы, в который раз за день усиленно повторяя про себя таблицу умножения.
К счастью, эта пытка продолжалась совсем не долго, еще бы чуть-чуть, и Арэйн бы просто окончательно слетел с катушек и все же воплотил в жизнь парочку самых изощренных фантазий прямо на этом симпатичном диванчике, но буквально влетевший в комнату чем-то очень довольный Люмьер заставил его взять себя в руки.
Чуть ли не святясь от радости, друг заявил, что мэтр Зандр ждет их через час в своем особняке, и они должны поторапливаться, иначе опоздают.
Карета была уже у входа. Слава Богам, закрытая. Такого позора, как светится своими новыми «близкими» отношениями с Леем на весь город Арэйн бы не перенес. Впрочем, Лей видимо был такого же мнения, во всяком случае именно так можно было интерпретировать его облегченный выдох при виде их нынешнего средства передвижения. Хотя в этом можно было и не сомневаться, им и вчера вечером за глаза хватило обалдело-ошарашенных физиономий впустивших их через Северные ворота и прекрасно видевших их «дружеские объятия» стражников (которые, будучи в весьма тесных, можно даже сказать «интимных», отношениях с теневыми Гильдиями города, конечно же, не могли не знать этих двоих ярых возмутителей спокойствия и их отношения друг к другу). И воры «слегка» и вовсе не без основания подозревали, что слухи об этом если еще и не поползли по городу, то скоро точно поползут. Но все же одно дело рассказы вечно полупьяных представителей службы городского порядка, которым частенько и мархи зеленые мерещились после особо напряженной «работы», и совсем другое — убедиться в правдивости этих рассказов собственными глазами.
До места назначения они доехали тихо и скучно, без каких-либо приключений. Потрясения начались позже…
Маг оказался мелким юрким старичком с длинной, доходившей почти до пояса седой бородой, которая как нельзя более точно иллюстрировала определение — «три волосинки в два ряда». На голове у него торчали во все стороны лохмы неопределенного цвета, то ли грязно-белого, то ли пепельно-серого, почему-то со слегка розоватым оттенком, на темечке они были придавлены потрепанным черным колпаком.
Одет старичок был в какую-то с трудом поддающуюся идентификации хламиду, давно уже утерявшую свои первоначальные цвет и форму, застиранную до состояния половой тряпки и всю пестрящую небрежно, кривыми стежками пришитыми заплатками.
Он встретил гостей на веранде, сидя в плетенном кресле-качалке с длинной курительной трубкой в зубах, дымок от которой имел запах отнюдь не табака, скорее подозрительно напоминая ту самую недозволенную ко ввозу в город травку, которой частенько приторговывал Люм из-под полы. Это подозрение, кстати, косвенно подтверждалось слегка косящими в разные стороны глазами уважаемого мэтра — одним из признаков воздействия этой травки.
Усадив гостей в рядом стоящие кресла (вернее сел только Люм так как воры вдвоем туда просто не помещались) и, конечно же, радушно предложив закурить, от чего пришлось долго и витиевато отказываться, что бы не обидеть хозяина дома, маг внимательно выслушал их сбивчивый и, конечно же, чрезвычайно трагичный рассказ. А после сказав только: «Идите за мной», быстро скрылся за дверью, ведущей в дом. Парням ничего не оставалось, как только последовать за ним.
Его дом — большой и красивый снаружи особняк, находившийся на одной из самых привилегированных улиц города, внутри полностью соответствовал внешности самого хозяина.
То есть такой же облезлый, обшарпанный, невнятный и, кроме того, еще захламленный всем, чем только угодно, до крайности. В коридорах, по которым их долго вели, из-за огромно количества вещей приходилось передвигаться исключительно гуськом, но даже подобным образом просто невозможно было пройти и пары шагов, чтобы не споткнуться о какой-нибудь наверняка чрезвычайно важный или просто очень дорогой (раз он до сих пор не выкинул эту рухлядь) сердцу хозяина предмет.
— Слушай, а может свалим отсюда, пока еще есть возможность? Не нравится мне этот маг.
Тихий шепот, раздавшийся в непосредственной близости от левого уха, заставил Арэйна отвлечься от созерцания местных «красот». Бросив взгляд на недовольно кривящегося Лея, одновременно с этим сделав шаг, едва не упав, споткнувшись об какую-то очередную неопознанную штуковину и удержавшись на ногах только благодаря своевременной помощи блондина, смачно выругавшись и получив за это укоризненный взгляд мага, брошенный из-за плеча, и понимающую улыбку Лея, а так же подавив желание запнуть куда подальше «обидевшую» его вещь, парень однозначно вынужден был признать, что полностью солидарен с мнением своего недруга. Его тоже здесь все, начиная самим магом и заканчивая видом его «апартаментов», крайне настораживало. И это еще мягко сказано.
Громко извинившись перед хозяином, Ар придвинулся к Лею поближе и также зашептал ему прямо в ухо:
— Мне тоже. Но глупо не использовать реальный шанс избавиться друг от друга. Ты не находишь?
Лей тихо, но отчетливо-презрительно фыркнул.
— Реальный?!
— Я Люму доверяю. И советую тебе делать то же самое. Он плохого не посоветует.
— Ладно, ладно. В меня бы кто-нибудь так верил… Только предупреждаю! Я ему колдовать над собой не позволю, выступай подопытной крыской сам.
Стиснув зубы, брюнет тихо выдохнул какое-то ругательство. Как же его раздражало не ко времени проснувшееся упрямство Лейна. Нет, Ар, конечно же, понимал и в общем-то разделял чувства недруга, вызванные этим местом. Ему тоже было беспокойно, непонятно и даже чуть-чуть страшно, но, раз уж они пришли сюда, парень собирался идти до конца вне зависимости от возможной опасности. Да и он верил, что уж Люм то его точно бы не стал ни в коей мере подставлять, и если уж его друг верит этому… кхм… магу, то так тому и быть. Поэтому, стиснув изо всех сил пальцами локоть блондина и получив от того чувствительный пинок в голень, Ар, стараясь говорить все так же тихо, чтобы не услышали остальные, внес свое предложение:
— Если надо, ты станешь не только крыской. Или есть альтернатива — сейчас мы уходим отсюда и сразу же идем «учится летать» с камнями на шее с крепостной стены. Как тебе такой вариант? Потому что я не собираюсь терпеть тебя рядом до конца своих дней! — и уже спокойнее добавил: — Прекрати свои капризы. У нас все равно нет выбора.
Померившись буквально пару секунд с Арэйном яростными взглядами, блондин прошипел что-то явно глубоко неприличное сквозь зубы и, резко вырвав руку из хватки Арэйна (впрочем, все же даже не пытаясь отстранится от него далеко), с нескрываемым раздражением заключил:
— Считай, что ты выиграл, — и добавил с мрачной ухмылкой. — Меня только одно успокаивает — если я пострадаю, ты тоже невредимым не останешься.
— Бальзам на раны гордости?
— Можно сказать и так. Но ты не поверишь, как это успокаивает!
— Ну почему же не поверю. У меня совершенно аналогичное чувство…
Закончив свои пререкания на этой жизнеутверждающей ноте, парни поспешили догнать уже здорово ушедших вперед мага с Люмом.
Кабинет, до которого они все-таки вскоре добрались, едва не заставил Арэйна пожалеть об отвергнутом предложении блондина. Именно это помещение еще больше остальных напоминало лавку старьевщика, слегка скрещенную с лабораторией, и было загажено еще более, чем все те, через которые они проходили.
В изначально достаточно большой и просторной комнате сейчас оставался лишь пятачок свободного места посредине примерно два на два метра. Остальное же пространство было до потолка завалено всевозможных размеров сундуками, грудами книг и каких-то склянок, кучами тряпок не первой (и отнюдь даже не второй) свежести, ботинками, просто доскам и еще каким-то мало опознаваемым хламом. Именно в этих кучах барахла, подскочив к ним прямо с порога, маг с настоящим энтузиазмом прожженного нищего начал копаться, зарываясь туда почти по пояс, откидывая в сторону попавшиеся под руку и явно не нужные ему сейчас вещи и что-то то ли бормоча, то ли напевая себе под нос.
Лично у Арэйна гиперактивный старичок, на лицо больше всего походивший на сушеную грушу, и все его действия вызывали волну глухого скепсиса, впрочем, тщательно скрываемого и не высказываемого в слух. Да он бы сейчас отдался в руки самому Хайс-даану — Богу Хаосу, одному из проклятых Богов, имя которого запрещено произносить, лишь бы избавится от становившегося с каждой минутой все невыносимее проклятия. Хотя, с каждой прошедшей секундой уверенность в том, что этот тихий (а действительно тихий ли?) сумасшедший сможет им помочь, таяла, как первый снег под лучами яркого солнца. Если бы Лей обратился со своим предложением к нему сейчас, то Ар возможно и не был бы так категоричен.
Брошенный в сторону блондина взгляд показал, что тот, демонстративно не смотря в его сторону, явно пытаясь банально игнорировать, презрительно кривясь, следит за суматошными действиями подсунутого Люмом мэтра, но особого желания протестовать не испытывает, скорее всего уже окончательно смирившись. Ару так же ничего не оставалось, как только успокоится и просто ждать.
Наконец, найдя то, что очевидно ему было нужно, маг с громким торжествующим вскриком вынырнул из кучи барахла и, без промедления подскочив к замершим у порога парням, с не дюжей для такого хлипкого тела силой схватил и выдернул обоих проклятых на середину комнаты, в центр свободного пространства. Делал он это с такой уверенностью и решительностью, что ни Лею, ни Ару, поражено застывшим от такой наглости словно соляные статуи, даже в голову не пришло протестовать. Они лишь провожали настороженно-удивленными взглядами каждое движение мэтра.
Зажатым в руке мелом старик начертил вокруг воров небольшой круг, по линии изнутри и снаружи покрыв его множеством каких-то непонятных таинственных символов. Закончив с этим, он приказал парням не шевелится, что бы ни случилось, и, встав прямо напротив них настолько далеко, насколько позволяло свободное от хлама место, пробормотал что-то себе под нос и, вскинув руки к потолку, начал делать ими резкие хаотические взмахи, при всем при этом начиная завывать что-то на незнакомом языке, от звуков которого, казалось, что в сердце пробирается зимняя стужа, и, в каком-то почти экстатическом удовольствии вращая выпученными глазами, словно буйный сумасшедший.
Словно бы повинуясь действиям старика, ранее начерченные им знаки поочередно загорались ярко-бирюзовым цветом и, отделяясь от пола, взлетали, тая, словно дым, где-то на уровне лица мага. Вся эта картина казалась невероятно завораживающей и в то же время вызывала ощущение непонятного, первородного страха.
Слава Богам, это продолжалось совсем недолго. Уже буквально через минуту маг снова спокойно замер, как будто ничего и не случилось. Достав из кармана своей хламиды тонкую, короткую палочку из чего-то наподобие хрусталя (а может именно и из него), он начертил легкими быстрыми движениями что-то на лбу парней и, еще раз коротко прокричав несколько слов все на том же леденящем кровь языке, парой молниеносных движений срезал у проклятых неизвестно откуда вынутым ножом по нескольку волосинок. После этого, отойдя к чему-то отдаленно напоминающему стол, заваленный всевозможными склянками, бутылочками и пробирками с жидкостями ярко ядовитых цветов, начал долго и вдумчиво химичить, смешивая разноцветные жидкости в разных пропорциях. При этом у него постоянно что-то шипело и взрывалось выпуская клубы вонючего едкого дыма.
Наконец, закончив, он величественно кивнул замершим парням, которые боялись даже неосторожным вздохом помешать «процессу», и вежливо предложил пройти для разговора в гостиную.
Гостиная мага в отличии от кабинета была относительно чистой и полупустой. Небольшой диванчик с торчащими во все стороны пружинами, несколько ненадежных, которые, казалось, могли рассыпаться даже от неосторожного вздоха стульев, колченогий, подпертый стопкой книг стол — вот и вся «величественная» обстановка.
Царственно усевшись на одном из стульев, маг торжественно махнул рукой и предложил остальным устраиваться поудобнее. «Остальные» лучше бы постояли, во всяком случае именно такое желание крупными рунами читалось на их лицах, но, не смея перечить магу, парни начали опасливо рассаживать.
Лей и Ар осторожно, старясь избежать уколов острых пружин, примостились на диванчике — единственном предмете мебели, который выглядел более или менее надежным. Люм, которому там места не осталось, с видом осужденного на смерть каторжника присел на один из стульев, который казался ему более устойчивым. «Устроившись поудобнее» парни выжидающе посмотрели на мага, в ожидании, что тот начнет разговор, но старик лишь сверлил их немигающим взглядом, словно бы пытаясь прочитать в душах все самые сокровенные тайны.
— Уважаемый мэтр, Вы что-нибудь выяснили о нашей проблеме? — наконец решил нарушить затянувшееся молчание Арэйн, у которого уже не хватало терпения ждать, ему было уж очень не по себе от такого внимания мага. Впрочем Лей и Люм тоже сидели как на иголках.
От прозвучавшего в звенящей тишине комнаты голоса старичок вздрогнул, подскочив на стуле (от чего тот, громко хрустнув, заметно покосился) и, словно бы очнувшись от каких-то своих мечтаний, внимательно осмотрел присутствующих и, гордым жестом вскинув голову, красочно выдал:
— Друзья мои, сегодня я счастлив лицезреть одни из величайших и прекраснейших образцов в теории овеществления малефицизма. Какие линии, какая основа, и что за чудесное построение… Такого переплетения магических линий я не видел никогда. Грация, хрупкость и прочность — здесь собрано все, словно тончайшее, прочнейшее кружево. Такое сложное, такое изящное и воздушное… Это невозможно передать словами — для того, чтобы оценить это, нужно только видеть. А насколько тонкие соединения с линиями ауры, насколько изящно, с какой легкостью объединены две абсолютно разные жизни. Настоящая сказка! Я никогда не думал, что подобное возможно. Словно бы это не какая-то там поздняя надстройка…словно бы они всегда были единым целым. Это лучшее, лучшее, из того, что я когда либо видел. И просто счастлив, что смог дожить до этого момента. Уже знаю, знаю, что я сделаю! Я обязательно впишу этот случай в свою книгу! Пусть все знаю и восторгаются! Это дойдет до потомков!
Парни обреченно переглянулись, из всего сказанного они поняли только то, что их проклятье сложное, уникальное, и маг прежде такого даже в глаза не видел, а поэтому вряд ли сумеет их от него избавить, и это не могло не огорчать. К тому же не сказать, что им было так уж особо лестно, что об их дурости узнают потомки…
— Малефицизм! О! — продолжал все так же вещать старик, не обращая внимания на прибалдевших от такого поворота разговора слушателей, блаженно закатив глаза к потолку. — Вы даже представить себе не можете, какое это благородное, тонкое и сложное искусство. Одна малейшая ошибка и все! Нужно полное сосредоточение, твердая воля и долгие годы тренировок. Как описывал Акдар Мигунми в своей книге «Теория и практика проклятий»…
— Кхм… Прошу прощения, мэтр, — прервал вдохновенный монолог мага Люм, чему оба вора, у которых начинали уже уши в трубочку сворачиваться от этой восхищенно-бредовой речи, были отчаянно рады. — Нам, конечно же, все это очень интересно, но, может быть, вы расскажите об этом чуть позже, а сейчас вернемся к решению проблемы моих друзей?
— Да, да, — встрепенувшись и снова принимая серьезный и вдумчивый вид, согласился маг. — Я очень рад и благодарен, что Вы, мои юные друзья, обратились ко мне. Хочу, чтобы Вы знали, я один из лучших специалистов этой области, на всей территории Адении, Маствии и Миарка. И я просто счастлив оказать вам любую помощь. Ваше проклятье… оно просто потрясает воображение, оно уникально, практически невозможно… Но все же оно существует… Связать таким образом не только ощущения и тела, не только жизненную силу, но и сами души… А уж идея завязки для его закрепления, основанная на тактильной чувствительности и заверченная для надежности на приращении в прогрессии болевых ощущений, это… Это даже не новое слово в малефицизме, это грандиозно! Даже Андрон Гранденский в своей «Истории исследований» писал о невозможности состыковки этих…
— Вы сможете снять наше проклятье? — решил брать быка за рога Арэйн, поняв, что если предоставить мэтру разглагольствовать дальше, то к нужной им информации тот доберется не скоро и хорошо, если вообще доберется.
При этом вопросе радость мага слегка потускнела, и он, отчаянно переминаясь с ноги на ногу, проговорил:
— Понимаете… Это проклятье можно отнести к категории Варанды или даже Браейра, а в них используется очень большой разброс сил… И я уже говорил про чрезвычайно сложное плетение…
— Просто скажите: да или нет?
— Боюсь, что нет! — бессильно пожал плечами старичок.
Нельзя сказать, что Арэйн ожидал получить другой ответ. Слишком уж невероятно было добиться положительного результата с первой попытки, но, как всем известно, надежда на Чудо слишком уж живучее и коварное чувство. Оно никогда не слушает доводов разума, шепчущего, что твои мечты не реальны, оно расправляет свои белоснежные крылья и, паря где-то там, на недостижимой высоте, манит своим блеском, словно бы говоря: еще один единственный рывок, и ты дотянешься, я буду твоей, ты достигнешь всего, чего желаешь… И ты, невольно поддавшись ее незримому очарованию, летишь на зов. Вот только чем выше взлетаешь, тем больнее падать, если оказывается, что твоя надежда была лишь обычным миражом, глупой фатаморганой…
Вот и сейчас Арэйн чувствовал себя так, словно рухнул с большой высоты с размаху впаявшись в каменно-твердую землю. Дыхание перехватило. Но уже через секунду он взял себя в руки, осталось только ощущение непонятной глубоко запрятанной обиды и разочарования, как будто ему пообещали показать невероятное чудо, дать подержать его в руках, но нагло обманули.
— Спасибо, что потратили на нас свое время, но, боюсь, что нам пора идти. Провожать не надо. Я думаю путь обратно мы найдем.
Ар поудобнее подхватил Лейна под руку, встал, и они молча, удивляя всех присутствующих словно бы долго отрабатываемой синхронностью движений, быстрым шагом направились к выходу.
По пути Арэйн постарался привести расшалившиеся нервы в порядок, повторяя про себя, что одна неудача еще не конец света, что еще будет шанс… Ведь так же?
— Да ладно тебе, — голос блондина прямо таки лучился ненормальной жизнерадостностью, можно даже сказать счастьем. Вот только чему тот радовался, Арэйн понять никак не мог. — Прекращай из себя строить величайшего страдальца всех времен и народов.
На эту реплику Арэйн только в раздражении стиснул зубы и мрачно буркнул в ответ:
— Все со мной в порядке.
— Угу… Вот только морда лица у тебя такая, будто ты прямо сейчас отсюда топиться пойдешь. Предупреждаю сразу — я в корне не согласен! Так что закатай губу на такое радикальное решение проблем и улыбнись что ли, а то от твоей мрачной хари даже мне на край света сбежать хочется, — и, видя, что его кривляния не оказывают на «объект» никакого действия серьезно добавил. — Правда, прекращай наводить тоску. Я тоже хотел бы избавиться и от проклятья, и от тебя как можно быстрее, но это отнюдь не значит, что нужно впадать от каждой неудачи в пораженческие настроении. Найдем другого мага! А пока смирись с тем, что нам придется еще немного друг друга потерпеть.
— Да никуда я не впадаю, просто на душе как-то муторно…
— А мне думаешь нет! — взвился Лейн. — Или ты считаешь, что страдаешь здесь только ты один? Еще раз тебя прошу, пока по хорошему — прекращай киснуть!
— А то что? — остановившись посреди коридора Ар с крайне нехорошим прищуром уставился на сотоварища, тот же ответил ему взглядом невиннейшего ангела и тут же издевательски-презрительно фыркнул:
— Думаешь, не смогу придумать? Или ты до сих пор считаешь, что для причинения неприятностей обязательна грубая сила и причинение объекту физического вреда? А я то был о тебе лучшего мнения. Такие задатки пропадают зря…
Арэйн и сам не мог сказать почему, но у него внезапно появилось желание поцеловать этого упрямца — тот выглядел сейчас так мило, слегка взъерошенный, с горящими глазами, брюнет уже было потянулся к губам Лейна, но тут их внезапно перевали.
— Молодые люди! Молодые люди! — раздавшийся из-за угла голос запыхавшегося мага прозвучал крайне не вовремя (хотя это как посмотреть), через мгновение оттуда показался сам старичок и, подбежав к ним, остановился рядом. — Ну разве можно уходить, не дослушав! Я ведь еще не все сказал. Ах, молодежь, молодежь. Столько энергии, столько страсти и стремлений. Но никакого терпения! Все куда-то едите-мчитесь, в даль, за горизонт. Вспоминая себя лет так…
— Мэтр, — оборвал очередной вдохновенный бред старого мага Лейн. — Если у вас есть что-то, что вы хотите нам сообщить, то, прошу вас, говорите побыстрее, а иначе мы, пожалуй, пойдем.
— Конечно, конечно. Я все вам сейчас расскажу. Вы так внезапно сорвались, даже не пожелав дослушать. Горячность когда-нибудь сыграет с вами плохую шутку. Учитесь терпению, молодые люди. Терпение — это благодетель! А ведь я не сказал вам самого важного… — старик сделал многозначительную паузу (которая была сейчас для парней словно острым ножом по напряженным нервам) а затем, видимо насладившись производимым эффектом, продолжил. — Снять проклятья я, конечно, не смогу, это мне просто не по силам, у него слишком высокая структура организации, да и я по большей части все же теоретик, но я знаю того, кто возможно сможет вам помочь.
— Кто? — одновременно выдохнули вновь окрыленные надеждой воры.
— Отшельник с Лунных гор, одинокий жрец великого Сайен-даану — Бога Равновесие. Он знает все тайны мира. Любая неразгаданная загадка для него не сложнее простейшей арифметики — так все говорят. Пойдите к нему и попросите его о помощи. Если кто и знает, как снять это проклятье, то только он.
— Большое спасибо за совет, вы нам очень помогли, — поблагодарил мага Ар и, взволнованно посмотрев на прилипшего к нему, словно сиамский близнец, врага, задумчиво покачал головой. — Вот только как нам туда добраться в таком-то состоянии… Придется что-нибудь придумывать. Еще раз спасибо, мы пойдем.
Он уже было собрался уйти, но был остановлен, все еще не желающим отпускать их магом.
— Друзья мои! Ведь я говорил вам уже, что нетерпеливые люди всегда проигрывают. Вы же уже едва не проиграли дважды, — на этом месте старичок ухмыльнулся настолько хитро, что заставил замерших рядом парней усомниться в том, что он так прост и рассеян как им до этого казалось, скорее походило на то, что это была удобная и привычная маска, призванная обманывать всех вокруг. От рассеянного чудака не ждут неприятностей и не прячут истинных лиц.
— Прошу прощения, что мы так невежливо с вами обошлись, просто мы очень расстроены всем случившимся, — на всякий случай извинился Арэйн, наконец осознавая, что их торопливость могла быть истолкована магом как неуважение, и, если он только захочет отомстить… — Скажите, вы что-то еще знаете о нашем проклятье?
Улыбка старика стала добродушной, та обеспокоившая парней хитринка стерлась без следа, снова делая мага похожим на все того же чудаковатого простака, которого они видели перед собой все это время.
— Обижаться на нетерпеливость молодости глупо. Я не сержусь. Но все же вам нужно учиться внимательно слушать старших, иначе сами потом будете жалеть… Вот, возьмите, — он протянул каждому из парней по маленькому, меньше пальца, витому пузырьку с ярко красной жидкостью внутри. — Будете пить по две капли в день. И, смотрите, не перепутайте флаконы. Это магический коагулянт, сделанный мной специально для каждого из вас, он свяжет компоненты проклятья, ослабляя его действие.
— Значит, если мы выпьем это сейчас, то нам уже не будет нужно прикасаться друг к другу, и мы сможем жить обычной жизнью? — в голосе Лея слышалась ничем не прикрытая надежда, Ар же даже слова не мог вымолвить, рассматривая лежащий в ладони флакончик. Неужели его мучения вот так скоро закончатся? Отчего-то было даже немного жаль…
— Э, нет, — беззлобно рассмеялся маг, грозя им указательным пальцем, — еще какое-то время вы не сможете обходиться без прикосновений, иначе будете испытывать боль при прекращении контакта — компоненты проклятья будут еще очень даже активны. Не могу сказать точно, сроки для каждого индивидуальны, но при регулярном приеме лекарства эти процессы вскоре должны пойти на спад. Но, даже если вы будете принимать его постоянно, вы все равно никогда не сможете отходить друг от друга дальше метра или двух, самое большее трех, чтобы не испытывать болезненного дискомфорта. И совет — даже когда вы сможете обходиться без прямого контакта, все же не пренебрегайте прикосновениями, иначе бессонница и нервное переутомление вам будет обеспечено. И еще…
Ар слушал продолжающего раздавать советы мага буквально затаив дыхание, да и притихший рядом Лей явно ловил каждое слово. Душа заполнялась радостью, расправляясь, взлетая, подобно яркому воздушному шару. И пусть было маленькое разочарование, что нельзя освободиться от всего этого уже сейчас… Но зато теперь в действительности появилась надежда, что они доберутся до отшельника и снимут проклятье. А главное, не будет необходимости постоянно обниматься с этим белобрысым красавчиком, будящем в Арэйне хоть и приятные, но такие неправильные ощущения. Вот этому обстоятельству Ар был рад больше всего.
Попрощавшись с наконец-то высказавшим все старичком и искренне поблагодарив его, парни не спеша направились к карете, в которой, вальяжно развалившись на сиденье, уже ждал Люм, давно уже покинувший дом мага более коротким «маршрутом». На вопрос, отчего у них такие счастливые физиономии, воры, расцветя еще больше, наперебой кинулись рассказывать о сообщенных старичком новостях.
Автор: мирэбо.
Бета: Lirilai de Nomore.
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: м/м.
Жанр: романс, немного юмор
Размер: макси.
Статус: закончен.
Саммари: Проклятье вещь очень неприятная, особенно если благодаря ему ты оказываешься тесно связан с человеком, которого долгие годы ненавидел…
Дисклеймер: моё!
Размещение: с моего разрешения
От автора: Все будет очень просто и незамысловато))
Остальные главы можно найти здесь
Глава 5
***
Перспектива совместной помывки Арэйна отнюдь не вдохновляла, но ничего поделать с этим было действительно нельзя — потенциальная возможность ходить грязным всё то время, пока с них не снимут проклятие, воодушевляла его еще меньше. Поэтому, засунув поглубже все свои заморочки и постаравшись относиться к происходящему по философски, брюнет повел мрачного и тоже выглядевшего весьма недовольным, но почему-то молчащего Лея к гостевой комнате.
За всю дорогу они не сказали друг другу ни слова, только украдкой угрюмо переглядывались между собой. Ар даже начал беспокоиться, не случилось ли чего с блондином — таким молчаливым Арэйн его еще никогда не видел. Что бы принцык и без его извечных язвительных «шпилек» — это приравнивалось в мыслях брюнета едва ли не к тому, что Небеса рухнут на землю, а Проклятые Боги, вернувшись из забвения, вновь обретут свою былую силу.
Впрочем, Лей слегка оживился, тут же найдя для своего недруга пару-тройку своих любимых сакраментальных гадостей, заставляя этим Арэйна жутко смущаться и нервно краснеть, когда им по дороге к месту проведения гигиенических процедур пришлось заглянуть еще кой-куда (к сожалению, даже в их состоянии естественных потребностей организма никто не отменял). Нет, блондин конечно без вопросов и препирательств согласился отвернуться и не смотреть, но его несдержанный острый язычок жалил, словно стая злющих пчел, как всегда с хирургической точностью находя наиболее уязвимую точку.
Как это ни странно, может из-за того, что вся злость была выплеснута ранее, но в данный момент язвительность блондина Арэйна совсем не раздражала. Ну может только слегка, заставляя от понимания этого смущаться еще больше, изо всех сил негодуя уже на самого себя и по привычке пытаясь строить планы «мести». Но Лей, когда подошла его «очередь», на провокацию решившего расквитаться брюнета поддаваться не пожелал, с легкостью отбивая все остроты и беззлобно отшучиваясь. Здесь Ар должен был признать, что снова проиграл.
Наконец, закончив с этой насущной проблемой, они оправились решать другую, не менее важную и деликатную.
Все комнаты для омовений в доме Люма, даже те, которое прилегали к гостевым апартаментам, были оборудованы по последнему слову современных маготехнологий.
Арэйн всегда поражался стремлению своего друга к всяческому комфорту, иногда даже шутливо подразнивая его на эту тему. Сам Ар относился к таким вещам довольно прохладно: есть — значит прекрасно, нет — можно обойтись и так, хотя и всегда признавал, что все эти штучки очень облегчают жизнь.
Особенно Ар радовался этому сегодня. Он нервно вздрагивал, стоило ему только представить, что было бы, если бы им пришлось сейчас вдвоем мыться в другом, менее оснащенном месте. Допустим, без самоподачи и терморегулирования воды, то есть, говоря простым языком, банально обходясь обычными бадейкой, ведрами и ковшиком — что в общем-то и составляло все «удобства» в его маленькой съемной квартирке. Представить картину их совместного втискивания в небольшую бадью, в которую Арэйн и в одиночестве едва помещался, воображение брюнета отказывалось напрочь, но Ар не сомневался — зрелище было бы весьма занимательным. И явно стоило поблагодарить Богов, направивших Арэйна вчера к дому Люма.
Здесь все было, конечно же, по-другому. Чего стоила только огромная мраморная ванна с добавленными в нее с помощью магии несколькими режимами гидромассажа — это уже просто воплощенная мечта. А еще в дальнем левом углу большой, облицованной темно-зеленым со светлыми прожилками камнем комнате была установлена просторная душевая кабинка, а в углу напротив точно такая же на вид только с эффектом парилки. И это все не считая всяческих агрегатов, о функциях которых Арэйн имел весьма смутное представление. В общем широкий выбор, оставалось только решить, чем же из этого им воспользоваться.
Рассматривая комнату, казавшуюся в нечетком рассеянном свете настенных ламп ожившей фантазией, Арэйн задумался.
— Ну и где? — скосив глаза на непринужденно осматривающегося Лея, который совсем не выказывал какого-либо удивления или интереса ко всему находящемуся в комнате, как будто видел подобное едва ли не ежедневно, сложил на него свои муки выбора Арэйн.
— Что — где? — посмотрев на брюнета с недоумением, вопросительно приподнял брови Лей, почему-то при этом напомнив Ару удивленного котенка, прямо руки потянулись почесать за ушком. Хотя если блондин и стал бы кем-нибудь из семейства кошачьих, то только большим и грациозным хищником.
Сморгнув представшую перед мысленным взором картину Ар уточнил:
— Спрашиваю, где ты предпочитаешь мыться?
— Я?! О-о-о… Ты предоставляешь мне выбор? Ну надо же, какая честь! А что, сам решить не можешь? — с крайне натурально разыгранным вниманием полюбопытствовал блондин и, видя, что недовольно поджавший губы Арэйн отвечать на очередную «шпильку» не собирается, легонько толкнул его: — Эй! Ну я же серьезно спрашиваю.
— Ну если серьезно, тогда отвечу — не льсти себе. Мне просто без разницы где грязь смывать. Так что давай высказывай свои предпочтения, пока я добрый.
— Да ты что-о-о… — Лей широко издевательски улыбнулся и слегка прикусил губу, чтобы не рассмеяться. — Все равно ему… А если подумать?
— Слушай, решай быстрей! — уже выходя из себя пробурчал Ар. Вот хочешь сделать кому-нибудь приятное — ан нет! — «жертва» изволит сопротивляться.
На эти слова Лей негромко фыркнул и театрально закатил глаза.
— А что решать то? Я вообще-то предпочитаю ванну, но, знаешь ли, я таки не являюсь тем самым извращенцем, каким ты меня вечно выставляешь, чтобы нежиться там с тобою. Слишком уж интимное занятие, не находишь?
Образ расслабленного, распаренного в горячей воде Лея, обнаженного, покрытого с головы до кончиков пальцев на ногах нежным розовым румянцем поразил Арэйна словно разрядом молнии. На мгновение ему даже показалось, что картина стала реальной, и он чувствует жар его влажной кожи под своими пальцами. Нее, такого он не выдержит…
— Значит душ? — судорожно сглотнув, едва выдавил из себя он, изо всех сил пытаясь отогнать это провокационное зрелище. Впрочем, видение Лея подставляющего свое нагое тело под серебристые водные струи, тут же возникшее в голове брюнета, будоражило кровь не намного меньше. Мысленно себя пнув, Ар попытался сосредоточится на настоящем.
— Я думаю, это будет самым лучшим решением, — согласился Лей, как-то чересчур внимательно глядя на него, так, что Ар даже занервничал. Неужели прозорливый блондин догадался, о чем он тут думает? Но тот тут же равнодушно отвернулся.
— Что ж, идем!
Ар быстро ринулся к душевой кабинке, пока ему снова не привиделось чего-нибудь столь же извращенно-соблазнительного, и уже взялся за ручку, собираясь открыть дверцу, но Лей был явно другого мнения на этот счет.
— А ты ничего случайно не забыл? — сахарным голосом, с едва заметным налетом издевки поинтересовался блондин, слегка потянув Ара на себе и этим пытаясь отдернуть его подальше от кабинки.
Пришлось остановиться, хотя бы для того, чтобы повернуться и буркнуть в ответ:
— А что я мог забыть?
— Ну не знаю… — все также картинно изощряясь, как бы про себя пробормотал Лей. — Может быть ты конечно предпочитаешь принимать душ в одежде, например заодно и стирку устроить, но вот я как-то перед этим обычно раздеваюсь.
Глухо рыкнув и мысленно постучав головой об ближайшую стенку, так как он действительно со всеми этими «левыми» мечтами совершенно забыл о такой «крохотной» и «абсолютно не важной» детальке, как одежда, но естественно не собираясь признаваться в своем просчете этой ядовитой ехидне, Ар в ответ лишь надменно проворчал, сделав вид, что это замечание ни чуть его не задело:
— Конечно же я об этом помню, просто решил сначала воду отрегулировать. И вообще, почему это я должен перед тобой оправдываться?
— Да мне как-то до твоих оправданий… — безразлично дернул плечами Лей, состроив скучающую гримаску, словно бы ему действительно было все равно. И только насмешливый огонек в его глазах убедил Ара в том, что блондин так ему и не поверил и мысленно хохочет над ним от всей души. — Но может это лучше сделать сейчас. На мой взгляд так тебе будет намного удобнее.
— Можно и сейчас… — отбросив желание поспорить, возникшее больше просто для проформы, чем для утверждения собственной правоты, Ар начал одной рукой распутывать шнуровку на рубашке.
Лей в ответ, как бы это ни казалось странным, просто промолчал, отвернувшись и занявшись стягиванием с себя куртки, но Арэйну отчего-то послышался тихий, едва различимый смешок. Но брюнет, ради своего же спокойствия, решил не заострять на этом внимания.
Вы когда-нибудь пытались раздеться, будучи в буквальном смысле привязанным к кому-нибудь? А если еще при этом изо всех сил стараться как можно меньше дотрагиваться до обнажающихся частей тела этого самого «кого-то», причем одновременно стараясь не терять контакта с собратом по несчастью, так как прикосновения вам обоим крайне необходимы.
Уверяю вас, ощущения просто непередаваемые!
Кое-как раздевшись и при этом едва не запутавшись в предметах своего многострадального гардероба, чуть не расстелившись на ровном месте и в процессе высказав друг другу кучу всяческих «любезностей» и массу обвинений в пристрастиях ко всякого рода извращениям, парни, выбрав со стоявшего рядом столика все, что нужно для мытья, наконец-то вошли в кабинку и, отрегулировав кристаллы-амулеты на нужную им температуру и частоту водных струй, принялись за дело.
Мыться вдвоем, почти прижавшись друг другу и при этом крепким, практически до болезненности захватом вцепившись в руку «соседа», было не менее «удобно», чем и раздеваться в таком же положении, если не сказать больше... Приступая к сей гигиенической процедуре Арэйн прекрасно представлял себе всю сложность этого деликатного, а в их случае (для двоих вспыльчивых словно порох парней, которые и так не упускают ни одного шанса что бы позубоскалить и подраться) еще и опасного «процесса» и ожидал всяческих «трудностей», клянясь истинными именами Богов, что не будет злится и отвечать на провокации блондина, какую бы гадость тот не сказал. После утреннего происшествия жить ему захотелось от чего-то даже больше, чем раньше. Но вот только Ар был совершенно не готов к некоторым «оттенкам» того, что ему предстоит при этом действе испытать, вернее наивно думал, что все обойдется. К сожалению, оказалось, что свою силу воли молодой вор весьма переоценил.
Кроме испытываемой огромной неловкости в целом от этой кошмарной ситуации и особенно от случайных, даже легких прикосновений, а так же сильно нервировавшей ограниченности в движениях Ара одолевали и другие, абсолютно в данный момент лишние эмоции.
Он никак не мог оторвать от Лейна взгляда, отводя глаза только тогда, когда блондин поворачивал лицо в его сторону. Ар прекрасно понимал, что банально нарывается на очередные неприятности, но перестать смотреть просто не мог, это зрелище притягивало его, словно магнитом.
Красивое, прекрасно сложенное тело, без грамма лишнего веса, плавные и в то же время слегка нервные движения — здесь определенно было на что полюбоваться.
В отличии от Ара, с его рельефной и хорошо развитой мускулатурой, все тело Лея состояло из плавных округлых линий. Создавалось совершенно полное и правдоподобное ощущение, что мышцы под этой бархатно-золотистой кожей никогда даже не знали такого кощунственного по отношению к ним действия, как тренировка. И это придавало стоящему рядом с Арэйном парню образ ни на что не способного неженки и слабака, хотя, надо признать, очень прелестного слабака.
Вот только верить этой нарочитой слабости и беззащитности абсолютно не следовало. И Ар, прекрасно помнивший, какая сила содержится в этом хрупком на вид теле (он испытал ее разрушительное действие на себе не раз), ни на секунду не обманывался, хотя и с удивление наблюдал за тем, как прямо на глазах, внезапно, «беззащитная хрупкая жертва» преображается в матерого охотника. Когда блондин двигался, особенное если движение было резким и требующим напряжения, то становилось прекрасно видно, как сильные крепкие узлы мышц перекатываются под его гладкой кожей, наводя на мысль о дикой грации смертельно опасного хищника и не оставляя сомнений в том, что этот индивид вполне сможет за себя постоять.
Арэйн с каким-то маньячным наслаждением следил, как по этому телу, по этой нежной и на удивление гладкой для мужчины коже стекают капельки воды, скользя все ниже по длинной шее, несущей сейчас следы их недавней ссоры, по плечам, по безволосой груди, по упругому впалому животу к золотистому кустику волос… Безумно хотелось повторить их путь руками… губами…Ар уже почти было потянулся к Лею, но в этот момент проснулся здравый смысл, заставив очнуться от наваждения.
«Боги, о чем я думаю!»
Собрав остатки разума, Арэйн резко отдернул, словно бы обжегшись, руку, уже было тянувшуюся к коже Лея, и крепко зажмурился, стараясь выкинуть из головы эти ужасные мысли. Он не может хотеть этого! Нет!
Но даже с закрытыми глазами Ар видел всю картину, словно бы наяву, и даже больше… При отсутствии возможности видеть ощущение прохладной нежной кожи под пальцами той руки, которой он держался за блондина, казалось обжигающим и совсем не добавляло здравомыслия. Даже наоборот — подстегивало, растравляло воображение, заставляя его переходить от демонстрации уже виденного ранее наяву к совсем уже бесстыдным и диким фантазиям.
С глубоким вздохом, поклявшись, что отныне будет смотреть только на лицо Лея и никогда больше не опустит взгляд ниже, да и вообще не будет глядеть в его сторону, Арэйн распахнул глаза.
Но и исполнение этой клятвы отнюдь не принесло облегчения. Не смотреть он просто не мог, взгляд словно бы сам притягивался к недругу… А наблюдать за тем, как блондин промывает свои нелепые косички (вылив на них наверное с пол флакона шампуня и теперь пытаясь смыть густую пену), подавлять в себе неистовое желание, вцепившись в них, притянуть к себе их обладателя и зацеловать его до смерти, было…
— Прекрати на меня так пялиться!
Недовольный голос блондина заставил Арэйна вернуться «на землю» из своих «возвышенных» мечтаний.
Тут же оценив ситуацию и поняв, что попался почти «на горячем» брюнет решил, что безопаснее будет все отрицать.
— Я не пялюсь!
— А я говорю пялишься!
— Нет!
— Да!
Выражение лица Лея яснее ясного говорило, что он не верит Ару ни на медную монетку, но брюнет отступать от своей точки зрения пока не собирался. Постаравшись скопировать по памяти так удающееся блондину выражение оскорбленной в лучших своих чувствах и стремлениях невинности, он как можно более возмущенно выдохнул:
— Да на кой ты мне сдался?!
Но видимо актер из Ара оказался никудышный, потому что доверия во взгляде Лея не добавилось даже на канарейкин язычок.
— Не знаю… но у меня от твоего взгляда чувство, как будто по коже мурашки ползают… И прекрати отнекиваться, чутье меня еще никогда не подводило!
Да-а-а…он попался со всеми потрохами. Как Ар мог забыть, что, между прочим, Лей, как один из серебряногильдейцев, всегда полагается на интуицию, а она у него, как и у всех «коллег», весьма неординарная, и уж убедить блондина в том, что на него никто не смотрел, когда он чувствовал взгляд, уже не удастся. Хотя, была еще вероятность просто отшутится в ответ… Вот так сразу и просто признаваться в своем «проколе» Арэйн не собирался, поэтому, ухватившись за эту возможность, ехидно заметил в ответ:
— А может тебе лучше к лекарю сходить — провериться, — и с наигранным испугом добавил. — Не дай Боги, вдруг ты заразный!
Но Лей почему-то на это заявление беситься не спешил.
— Ага! Вот с тобой вместе и пойду. Пусть тебе голову проверят!
— А мне то для чего? Я то нормальный, это, кстати, тебе все что-то кажется!
— Мне кажется!.. Что ж… Поклянись Пресветлыми Богами, что ты на меня не смотрел!
Устав от препирательств (которых было и так бескрайнее множество за последнее время), при этом прекрасно понимая, что если он будет настаивать на своем, то станет только хуже, а значит правильнее будет закончить спор на своих условиях, и уж тем более не собираясь давать торжественную клятву, Арэйн с вызовом признался:
— А даже если и смотрел, то что?
— Ну знаешь ли… Ты уж реши для себя что-нибудь одно. А то меня все время обвиняешь в нетрадиционных пристрастиях, а сам, такой правильный и честный, смотришь на голого меня, как будто съесть хочешь, причем уже не в первый раз!
— А если решу? Что тогда? — криво ухмыльнулся Арэйн, сам себе затрудняясь ответить только ли это в шутку или все же всерьез. — Что ты мне тогда скажешь?
В глазах Лея мелькнуло что-то непонятное, невероятно напоминающее панику, но сразу же, беря себя в руки, он медленно, словно бы в никуда, прошептал:
— Что скажу… я… — и тут же, прокашлявшись, (если бы Арэйн не знал Лея то сказал бы — для того, чтобы избавится от растерянности и смущения) с каким-то мрачным задором продолжил: — А причем здесь я? Кажется, я уже говорил, что ты не в моем вкусе. А даже если и был бы, поверь наконец, я с мужиками «любовь» крутить не собираюсь. Так что ты в здесь в полном пролете! — под конец злобно выпалил он.
— Ну-ну… Не злись. Сам же говорил, что это вредно, — примирительно хмыкнул Ар, стараясь задавить в себе вызванное этими словами тупое ноющее чувство где-то глубоко в груди. — Сдались мне твои худые телеса, даже потрогать не за что, обязательно об какую-нибудь выступающую кость уколешься. А я люблю женщин в теле, для непонятливых еще раз повторяю — ЖЕНЩИН, — брюнет с удовольствием наблюдал, как злость, написанная на лице Лея, постепенно сменяется уже привычным возмущением, быстро перетекающим в ехидство. — Ладно признаюсь — смотрел. Мне просто интересно стало, чего в тебе девки находят, кроме красивой мордашки и хорошо подвешенного языка!
— Ну и? Посмотрел?
— А что «посмотрел»? Не впечатлен! И фигурой ты не вышел и вообще… У меня больше!
— Да как ты… — прошипел оскорбленный в «лучших чувствах» блондин, но тут же принял невозмутимый вид: — Нормальный у меня, не всем такие дубины отращивать. Тебе ходить то, кстати, не мешает? И вообще, дело не в размере, а технике!
— Подумаешь, техника! — презрительно скривил нос брюнет, искоса покосившись на свое «достоинство». Неужели и правда слишком большим кажется? Правда, пока еще никто не жаловался, даже наоборот…
— Техника — это самое главное, но тебе, громила, этого не понять! — пафосно провозгласил блондин, ткнув указательным пальцем в потолок.
— Знаю, знаю, — едва сдерживая неуместный смех, настолько комичный вид был у Лея, подражавшего сейчас виденным известным философам, не раз устраивавшим научные диспуты на городской площади. — Ты уже говорил, что в этой «технике» ты мастер.
— Еще бы! — весь вид Лея сиял превосходством. — Могу и тебя еще поучить! — тут же быстро поправился, видя на лице Ара расцветающею ехидную ухмылку. — Естественно только на словах.
— Нет, спасибо! От частных уроков я пожалуй воздержусь!
На этом обмен «мнениями» как-то затух, и парни вернулись к своим прерванным делам — Лей к мытью волос, а Ар к душевным метаниям и стараниям больше даже не смотреть в сторону этой ехидной сволочи.
Наконец, справившись со своими косичками, Лей достал с полочки мочалку и, вспенив прозрачный гель, пахнувший чем-то приятно-горьковатым, начал скользить ею по коже.
От этой картины у Ара, не удержавшегося и нечаянно снова бросившего взгляд на свое персональное наказание, пересохло во рту.
Он тут же забыл обо всех клятвах, обещаниях, даже о неизбежном скандале, который обязательно последует, если Лей заметит его пристальное к себе внимание. Застыв, словно мраморная статуя в императорских садах и даже не заметив, как собственная мочалка выскользнула из его пальцев и упала на пол, брюнет жадно следил за движениями руки Лея. Блондин, к счастью, полностью сосредоточившись на процессе, ничего вокруг не замечал.
Это было каким-то колдовством… наваждением… не меньше. Потому что не могло, просто не могло его тело реагировать на все это ТАК.
Несмотря на достаточно прохладный душ, Арэйну было жарко. Кровь бежала по венам с огромной скоростью, сердце стучало все быстрее и быстрее, отзываясь единым слитным ритмом где-то в висках, а по коже, казалось, скользило тысяча молний. Ар с кристальной ясностью ощущал, что еще немного, и его тело окончательно его предаст, но сил сопротивляться этому или хотя бы просто отвести взгляд у него уже не было.
Лей же продолжал как ни в чем ни бывало растираться мочалкой, иногда сквозь зубы поругиваясь, когда, по всей видимости, ему было неудобно двигаться. Замерший столбом Арэйн отнюдь не способствовал облегчению его мучений, наоборот, только усугублял — мешаясь при любом удобном и неудобном случае.
Вот и сейчас, что-то зло шипя сквозь зубы, блондин пытался, выгибаясь словно кошка достать мочалкой как можно большую часть своей спины. Делать это одной рукой, другой держась за Арэйна было совсем неловко.
Это зрелище как будто вытолкнуло Ара из того состояния полной прострации, в котором он прибывал все это время, и он, наконец-то выйдя из ступора, слегка хриплым от переполнявших его эмоций голосом выпалил:
— Давай помогу!
И только после уже понял кому и что предложил.
Но было уже поздно…
Дернувшись, Лей оторвался от своего увлекательного занятия и уставился на брюнета с все возрастающим возмущением во взгляде и лишь через пару мгновений, видимо отойдя от шока, вызванного этим вопиющим предложением, смог из себя выдавить:
— Что-о-о-о?!
Сделав как можно более невинный взгляд (а больше ему ничего и не оставалось) и молясь всем Богам разом, что бы его тело хотя бы в данный момент не показало все его чувства в полной, так сказать, «красе», Арэйн нагло заявил:
— То-о-о!!! Ты еще долго возиться будешь, чистюля ты наша?
— А тебе какая разница? — подозрительно осведомился блондин.
«Знал бы ты какая, — угрюмо подумал Арэйн изо последних сил сдерживаясь, чтобы снова не начать пожирать глазами тело блондин, — убежал бы отсюда быстрее выпущенного из арбалета болта, даже забыв о своих марховых косичках». А вслух ответил:
— Ты думаешь мне приятно здесь с тобой голышом загорать? Или предполагаешь, что твоя лысая задница обязательно должна вызвать у меня чувство бескрайнего умиления? Прости, но эстетическое удовольствие от стиля «ню» я предпочитаю получать в музеях, статуи рассматривая. Так что не спорь, чем быстрее с этим покончим, тем лучше, — и видя, что блондин уже открывает рот чтобы возразить на его заявление, с сомнением прищурив глаза, добавил. — Или ты чего-то опасаешься? Может тебя настолько мужские прикосновения заводят, что ты боишься, что у тебя и на меня сейчас встанет? М-м-м? Так не боись, я пользоваться твоей «слабостью» не буду. Я тебе только спинку потру, а дальше ты все сам. Решай быстрее, а то так вытащу, мне уже надоело здесь мокнуть.
— Мечтать не вредно. На тебя у меня не встанет даже после приворотного зелья, — сквозь зубы процедил Лей, сверкнув в сторону Ара злобны взглядом, но отчего-то не стал в своей всегдашней манере спорить дальше.
В сомнении покусав нижнюю губу, чем в очередной раз введя Ара в огромное искушение, блондин с неохотой согласился и, всунув в протянутую руку брюнета мочалку, повернулся к нему спиной, перекинув мешающиеся косички на грудь.
Одной рукой держа блондина за локоть Ар провел мочалкой сначала по напряженным плечам, затем по спине, постепенно спускаясь все ниже и ниже, до поясницы и упругих крепких ягодиц…
То, что он предложил это зря, Арэйн понял еще до того, как начал эту проверку себя на выносливость. Ему как-то и визуального наблюдения за глаза хватало для того, чтобы едва не слететь с катушек, а так…
Мало того, что сейчас на блондина можно было пялится сколько угодно, не боясь его на то неадекватной реакции, так еще и была замечательная возможность как бы невзначай, словно рука соскользнула, пальцами провести по атласной коже, чувствуя крепость мускулов под ней.
От этого всего горячая волна, охватившая все его тело и почти полностью затмившая разум, устремилась в пах, заставляя член становиться каменно твердым.
Арэйн всеми способами старался избавится от неизвестно откуда взявшегося и абсолютно неуместного возбуждения, пытался, крепко зажмурившись, мысленно считать до ста, решать математические задачки, представлять самые мерзкие мгновения своей жизни… Но это совершенно не давало результата — всё в его мыслях затмевал образ соблазнительного тела блондина, заставляя желание разгораться только еще сильнее.
Ощущая, что еще чуть-чуть и он сорвется, наделав кучу глупостей, Ар, собрав всю свою волю в кулак, стараясь голосом не показать охватившее его страстное желание, хрипло выдохнул:
— Все, я закончил.
И быстро отвернулся, чтобы Лей не заметил его явно недвусмысленного состояния. Прислонившись спиной к спине блондина, Ар подставил свое горевшее словно в огне лицо под струи воды, пытаясь привести в порядок мысли и унять свое бушующее гормонами тело.
Но даже сейчас возбуждение хотя и чуть спало, так, что Ар снова мог мыслить почти трезво и здраво, но уходить совсем не спешило. Ар уже было думал, что не избежать ему едких подколов блондина, который, заметив его стояк, в обязательном порядке скажет какую-нибудь гадость и будет припоминать ему эту ситуацию всю оставшуюся жизнь, но тут Лей судорожно потянулся к регулирующему кристаллу, и парней в одно мгновение вместо теплого и бодрящего «дождика» окатило ледяным ливнем.
От неожиданности Арэйн вздрогнул и с трудом подавил рвущийся наружу вскрик, как впрочем и желание убежать отсюда подальше, но протестовать против такого самоуправства недруга конечно же не стал — ему это было только как нельзя кстати, от холодной воды возбуждение как рукой сняло. Но окончательно Ар вздохнул с облегчением только тогда, когда, быстро домывшись и одевшись в оставленную слугами одежду, они спустились завтракать.
Глава 6
***
Завтрак, поданный прямо в гостевые апартаменты, так же обошелся без смертоубийств (а именно этого, отправляя их приводить себя в порядок, всерьез опасался Люм, прекрасно зная, что общество друг друга действует на этих двух задир покруче красной тряпки, размахиваемой перед носом свирепого быка). Впрочем, все прошло вообще без каких-либо серьезных эксцессов. Тарелки, вилки и другие столовые принадлежности с легкой руки недругов так и не приобрели неположенную им опасную летучесть и, как это ни странно, были использованы исключительно в предписанных им создателями целях.
Сами парни были на удивление тихи и молчаливы. Они лишь изредка, украдкой настороженно поглядывали друг на друга из-под опущенных ресниц, думая каждый о чем-то своем и стараясь изо всех сил сделать вид, что «сосед» в их размышлениях занимает самое что ни на есть распоследнее место, да и вообще, что они уже совсем-совсем забыли о той ситуации, в которую так крепко и с таким поражающим воображение энтузиазмом вляпались.
Получалось крайне неубедительно. Впрочем, строгих критиков поблизости не наблюдалось — слуги, накрывавшие на стол, еще в начале ненавязчиво скрылись в неизвестном направлении, а сами воры были сейчас совсем не в том состоянии, чтобы еще оценивать реакции друг друга — им за глаза хватало собственных. Слишком многое нужно было осмыслить и переоценить… Поэтому завтрак протекал в гробовом молчании.
Быстренько утолив голод, парни вернулись все в ту же комнату, в которой провели предыдущую ночь, и принялись усиленно ждать ответа от Люмом мага. При всем при этом, конечно же, все так же пытаясь не обращать ни малейшего внимания на друг на друга.
Сейчас, не имея возможности отвлечься на что бы то ни было (пусть даже раньше этим «чем-то» и было просто-напросто сосредоточенное распиливание отбивной на мельчайшие кусочки, а так же тщательное пережевывание оной) взаимное игнорирование давалось им много сложнее.
Все-таки крайне не просто не замечать кого-то, кто вынужден прижиматься к тебе с завзятым энтузиазмом. Для подобного, наверное, нужно было бы обладать просто феноменальной невнимательностью и поистине нечеловеческой рассеянностью. К сожалению, ни один из воров такими свойствами характера похвастаться не мог. Но, не смотря ни на что, «увлекательной игры» никто из них не прекращал.
Сколько бы Арэйн не пробовал «переключится» и помечтать о чем-нибудь нейтральном, его мысли с заставляющим чувствовать уважение упорством возвращались к Лею. При этом ладно бы просто мысли, в конце концов, благодаря всей этой ситуации, они были повязаны с друг другом крепко-накрепко и, чтобы найти выход из этого весьма неудобного положения или хотя бы каким-нибудь образом облегчить себе жизнь, забывать о блондине совсем не следовало. Но ведь вместо тактических расчетов и прикидок или, на крайний случай, разработки их совместного распорядка дня, в голову постоянно лезли какие-то абсолютно дикие картины, в которых конечно же фигурировал его незабвенный враг. Причем в каком виде… Издевательское подсознание раз за разом подкидывало брюнету особо удачные картины с обнаженным телом Лея, широко продемонстрированного Ару во время общей помывки, при этом выворачивая все происходившее таким диким образом, что это, казалось бы заурядное зрелище (чего он там не видел?), вызывали та-а-акие отнюдь не отрицательные эмоции, что Арэйна кидало то в жар, то в холодный пот, и он отчаянно молился всем Богам, а в особенности своему непосредственному покровителю Виента-даану — Богу Ловкачу, чтобы блондин не заметил его весьма «выдающегося» состояния.
Молитвы, кажется, вполне помогали, во всяком случае Лей совсем не спешил истерить и насмехаться над ним по этому поводу. Блондин вообще был каким-то рассеянным и задумчивым, а взгляды, искоса бросаемые им на Арэйна, были до странности смущенные и даже какие-то слегка обалделые. Словно бы то, о чем он сейчас думал, совершенно выходило за рамки его мировоззрения. Причем периодически шея и щеки Лея окрашивались таким лихорадочно-ярким румянцем, что Ар только крепче стискивал зубы, в который раз за день усиленно повторяя про себя таблицу умножения.
К счастью, эта пытка продолжалась совсем не долго, еще бы чуть-чуть, и Арэйн бы просто окончательно слетел с катушек и все же воплотил в жизнь парочку самых изощренных фантазий прямо на этом симпатичном диванчике, но буквально влетевший в комнату чем-то очень довольный Люмьер заставил его взять себя в руки.
Чуть ли не святясь от радости, друг заявил, что мэтр Зандр ждет их через час в своем особняке, и они должны поторапливаться, иначе опоздают.
Карета была уже у входа. Слава Богам, закрытая. Такого позора, как светится своими новыми «близкими» отношениями с Леем на весь город Арэйн бы не перенес. Впрочем, Лей видимо был такого же мнения, во всяком случае именно так можно было интерпретировать его облегченный выдох при виде их нынешнего средства передвижения. Хотя в этом можно было и не сомневаться, им и вчера вечером за глаза хватило обалдело-ошарашенных физиономий впустивших их через Северные ворота и прекрасно видевших их «дружеские объятия» стражников (которые, будучи в весьма тесных, можно даже сказать «интимных», отношениях с теневыми Гильдиями города, конечно же, не могли не знать этих двоих ярых возмутителей спокойствия и их отношения друг к другу). И воры «слегка» и вовсе не без основания подозревали, что слухи об этом если еще и не поползли по городу, то скоро точно поползут. Но все же одно дело рассказы вечно полупьяных представителей службы городского порядка, которым частенько и мархи зеленые мерещились после особо напряженной «работы», и совсем другое — убедиться в правдивости этих рассказов собственными глазами.
До места назначения они доехали тихо и скучно, без каких-либо приключений. Потрясения начались позже…
Маг оказался мелким юрким старичком с длинной, доходившей почти до пояса седой бородой, которая как нельзя более точно иллюстрировала определение — «три волосинки в два ряда». На голове у него торчали во все стороны лохмы неопределенного цвета, то ли грязно-белого, то ли пепельно-серого, почему-то со слегка розоватым оттенком, на темечке они были придавлены потрепанным черным колпаком.
Одет старичок был в какую-то с трудом поддающуюся идентификации хламиду, давно уже утерявшую свои первоначальные цвет и форму, застиранную до состояния половой тряпки и всю пестрящую небрежно, кривыми стежками пришитыми заплатками.
Он встретил гостей на веранде, сидя в плетенном кресле-качалке с длинной курительной трубкой в зубах, дымок от которой имел запах отнюдь не табака, скорее подозрительно напоминая ту самую недозволенную ко ввозу в город травку, которой частенько приторговывал Люм из-под полы. Это подозрение, кстати, косвенно подтверждалось слегка косящими в разные стороны глазами уважаемого мэтра — одним из признаков воздействия этой травки.
Усадив гостей в рядом стоящие кресла (вернее сел только Люм так как воры вдвоем туда просто не помещались) и, конечно же, радушно предложив закурить, от чего пришлось долго и витиевато отказываться, что бы не обидеть хозяина дома, маг внимательно выслушал их сбивчивый и, конечно же, чрезвычайно трагичный рассказ. А после сказав только: «Идите за мной», быстро скрылся за дверью, ведущей в дом. Парням ничего не оставалось, как только последовать за ним.
Его дом — большой и красивый снаружи особняк, находившийся на одной из самых привилегированных улиц города, внутри полностью соответствовал внешности самого хозяина.
То есть такой же облезлый, обшарпанный, невнятный и, кроме того, еще захламленный всем, чем только угодно, до крайности. В коридорах, по которым их долго вели, из-за огромно количества вещей приходилось передвигаться исключительно гуськом, но даже подобным образом просто невозможно было пройти и пары шагов, чтобы не споткнуться о какой-нибудь наверняка чрезвычайно важный или просто очень дорогой (раз он до сих пор не выкинул эту рухлядь) сердцу хозяина предмет.
— Слушай, а может свалим отсюда, пока еще есть возможность? Не нравится мне этот маг.
Тихий шепот, раздавшийся в непосредственной близости от левого уха, заставил Арэйна отвлечься от созерцания местных «красот». Бросив взгляд на недовольно кривящегося Лея, одновременно с этим сделав шаг, едва не упав, споткнувшись об какую-то очередную неопознанную штуковину и удержавшись на ногах только благодаря своевременной помощи блондина, смачно выругавшись и получив за это укоризненный взгляд мага, брошенный из-за плеча, и понимающую улыбку Лея, а так же подавив желание запнуть куда подальше «обидевшую» его вещь, парень однозначно вынужден был признать, что полностью солидарен с мнением своего недруга. Его тоже здесь все, начиная самим магом и заканчивая видом его «апартаментов», крайне настораживало. И это еще мягко сказано.
Громко извинившись перед хозяином, Ар придвинулся к Лею поближе и также зашептал ему прямо в ухо:
— Мне тоже. Но глупо не использовать реальный шанс избавиться друг от друга. Ты не находишь?
Лей тихо, но отчетливо-презрительно фыркнул.
— Реальный?!
— Я Люму доверяю. И советую тебе делать то же самое. Он плохого не посоветует.
— Ладно, ладно. В меня бы кто-нибудь так верил… Только предупреждаю! Я ему колдовать над собой не позволю, выступай подопытной крыской сам.
Стиснув зубы, брюнет тихо выдохнул какое-то ругательство. Как же его раздражало не ко времени проснувшееся упрямство Лейна. Нет, Ар, конечно же, понимал и в общем-то разделял чувства недруга, вызванные этим местом. Ему тоже было беспокойно, непонятно и даже чуть-чуть страшно, но, раз уж они пришли сюда, парень собирался идти до конца вне зависимости от возможной опасности. Да и он верил, что уж Люм то его точно бы не стал ни в коей мере подставлять, и если уж его друг верит этому… кхм… магу, то так тому и быть. Поэтому, стиснув изо всех сил пальцами локоть блондина и получив от того чувствительный пинок в голень, Ар, стараясь говорить все так же тихо, чтобы не услышали остальные, внес свое предложение:
— Если надо, ты станешь не только крыской. Или есть альтернатива — сейчас мы уходим отсюда и сразу же идем «учится летать» с камнями на шее с крепостной стены. Как тебе такой вариант? Потому что я не собираюсь терпеть тебя рядом до конца своих дней! — и уже спокойнее добавил: — Прекрати свои капризы. У нас все равно нет выбора.
Померившись буквально пару секунд с Арэйном яростными взглядами, блондин прошипел что-то явно глубоко неприличное сквозь зубы и, резко вырвав руку из хватки Арэйна (впрочем, все же даже не пытаясь отстранится от него далеко), с нескрываемым раздражением заключил:
— Считай, что ты выиграл, — и добавил с мрачной ухмылкой. — Меня только одно успокаивает — если я пострадаю, ты тоже невредимым не останешься.
— Бальзам на раны гордости?
— Можно сказать и так. Но ты не поверишь, как это успокаивает!
— Ну почему же не поверю. У меня совершенно аналогичное чувство…
Закончив свои пререкания на этой жизнеутверждающей ноте, парни поспешили догнать уже здорово ушедших вперед мага с Люмом.
Кабинет, до которого они все-таки вскоре добрались, едва не заставил Арэйна пожалеть об отвергнутом предложении блондина. Именно это помещение еще больше остальных напоминало лавку старьевщика, слегка скрещенную с лабораторией, и было загажено еще более, чем все те, через которые они проходили.
В изначально достаточно большой и просторной комнате сейчас оставался лишь пятачок свободного места посредине примерно два на два метра. Остальное же пространство было до потолка завалено всевозможных размеров сундуками, грудами книг и каких-то склянок, кучами тряпок не первой (и отнюдь даже не второй) свежести, ботинками, просто доскам и еще каким-то мало опознаваемым хламом. Именно в этих кучах барахла, подскочив к ним прямо с порога, маг с настоящим энтузиазмом прожженного нищего начал копаться, зарываясь туда почти по пояс, откидывая в сторону попавшиеся под руку и явно не нужные ему сейчас вещи и что-то то ли бормоча, то ли напевая себе под нос.
Лично у Арэйна гиперактивный старичок, на лицо больше всего походивший на сушеную грушу, и все его действия вызывали волну глухого скепсиса, впрочем, тщательно скрываемого и не высказываемого в слух. Да он бы сейчас отдался в руки самому Хайс-даану — Богу Хаосу, одному из проклятых Богов, имя которого запрещено произносить, лишь бы избавится от становившегося с каждой минутой все невыносимее проклятия. Хотя, с каждой прошедшей секундой уверенность в том, что этот тихий (а действительно тихий ли?) сумасшедший сможет им помочь, таяла, как первый снег под лучами яркого солнца. Если бы Лей обратился со своим предложением к нему сейчас, то Ар возможно и не был бы так категоричен.
Брошенный в сторону блондина взгляд показал, что тот, демонстративно не смотря в его сторону, явно пытаясь банально игнорировать, презрительно кривясь, следит за суматошными действиями подсунутого Люмом мэтра, но особого желания протестовать не испытывает, скорее всего уже окончательно смирившись. Ару так же ничего не оставалось, как только успокоится и просто ждать.
Наконец, найдя то, что очевидно ему было нужно, маг с громким торжествующим вскриком вынырнул из кучи барахла и, без промедления подскочив к замершим у порога парням, с не дюжей для такого хлипкого тела силой схватил и выдернул обоих проклятых на середину комнаты, в центр свободного пространства. Делал он это с такой уверенностью и решительностью, что ни Лею, ни Ару, поражено застывшим от такой наглости словно соляные статуи, даже в голову не пришло протестовать. Они лишь провожали настороженно-удивленными взглядами каждое движение мэтра.
Зажатым в руке мелом старик начертил вокруг воров небольшой круг, по линии изнутри и снаружи покрыв его множеством каких-то непонятных таинственных символов. Закончив с этим, он приказал парням не шевелится, что бы ни случилось, и, встав прямо напротив них настолько далеко, насколько позволяло свободное от хлама место, пробормотал что-то себе под нос и, вскинув руки к потолку, начал делать ими резкие хаотические взмахи, при всем при этом начиная завывать что-то на незнакомом языке, от звуков которого, казалось, что в сердце пробирается зимняя стужа, и, в каком-то почти экстатическом удовольствии вращая выпученными глазами, словно буйный сумасшедший.
Словно бы повинуясь действиям старика, ранее начерченные им знаки поочередно загорались ярко-бирюзовым цветом и, отделяясь от пола, взлетали, тая, словно дым, где-то на уровне лица мага. Вся эта картина казалась невероятно завораживающей и в то же время вызывала ощущение непонятного, первородного страха.
Слава Богам, это продолжалось совсем недолго. Уже буквально через минуту маг снова спокойно замер, как будто ничего и не случилось. Достав из кармана своей хламиды тонкую, короткую палочку из чего-то наподобие хрусталя (а может именно и из него), он начертил легкими быстрыми движениями что-то на лбу парней и, еще раз коротко прокричав несколько слов все на том же леденящем кровь языке, парой молниеносных движений срезал у проклятых неизвестно откуда вынутым ножом по нескольку волосинок. После этого, отойдя к чему-то отдаленно напоминающему стол, заваленный всевозможными склянками, бутылочками и пробирками с жидкостями ярко ядовитых цветов, начал долго и вдумчиво химичить, смешивая разноцветные жидкости в разных пропорциях. При этом у него постоянно что-то шипело и взрывалось выпуская клубы вонючего едкого дыма.
Наконец, закончив, он величественно кивнул замершим парням, которые боялись даже неосторожным вздохом помешать «процессу», и вежливо предложил пройти для разговора в гостиную.
Гостиная мага в отличии от кабинета была относительно чистой и полупустой. Небольшой диванчик с торчащими во все стороны пружинами, несколько ненадежных, которые, казалось, могли рассыпаться даже от неосторожного вздоха стульев, колченогий, подпертый стопкой книг стол — вот и вся «величественная» обстановка.
Царственно усевшись на одном из стульев, маг торжественно махнул рукой и предложил остальным устраиваться поудобнее. «Остальные» лучше бы постояли, во всяком случае именно такое желание крупными рунами читалось на их лицах, но, не смея перечить магу, парни начали опасливо рассаживать.
Лей и Ар осторожно, старясь избежать уколов острых пружин, примостились на диванчике — единственном предмете мебели, который выглядел более или менее надежным. Люм, которому там места не осталось, с видом осужденного на смерть каторжника присел на один из стульев, который казался ему более устойчивым. «Устроившись поудобнее» парни выжидающе посмотрели на мага, в ожидании, что тот начнет разговор, но старик лишь сверлил их немигающим взглядом, словно бы пытаясь прочитать в душах все самые сокровенные тайны.
— Уважаемый мэтр, Вы что-нибудь выяснили о нашей проблеме? — наконец решил нарушить затянувшееся молчание Арэйн, у которого уже не хватало терпения ждать, ему было уж очень не по себе от такого внимания мага. Впрочем Лей и Люм тоже сидели как на иголках.
От прозвучавшего в звенящей тишине комнаты голоса старичок вздрогнул, подскочив на стуле (от чего тот, громко хрустнув, заметно покосился) и, словно бы очнувшись от каких-то своих мечтаний, внимательно осмотрел присутствующих и, гордым жестом вскинув голову, красочно выдал:
— Друзья мои, сегодня я счастлив лицезреть одни из величайших и прекраснейших образцов в теории овеществления малефицизма. Какие линии, какая основа, и что за чудесное построение… Такого переплетения магических линий я не видел никогда. Грация, хрупкость и прочность — здесь собрано все, словно тончайшее, прочнейшее кружево. Такое сложное, такое изящное и воздушное… Это невозможно передать словами — для того, чтобы оценить это, нужно только видеть. А насколько тонкие соединения с линиями ауры, насколько изящно, с какой легкостью объединены две абсолютно разные жизни. Настоящая сказка! Я никогда не думал, что подобное возможно. Словно бы это не какая-то там поздняя надстройка…словно бы они всегда были единым целым. Это лучшее, лучшее, из того, что я когда либо видел. И просто счастлив, что смог дожить до этого момента. Уже знаю, знаю, что я сделаю! Я обязательно впишу этот случай в свою книгу! Пусть все знаю и восторгаются! Это дойдет до потомков!
Парни обреченно переглянулись, из всего сказанного они поняли только то, что их проклятье сложное, уникальное, и маг прежде такого даже в глаза не видел, а поэтому вряд ли сумеет их от него избавить, и это не могло не огорчать. К тому же не сказать, что им было так уж особо лестно, что об их дурости узнают потомки…
— Малефицизм! О! — продолжал все так же вещать старик, не обращая внимания на прибалдевших от такого поворота разговора слушателей, блаженно закатив глаза к потолку. — Вы даже представить себе не можете, какое это благородное, тонкое и сложное искусство. Одна малейшая ошибка и все! Нужно полное сосредоточение, твердая воля и долгие годы тренировок. Как описывал Акдар Мигунми в своей книге «Теория и практика проклятий»…
— Кхм… Прошу прощения, мэтр, — прервал вдохновенный монолог мага Люм, чему оба вора, у которых начинали уже уши в трубочку сворачиваться от этой восхищенно-бредовой речи, были отчаянно рады. — Нам, конечно же, все это очень интересно, но, может быть, вы расскажите об этом чуть позже, а сейчас вернемся к решению проблемы моих друзей?
— Да, да, — встрепенувшись и снова принимая серьезный и вдумчивый вид, согласился маг. — Я очень рад и благодарен, что Вы, мои юные друзья, обратились ко мне. Хочу, чтобы Вы знали, я один из лучших специалистов этой области, на всей территории Адении, Маствии и Миарка. И я просто счастлив оказать вам любую помощь. Ваше проклятье… оно просто потрясает воображение, оно уникально, практически невозможно… Но все же оно существует… Связать таким образом не только ощущения и тела, не только жизненную силу, но и сами души… А уж идея завязки для его закрепления, основанная на тактильной чувствительности и заверченная для надежности на приращении в прогрессии болевых ощущений, это… Это даже не новое слово в малефицизме, это грандиозно! Даже Андрон Гранденский в своей «Истории исследований» писал о невозможности состыковки этих…
— Вы сможете снять наше проклятье? — решил брать быка за рога Арэйн, поняв, что если предоставить мэтру разглагольствовать дальше, то к нужной им информации тот доберется не скоро и хорошо, если вообще доберется.
При этом вопросе радость мага слегка потускнела, и он, отчаянно переминаясь с ноги на ногу, проговорил:
— Понимаете… Это проклятье можно отнести к категории Варанды или даже Браейра, а в них используется очень большой разброс сил… И я уже говорил про чрезвычайно сложное плетение…
— Просто скажите: да или нет?
— Боюсь, что нет! — бессильно пожал плечами старичок.
Нельзя сказать, что Арэйн ожидал получить другой ответ. Слишком уж невероятно было добиться положительного результата с первой попытки, но, как всем известно, надежда на Чудо слишком уж живучее и коварное чувство. Оно никогда не слушает доводов разума, шепчущего, что твои мечты не реальны, оно расправляет свои белоснежные крылья и, паря где-то там, на недостижимой высоте, манит своим блеском, словно бы говоря: еще один единственный рывок, и ты дотянешься, я буду твоей, ты достигнешь всего, чего желаешь… И ты, невольно поддавшись ее незримому очарованию, летишь на зов. Вот только чем выше взлетаешь, тем больнее падать, если оказывается, что твоя надежда была лишь обычным миражом, глупой фатаморганой…
Вот и сейчас Арэйн чувствовал себя так, словно рухнул с большой высоты с размаху впаявшись в каменно-твердую землю. Дыхание перехватило. Но уже через секунду он взял себя в руки, осталось только ощущение непонятной глубоко запрятанной обиды и разочарования, как будто ему пообещали показать невероятное чудо, дать подержать его в руках, но нагло обманули.
— Спасибо, что потратили на нас свое время, но, боюсь, что нам пора идти. Провожать не надо. Я думаю путь обратно мы найдем.
Ар поудобнее подхватил Лейна под руку, встал, и они молча, удивляя всех присутствующих словно бы долго отрабатываемой синхронностью движений, быстрым шагом направились к выходу.
По пути Арэйн постарался привести расшалившиеся нервы в порядок, повторяя про себя, что одна неудача еще не конец света, что еще будет шанс… Ведь так же?
— Да ладно тебе, — голос блондина прямо таки лучился ненормальной жизнерадостностью, можно даже сказать счастьем. Вот только чему тот радовался, Арэйн понять никак не мог. — Прекращай из себя строить величайшего страдальца всех времен и народов.
На эту реплику Арэйн только в раздражении стиснул зубы и мрачно буркнул в ответ:
— Все со мной в порядке.
— Угу… Вот только морда лица у тебя такая, будто ты прямо сейчас отсюда топиться пойдешь. Предупреждаю сразу — я в корне не согласен! Так что закатай губу на такое радикальное решение проблем и улыбнись что ли, а то от твоей мрачной хари даже мне на край света сбежать хочется, — и, видя, что его кривляния не оказывают на «объект» никакого действия серьезно добавил. — Правда, прекращай наводить тоску. Я тоже хотел бы избавиться и от проклятья, и от тебя как можно быстрее, но это отнюдь не значит, что нужно впадать от каждой неудачи в пораженческие настроении. Найдем другого мага! А пока смирись с тем, что нам придется еще немного друг друга потерпеть.
— Да никуда я не впадаю, просто на душе как-то муторно…
— А мне думаешь нет! — взвился Лейн. — Или ты считаешь, что страдаешь здесь только ты один? Еще раз тебя прошу, пока по хорошему — прекращай киснуть!
— А то что? — остановившись посреди коридора Ар с крайне нехорошим прищуром уставился на сотоварища, тот же ответил ему взглядом невиннейшего ангела и тут же издевательски-презрительно фыркнул:
— Думаешь, не смогу придумать? Или ты до сих пор считаешь, что для причинения неприятностей обязательна грубая сила и причинение объекту физического вреда? А я то был о тебе лучшего мнения. Такие задатки пропадают зря…
Арэйн и сам не мог сказать почему, но у него внезапно появилось желание поцеловать этого упрямца — тот выглядел сейчас так мило, слегка взъерошенный, с горящими глазами, брюнет уже было потянулся к губам Лейна, но тут их внезапно перевали.
— Молодые люди! Молодые люди! — раздавшийся из-за угла голос запыхавшегося мага прозвучал крайне не вовремя (хотя это как посмотреть), через мгновение оттуда показался сам старичок и, подбежав к ним, остановился рядом. — Ну разве можно уходить, не дослушав! Я ведь еще не все сказал. Ах, молодежь, молодежь. Столько энергии, столько страсти и стремлений. Но никакого терпения! Все куда-то едите-мчитесь, в даль, за горизонт. Вспоминая себя лет так…
— Мэтр, — оборвал очередной вдохновенный бред старого мага Лейн. — Если у вас есть что-то, что вы хотите нам сообщить, то, прошу вас, говорите побыстрее, а иначе мы, пожалуй, пойдем.
— Конечно, конечно. Я все вам сейчас расскажу. Вы так внезапно сорвались, даже не пожелав дослушать. Горячность когда-нибудь сыграет с вами плохую шутку. Учитесь терпению, молодые люди. Терпение — это благодетель! А ведь я не сказал вам самого важного… — старик сделал многозначительную паузу (которая была сейчас для парней словно острым ножом по напряженным нервам) а затем, видимо насладившись производимым эффектом, продолжил. — Снять проклятья я, конечно, не смогу, это мне просто не по силам, у него слишком высокая структура организации, да и я по большей части все же теоретик, но я знаю того, кто возможно сможет вам помочь.
— Кто? — одновременно выдохнули вновь окрыленные надеждой воры.
— Отшельник с Лунных гор, одинокий жрец великого Сайен-даану — Бога Равновесие. Он знает все тайны мира. Любая неразгаданная загадка для него не сложнее простейшей арифметики — так все говорят. Пойдите к нему и попросите его о помощи. Если кто и знает, как снять это проклятье, то только он.
— Большое спасибо за совет, вы нам очень помогли, — поблагодарил мага Ар и, взволнованно посмотрев на прилипшего к нему, словно сиамский близнец, врага, задумчиво покачал головой. — Вот только как нам туда добраться в таком-то состоянии… Придется что-нибудь придумывать. Еще раз спасибо, мы пойдем.
Он уже было собрался уйти, но был остановлен, все еще не желающим отпускать их магом.
— Друзья мои! Ведь я говорил вам уже, что нетерпеливые люди всегда проигрывают. Вы же уже едва не проиграли дважды, — на этом месте старичок ухмыльнулся настолько хитро, что заставил замерших рядом парней усомниться в том, что он так прост и рассеян как им до этого казалось, скорее походило на то, что это была удобная и привычная маска, призванная обманывать всех вокруг. От рассеянного чудака не ждут неприятностей и не прячут истинных лиц.
— Прошу прощения, что мы так невежливо с вами обошлись, просто мы очень расстроены всем случившимся, — на всякий случай извинился Арэйн, наконец осознавая, что их торопливость могла быть истолкована магом как неуважение, и, если он только захочет отомстить… — Скажите, вы что-то еще знаете о нашем проклятье?
Улыбка старика стала добродушной, та обеспокоившая парней хитринка стерлась без следа, снова делая мага похожим на все того же чудаковатого простака, которого они видели перед собой все это время.
— Обижаться на нетерпеливость молодости глупо. Я не сержусь. Но все же вам нужно учиться внимательно слушать старших, иначе сами потом будете жалеть… Вот, возьмите, — он протянул каждому из парней по маленькому, меньше пальца, витому пузырьку с ярко красной жидкостью внутри. — Будете пить по две капли в день. И, смотрите, не перепутайте флаконы. Это магический коагулянт, сделанный мной специально для каждого из вас, он свяжет компоненты проклятья, ослабляя его действие.
— Значит, если мы выпьем это сейчас, то нам уже не будет нужно прикасаться друг к другу, и мы сможем жить обычной жизнью? — в голосе Лея слышалась ничем не прикрытая надежда, Ар же даже слова не мог вымолвить, рассматривая лежащий в ладони флакончик. Неужели его мучения вот так скоро закончатся? Отчего-то было даже немного жаль…
— Э, нет, — беззлобно рассмеялся маг, грозя им указательным пальцем, — еще какое-то время вы не сможете обходиться без прикосновений, иначе будете испытывать боль при прекращении контакта — компоненты проклятья будут еще очень даже активны. Не могу сказать точно, сроки для каждого индивидуальны, но при регулярном приеме лекарства эти процессы вскоре должны пойти на спад. Но, даже если вы будете принимать его постоянно, вы все равно никогда не сможете отходить друг от друга дальше метра или двух, самое большее трех, чтобы не испытывать болезненного дискомфорта. И совет — даже когда вы сможете обходиться без прямого контакта, все же не пренебрегайте прикосновениями, иначе бессонница и нервное переутомление вам будет обеспечено. И еще…
Ар слушал продолжающего раздавать советы мага буквально затаив дыхание, да и притихший рядом Лей явно ловил каждое слово. Душа заполнялась радостью, расправляясь, взлетая, подобно яркому воздушному шару. И пусть было маленькое разочарование, что нельзя освободиться от всего этого уже сейчас… Но зато теперь в действительности появилась надежда, что они доберутся до отшельника и снимут проклятье. А главное, не будет необходимости постоянно обниматься с этим белобрысым красавчиком, будящем в Арэйне хоть и приятные, но такие неправильные ощущения. Вот этому обстоятельству Ар был рад больше всего.
Попрощавшись с наконец-то высказавшим все старичком и искренне поблагодарив его, парни не спеша направились к карете, в которой, вальяжно развалившись на сиденье, уже ждал Люм, давно уже покинувший дом мага более коротким «маршрутом». На вопрос, отчего у них такие счастливые физиономии, воры, расцветя еще больше, наперебой кинулись рассказывать о сообщенных старичком новостях.
@темы: Слеш, Судьба любит пошутить, Мое творчество
Жизнь - хитрая штука. Когда у тебя на руках хорошие карты, она решает сыграть в шахматы...
Название: Судьба любит пошутить
Автор: мирэбо.
Бета: Lirilai de Nomore.
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: м/м.
Жанр: романс, немного юмор
Размер: макси.
Статус: закончен.
Саммари: Проклятье вещь очень неприятная, особенно если благодаря ему ты оказываешься тесно связан с человеком, которого долгие годы ненавидел…
Дисклеймер: моё!
Размещение: с моего разрешения
От автора: Все будет очень просто и незамысловато))
Остальные главы можно найти здесь
Глава 3
Сознание возвращалось толчками. Арэйну казалось, будто он пытается вырваться из какой-то серой, приторно-мерзкой, липкой мути. Тело свое он почти не чувствовал, как бы отдельно паря где-то в бездонной пустоте, временами проваливаясь в густую, чернильную темноту, а иногда выплывая обратно. Он не мог точно сказать, сколько это все продолжалось, словно бы выпав на этот период времени из самого бытия. Даже не понимал, жив ли он еще, или это уже то самое посмертное существование в Темных Чертогах, которым так пугают всех грешников.
Из-за всего этого где-то на краю разума рождался неконтролируемый страх, многократно усиливающийся благодаря еще и гадкому чувству, будто сама его личность постепенно растворялась в окружающем бескрайнем пространстве, одновременно продолжая быть кем-то и становясь никем.
Единственной константой, якорем, который не давал ему окончательно слиться с обволакивающим остатки сознания серым туманом была яркая радужная сеть, спеленавшая, как младенца, то, чем он сейчас был. Теплая, живая, ласкающаяся словно бы маленький пушистый зверек. И это тоже пугало, но, выбирая между потерей себя и неизвестной пока опасностью, Ар отдавал предпочтение неизвестности.
И вдруг все прекратилось. Просто в один момент ощущения вернулись в полной мере — раз, и Арэйн снова почувствовал свое тело без остатка, до каждой мельчайшей частички, заново осознавая самого себя. Непонятный бред постепенно отступал, тая, словно предрассветная дымка под первыми лучами солнца, оставляя после себя только притаившееся где-то глубоко в груди тупое ноющее чувство непроходящего ужаса, заставляющее сердце биться быстрее. Как будто после утреннего сна-кошмара, который ты, проснувшись, уже и не помнишь, ощущая лишь «привкус» чего-то неприятно-жуткого во всем теле.
Первой отчетливо-связной мыслью, заглянувшей в сознание Арэйна, было: «Значит я все таки не умер». И тут же ее догнала вторая: «Но уж лучше бы умер».
Болело все тело, несильно, но, казалось, каждый малейший нерв, каждая мышцы, каждая косточка и даже каждый отдельный волосок тихо ноет, словно бы отголоском от ранее испытанной чудовищной боли. Шевелиться совсем не хотелось, даже открыть глаза было сейчас скорее похоже на подвиг, не то что двигать рукой или ногой, и уже даже не заикаясь на счет того, чтобы встать и куда-то идти. Ощущения были такие, словно какой-то злонамеренный волшебник заменил всю кровь в венах на жидкий, постепенно застывающий цемент, делая тело чем-то вроде живой статуи. Даже мысли текли как-то вяло и сумбурно.
Но Арэйн не был бы собой, если хотя бы не попытался что-то предпринять. Упрямый и упертый, словно самый породистый из ослов, он всегда стремился преодолевать любые препятствия, какими бы сложными и нерушимыми на первый взгляд они не казались, не говоря уже просто о победах над самим собой. Вот и на этот раз сдаваться «на милость» слабости он не собирался, решив начать с малого — открыть глаза и осмотреться.
Изо всех сил сосредоточившись, брюнет постарался приподнять каменно-тяжелые веки. В какой-то момент ему это даже удалось — глаза приоткрылись, но лишь на короткое мгновение, позволив различить только льющийся откуда-то яркий свет, а рука, которую он так же эксперимента ради решил приподнять, так и вообще только конвульсивно дернулась, не сдвинувшись с места. Одновременно эти действия вызвали такую дикую боль, прошедшую судорогой по всему телу от макушки до кончиков пальцев на ногах, что он едва снова не потерял сознание, чудом удержавшись где-то на грани. Ему даже снова почти привиделась та самая радужная сеть, словно бы удержавшая его на краю.
Но все же его старания принесли некоторую пользу. Отдышавшись и позволив своему телу снова расслабиться, Арэйн с изумлением ощутил, что к его левому боку прижимается ранее не замеченное, что-то большое и теплое, а тихое, горячее дыхание, щекоча, согревает его шею.
Немного поудивлявшись этому обстоятельству (слишком редко, практически никогда, он не оставался со своими случайными любовницами до утра, предпочитая убегать сразу же «после» и спать в своей постели), но, найдя его в данный момент несущественным, Арэйн после недолгого и весьма вялого размышления над всей этой ситуацией в целом пришел к мнению, что он все же слегка переоценил свои силы и стоит еще немного полежать, прежде чем рваться куда либо. Решение было очень разумным и своевременным, вот только отдыхать просто так он никогда не умел. Вместо того, чтобы просто расслабиться, давая своему телу набраться сил, парень решил совместить приятное с полезным, так сказать, и заняться не менее нужным делом. А именно — найти в своей памяти ответы на животрепещущие в данный момент вопросы: от чего у него все тело болит так, словно его качественно прожевали и выплюнули; где это он сейчас находится и кто так сладко дышит ему в шею; а так же, почему первым его чувством после пробуждения было облегчение от обошедшей стороной смерти…
Память, к сожалению, отнюдь не горела желанием выдавать картины его явно насыщенного недалекого прошлого. Думать было тяжело. Казалось, будто бы ворочаешь руками неподъемные каменные глыбы. Как только Арэйн настойчиво пытался остановить внимание на каком бы то ни было смутном образе из своего сознания, а не просто бездумно скользить по ним, сразу же сильнейшая боль ввинчивалась острой пружиной в виски, заставляя парня тут же прекращать попытки что-либо вспомнить. Оставалось только надеяться на то, что долго это не продлиться и воспоминания сами вскоре проявятся.
В голове мелькнула вялая мысль:
«Неужели я вчера перепил, и это и есть то самое ужасное похмелье, которого все так боятся. Если да, то теперь я их очень хорошо понимаю — приятного здесь мало».
Это было странно. Никогда ранее, даже после трехдневной беспробудной пьянки — празднования завершения одного особо сложного дела, где алкоголя (вина, водки, а то и вовсе крутого самопляса) было выпито не намного меньше по объему, чем находится воды в Аурском море — таких симптомов не наблюдалось.
Странно. Очень странно. И это еще мягко говоря…
Стараясь успокоить свою непоседливую натуру и не задумываться ни о чем конкретном, Арэйн просто лежал в полудреме, тихо плывя на волнах самых различных образов своего сознания. Постепенно становилось легче, боль отступала, а вместе с ней и то самое словно бы онемение со всего тела. Слабость еще окончательно не прошла, но уже можно было попробовать действовать, что Арэйн, пытаясь отогнать неизвестно откуда выползшую лень, почти и собирался сделать, когда лежащее рядом с ним тело, слабо застонав, пошевелилось. Было в этом стоне что-то смутно знакомое, заставившее интуицию брюнета прямо-таки вопить от какого-то очень нехорошего предчувствия и изо всех сил подталкивать.
На этот раз все получилось гораздо удачнее — ни ослепляющего света, ни пронзающей словно огнем боли не было, только так и не отпускающая, щемящая душу тревога. Медленно открыв глаза, Арэйн вперился взглядом в потолок, какое-то время тщательно изучая забавные рисунки на нем и тщетно гадая — где же это раньше он мог их видеть и вообще где это такая традиция — потолки расписывать. Но попытка вспомнить все так же отдавалась в висках острой болью. От этого весьма интересного, познавательного и в то же время бесполезного занятия парня отвлек снова раздавшийся рядом, уже чуть громче, стон.
Собрав все силы в кулак Арэйн медленно, стараясь причинить себе как можно меньше неприятных ощущений, повернул голову к источнику «шума», тут же встретился с полупустым, затуманенным взором светло-карих глаз лежащего рядом «тела», сначала даже не поняв, кто именно перед ним. Узнавание пришло позже…
Несколько мгновений, а может и минут, время растягивалось, словно сливочная тянучка, они так и рассматривали друг друга с одинаково бессмысленно-безразличным выражением на лицах.
Арэйн уже совсем было собрался задать наводящий вопрос, как в карих глазах начало проступать сначала какое-то подобие сознания, затем тревога, почти тут же сменившаяся явным пониманием всего происходящего и узнаванием, а потом замешательством, паникой и наконец яростью. Именно в этот момент до с недоумением следящего за всем этим калейдоскопом эмоций Арэйна тоже начало постепенно доходить, да и память, решив, что хорошенького понемножку, во всю распахнула свою тайную калитку, выпуская из-под замка яркие долгожданные воспоминания.
Да, теперь он был готов согласится со всеми прочитанными по взгляду Лейна эмоциями. Он даже в какой-то степени посочувствовал своему давнему и злостному врагу, в том смысле, что Ар даже ему бы такого не пожелал, не говоря уже о себе.
И только додумав эту мысль, Арэйн сообразил, что они вообще-то лежат, прижавшись друг к другу, переплетясь руками и ногами практически в любовных объятиях и мало того — его телу все происходящее почему-то до безумия нравится — боль уже давно отступила, сменившись ощущением удовольствия, легкой слабости и даже какой-то непонятной эйфории.
От шока, пронзившего его словно молнией, парень сначала одеревенел, но, уже буквально мгновение спустя, с глухим рыком заизвивался (и откуда только силы взялись), словно рыба на крючке, в попытке отбросить ненавистного и такого притягательного красавчика от себя подальше. Впрочем, это уже было совсем лишним — Лейн, видимо дойдя самостоятельно до тех же самых логических выводов, тут же с тихой, но от этого не менее красноречивой руганью, очень подробно описывающей все родственные связи своего лучшего врага до седьмого колена включительно, попытался отстраниться сам, к сожалению слегка запутавшись в своих и чужих конечностях. Трепыхания Арэйна тоже отнюдь не помогали в этом щекотливом деле, наоборот, только еще больше затягивая «узел» из двух тел.
Но все же через какое-то время, щедро сдобренное недовольным пыхтением и взаимными проклятиями, они в конце концов «расплелись» и, оттолкнувшись друг от друга (или скорее попытавшись оттолкнуться, так как сил ни на что уже не осталось), тяжело дыша, словно пробежав длиннющий кросс по пересеченной местности, наконец-то свободно растянулись рядом на полу, пытаясь собраться с силами для того, что бы отползти подальше.
Арэйн хотел было уже расслабиться и вздохнуть с облегчением, решив, что разберется со своим недругом как-нибудь в следующий раз, когда сил будет побольше (о, уж тогда то он ему все припомнит и так поквитается, что тот всю оставшуюся жизнь, не переставая, икаться будет), но тут его злорадные мечтания были прерваны волной жуткой боли, прокатившейся по всему телу.
Казалось, она вгрызается в него, во все его мускулы, кости, нервы, подобно стае диких зверей, терзая, разрывая на части. От этой боли хотелось выть и кричать в полный голос, но врожденное упрямство и тщательно лелеемая годами гордость не позволяли Арэйну опуститься до такой слабости, особенно перед своим давним врагом, поэтому, прикусив до крови нижнюю губу, он терпел. Все, что он мог себе позволить — это глухие, тихие стоны, периодически срывающиеся с его губ.
Боль была такой, что жить, не говоря уже о том чтобы мечтать о какой-то там мести, резко расхотелось. В голове билась только одно желание — сделать что угодно, только бы это прекратилось. Краем сознания, оставшимся на удивление ясным не смотря на весь этот ужас, Арэйн улавливал полные страдания стоны, долетавшие до него откуда-то слева, такие тихие, что больше похожие на вздохи или всхлипы. Кажется его «дорогому» врагу было не легче, но сил радоваться уже тоже не оставалось…
Еще одна волна оглушающей боли, прошедшая разрядом сквозь его тело, заставила Арэйна выгнуться дугой. Словно бы пытаясь сбежать от нее, а может и от самого себя, и прекратить всю эту пытку он инстинктивно шарахнулся в сторону, стараясь придать своему телу такое положение, чтобы меньше чувствовать боль, и горячо моля всех богов послать ему если не смерть, так хоть забвение, в глубине сознания, конечно же, понимая, насколько это глупо и бесполезно, но не в силах что-либо с собой поделать…
Но, то ли Боги в кои-то веке прислушались к его мольбам, то ли случилось еще какое-либо чудо — боль вдруг ушла, точно ее и не было. Как будто какой-то могущественный невидимка отдернул ее, словно старое покрывало, оставив в напоминание о произошедшим лишь слабое покалывание по всей поверхности кожи, которое, надо сказать, было даже приятным. Тело стало легким и воздушным, словно бы эфемерным; каждая малейшая его частица, казалось, пела от наслаждения просто снова не чувствовать боли. Хотелось радоваться, смеяться, жить…
Увлекшись приятными ощущениями своего будто вновь возрожденного тела Арэйн даже как-то не сразу заметил, что к нему снова кто-то крепко прижимается. И лишь смутное чувство неудобства, слегка портившее всю эйфорию, заставило его открыть глаза и, как можно сильнее скосив их вниз, попытаться рассмотреть происходящее. К сожалению, подобным образом можно было увидеть слишком мало (а точнее почти ничего), поэтому, тяжело вздохнув, брюнет чуть приподнял голову и с вялым удивлением окинул взглядом представшую его глазам картину, которая была уже до неприличия знакомой. Лейн лежал рядом вжавшись в него всем своим телом, положив голову на грудь и обвивая его руками так, словно хотел то ли раздавить к мархам собачьим, то ли слиться в единое целое.
И при всем при этом Арэйн с всё возрастающей паникой вынужден был признать, что эти «объятия» отнюдь не вызывают у него ни злости, ни гнева, ни вообще каких бы то ни было отрицательных чувств. И, не смотря на то, что его стискивали достаточно сильно, ему это ничуть не мешало и не беспокоило. Даже наоборот — его телу это нравилось и казалось абсолютно правильным. И даже больше — брюнету вдруг захотелось обнять Лейна в ответ и притиснуть к себе еще ближе, словно бы от этого зависела вся его жизнь.
Эти мысли или, скорее правильнее было бы сказать чувства, мелькавшие где-то в глубине сознания, ввели Арэйна в состояние перманентного ступора. Некоторое время он просто молча созерцал эту возмутительнейшую картину не в силах ни сказать, ни сделать хоть что-нибудь и изо всех сил борясь со странными реакциями своего тела. Наконец, разум все же победил. Дрожащими от напряжения руками, с трудом отодрав от себя прицепившегося, словно клещ, Лейна, Арэйн постарался отпихнут практически не сопротивляющееся и что-то тихо бормочущее тело куда подальше. Наконец ему это удалось…
То, что он это сделал зря брюнет почувствовал практически сразу — секунд через пять-шесть. Не успел он порадоваться, что снова лежит в гордом одиночестве и как следует обдумать свои нелепые желания и реакции, как снова пришла боль, еще сильнее чем в первый раз. Яркая, оглушающая и обжигающая. Казалось, что из его тела вынули все нервы и, скатав их огромный клубок, поджаривали на медленном огне над костром. Не было сил даже двинуться. Все мысли куда-то испарились, голова была пуста, словно винные бутылки к концу праздника. Казалось, этой боли не будет конца и края.
Уже практически теряя сознания, Арэйн почувствовал, как на него сверху плюхнулось, что-то не слишком тяжелое и относительно мягкое и, обняв за шею, это «что-то» вольготно расположилось на нем, явственно стараясь прижаться как можно сильнее. Боль сразу же ушла. Вместо нее по телу разлилось все то же состояние блаженной эйфории.
Теперь ему уже не надо было открывать глаза, чтобы найти ответ на вопрос «что же произошло», он и так об этом прекрасно догадывался. В этот раз у Арэйна даже мысли не возникло отталкивать от себя Лейна, по большей части потому, что в его голову закрались смутные подозрения о связи отсутствия боли и их с блондином объятий. Над этим надо было хорошенько подумать…
Действительно, так ли это? Один раз это случайность, а второй? Лучше бы конечно проверить, но при мысли о том, что снова придется окунуться в водоворот той безумной боли Арэйна буквально передернуло. Нет, такая «проверка» ему совсем не нужна. Тем более что если боль просто приходит спонтанно и не зависит от их с Лейланом контакта, то всего-лишь нужно немного подождать. Другое дело, что ждать придется в обнимку с ненавистным блондином, а это было…
— …И только попробуй еще раз побрыкаться! — тихий, едва слышный, но твердый голос, заставил Арэйна отвлечься от размышлений, в которых он, если сказать честно, совсем уже запутался, и открыть глаза. Чтобы тут же инстинктивно отшатнуться, в попытке оказаться где-нибудь подальше — еще слегка замутненные пережитой пару минут назад болью, яркие топазовые глаз смотрели на него в упор, с расстояния всего какого-то десятка сантиметров, что не могло не нервировать. Но, конечно же, подобной глупости Лейн, который отнюдь не был таким уж слабаком, как можно было судить по его внешнему виду, совершить ему не дал, как впрочем и просто отодвинуться на хоть сколько-нибудь комфортное для себя расстояние (блондин, кстати, явно никакого неудобства в связи с такой близостью не испытывал). Наоборот, прижав его за плечи к полу и в наглую устроившись на нем поудобнее, наглый красавчик еще немного приблизил свое лицо к лицу Арэйна, настолько, что их губы почти соприкоснулись, и еще более чем в первый раз твердым голосом прорычал:
— Я всегда знал, что ты идиот и что у тебя нелады с логикой. Но никогда даже не думал, что настолько. Даже самый последний слабоумный дурак, будь он на твоем месте, уже бы давно понял, что когда мы с тобой соприкасаемся боль проходит! Или ты скрытый мазохист, и тебе все это нравится?
Внезапно, Арэйн поймал себя на мысли, что любуется Лейланом. Его сверкающими от злости глазами, аккуратными и необыкновенно темными для его светлых волос бровями в разлет, маленькой, недовольной складочкой между ними… И даже больше, ему хотелось впиться жестким поцелуем в мягкие розовые губы, терзать их и пить словно коллекционное вино и…
«Неужели я сошел с ума от боли? — в панике думал Арэйн. — Или меня так здорово обо что-то приложило головой, что теперь ум за разум заходит? Ведь не могу же я действительно этого желать! Или могу? Нет, конечно же нет! Или это все от того, что Лейн похож на хорошенькую девчонку? Но даже если так, ведь раньше же…»
Да, Арэйн всегда признавал (зачем спорить с очевидным фактом), что Лейлан очень красив, и даже частенько издевался над ним по этому поводу, называя то красавчиком, то смазливым прынцыком, то еще какими-нибудь подобными прозвищами. И дело было не в том, что брюнет ему завидовал, нет, ни капли, во всяком случае сейчас. Наоборот, он уже привык к своей достаточно заурядной внешности, справедливо считая, что в их профессии совсем не нужно слишком выделяться из толпы и даже где-то по этому поводу жалел Лейна, находящегося всегда, где бы он не появился, в центре внимания. Брюнету просто очень нравилось смотреть, как он злиться. Ар получал от этого не только моральное, но и огромное эстетическое удовольствие. Надо сказать, взбешенный и раскрасневшийся блондин смотрелся еще красивее.
Если признаться совсем уж по секрету, Арэйн иногда, в большой тайне ото всех, позволял себе помечтать, представляя какая бы из блондина получалась обворожительная девушка — высокая, изящная, словно фарфоровая куколка, с глубокими колдовскими глазами и потрясающей улыбкой, прямо-таки идеал (конечно же если забыть про ужасный характер). Все-таки как не справедливы Боги, давая такую внешность мужчине, а тем более такому прохвосту. Но, не смотря на эту свою маленькую постыдную тайну, он никогда раньше не думал о Лейне в сколь-нибудь интимном или романтическом ключе, не говоря уже о поцелуях и остальном… И это не могло не пугать.
— Эй, ты меня слышишь! Или ты спать здесь собрался? — чувствительный тычок под ребра прервал сеанс самокопания Арэйна. — А может последний ум потерял где-то и не понимаешь, о чем я тебе здесь талдычу? Или язык откусил? Так хоть кивни что ли, а то выглядишь как последний слабоумный.
— Да все я понял, не дурак. А за слабоумного еще ответишь… — огрызнулся брюнет и язвительно добавил: — Только вот мне почему-то кажется, что «соприкасаться» это совсем не значит, что нужно прижиматься ко мне самым неприличным образом.
— А тебя это возбуждает? — сладким, словно мед, голосом, впрочем не скрывавшем неприкрытое ехидство, пропел блондин.
Арэйн, постаравшись не показать виду, что Лейн почти точно, хотя и явно случайно, попал в цель, со спокойным и слегка насмешливым видом отбрил:
— Фэ! Не суди всех по себе! Если ты не можешь пройти мимо симпатичного мужика, не пообжимавшись с ним, это не значит, что все такие!
И посмотрев блондину прямо в глаза, в которых уже начала разгораться ярость, нахально улыбнулся ожидая реакции на свои слова. Но на это раз Лейн смог быстро взять себя в руки и с такой же бесконечной иронией в голосе небрежно бросил:
— Даже если бы я интересовался мужчинами в этом плане, то поверь, ТЫ явно бы в круг моих предпочтений не вошел, даже самым крайним-запасным. У меня не до такой степени дурной вкус! — и, смерив брюнета презрительным взглядом, скатился к нему под бок, все так же продолжая к нему прижиматься, но уже не настолько сильно.
Арэйн и сам не знал, почему эта фраза так его задела. Настолько, что он ничего не сказал, проглотив собственную ответную «шпильку». Он ведь прекрасно знал, что далеко не писаный красавец, да и шуточки о своей грубоватой внешности слышал не один и далеко даже не два раза и думал, что давно перестал на них реагировать. Но слова Лейна, сказанные в таком пренебрежительном тоне, отозвались в нем глухой болью.
— И что будем теперь делать? — через некоторое время задал вопрос Арэйн, поняв, что молчание затягивается, а его «оппонент» вовсе не желает с ним общаться.
Лейн долго не отвечал и брюнет начал уже думать, что тот решил его игнорировать. И, когда он уже почти утвердился в своем мнении, тот заговорил:
— Значит так… Сейчас нам нужно держаться как можно ближе друг к другу. Надеюсь ты не будешь возражать против моих прикосновений, иначе я буду вынужден жёстко настаивать, — голос его звучал очень серьезно, да и уже одно то, что он перешел на официальный стиль, почти отбросив свое вечное хамство, о многом говорило. — Не знаю как тебе, но мне совсем не хочется снова корчится от боли, так же, впрочем, как и грызться с тобой каждую секунду. Так что давай заключим временное перемирие до тех пор, пока не разберемся что к чему и не найдем способ избавиться друг от друга. Согласен?
— Согласен, — кивнул Арэйн, не без внутреннего сопротивления признав правоту недруга, а затем после недолгого молчания добавил: — Как ты думаешь, что это может быть?
— А ты сам еще не догадался?
— Представь себе — нет! О заклинаниях, действующих подобным образом я не слышал, да и магия на меня не действует или действует, но очень слабо. И я не могу понять, что же здесь произошло!
Лейн тихо хмыкнул и чуть приподнявшись небрежно сложил свои руки на грудь брюнета, оперся на них подбородком и посмотрел на Арэйна насмешливым взглядом.
— Нет, громила, у тебя все-таки мозги улитки… — пафосно начал он и тут же добавил, видя, что брюнет явно не в восторге от подобной оценки своих умственных способностей: — Без обид, конечно, но рассуждать логически ты совершенно не умеешь. Неужели ты уже забыл, что мы ухайдакали главный артефакт Нааль-дан, причем, находясь в ее храме, да еще и с «благородной» целью избавить Богиню, от «ненужного» имущества. Вот как ты думаешь, она сильно этому обрадовалась?
От этих слов, сказанных откровенно издевательским тоном, Арэйн похолодел.
— Ты хочешь сказать…
— Ничего я не хочу! — резко оборвал его Лейн. — Просто меня гложет сильно нехорошее предчувствие, что мы имеем дело с последствиями проклятия Богини Судьбы. И если так, то вляпались мы с тобой по самые уши и совсем не в сладкий сироп.
Эта идея казалась не такой уж и дикой. Надо сказать, что и у самого Арэйна где-то на задворках сознания мелькала такая мысль, но вот только его смущало в таком объяснении одно маленькое обстоятельство…
— А тебе не кажется, что подобное проклятие за наши «прегрешения» как то слишком уж… слишком… мягкое что ли? Я вот слышал, что Судьба даже за простое словесное оскорбление Себя-любимой творит куда более жуткие вещи. А мы живы, здоровы и почти прекрасно себя чувствуем. Особенно если не будем отпускать друг друга. Или по твоему проклятие себя еще не до конца показало?
Арэйна действительно очень волновал это вопрос. Необходимость прикасаться к Лейну, странные мысли, направленные в его сторону… Что еще может придумать Судьба?
— Да нет, скорее всего до конца. Нашел тоже специалиста по проклятиям. — фыркнул блондин. — А на счет «мягкости» я бы с тобой еще поспорил. Чувствуем мы себя не плохо, с этим я согласен, но вот только именно что пока, как ты говоришь, мы «обжимаемся» друг с другом. А ты только представь, что мы должны будем это делать всю оставшуюся жизнь. Если тебе отказывает воображение, могу нарисовать «прелестную» картину нашего «совместного» будущего: мы либо сами вскоре прибьем друг друга, либо это сделает кто-то из тех, у кого имеется на нас зуб, а может быть просто предпочтем умереть мучительной смертью, лишь бы не видеть перед собой ненавистную физиономию постоянно. И, даже если забыть о всех наших разногласиях в прошлом и попробовать сосуществовать мирно, то остаются такие простые и нужные вещи как работа и личная жизнь. Причем я очень сомневаюсь, что это проклятие можно снять, у Нааль-дан это вообще редкость, — добил своего недруга Лейн, в его голосе не смотря на наигранную веселость звучала глухая тоска. — Так что, морально готовься!
— Не может быть… — медленно начал Арэйн, стараясь скрыть тот ужас и отчаяние, охватившие его после обрисованных блондином перспектив — умирать совсем не хотелось, но и мысль провести рядом с Лейном всю оставшуюся жизнь вызывала не самые приятные чувства. — Неужели во всем мире не найдется хотя бы одного мага, мистика, жреца, ну или на худой конец какого-нибудь занюханного деревенского колдуна, который бы знал, как снять проклятие. И мы его обязательно найдем!
Он сам не знал, кого сейчас подбадривает — самого себя или смотрящего на него с затаенной грустью и от этого выглядящего жутко трогательного блондина. Хотелось успокаивающе погладить его по волосам, пробежаться пальцами по щеке…
Чувствуя, что его мысли опять сворачивают не в ту строну, Арэйн, затолкав их как можно глубже, хищно ухмыльнулся и задорно заявил:
— Так что не радуйся раньше времени. Я умирать не собираюсь, даже вместе с тобой.
Впрочем Лейн, эта змея подколодная, так же в долгу не остался — улыбнувшись не менее «доброй» улыбкой, он изрек:
— Что ты, что ты! Я и не настаиваю, чтобы ты умирал именно сейчас. Одновременная смерть это слишком «романтично» и вообще отдает душком дешевых дамских романчиков. Вот после того, как снимем проклятие — умирай сколько хочешь и когда хочешь, тогда я тебя с большим удовольствием провожу в «последний путь» и даже может слезинку-другую пущу в память о таком замечательном и благородном враге. Может еще и на букетик расщедрюсь. Кстати, какие у тебя любимые цветы? И не смотри на меня с такой злостью! Если бы все было бы так просто и я мог бы быть стопроцентно уверен, что твой уход из жизни в данный момент не утянет меня за собой, я бы тоже с огромным наслаждением тебя придушил. Так что терпи, громила, терпи.
Вот и как с ним можно нормально разговаривать?! Если любое обращенное к себе слово он превращает в балаган. В цирке бы ему выступать или в театре, а не в воры идти. Мда, Лоскутная Гильдия много потеряла.
Арэйн только крепче стиснул зубы, подавляя снова разгоревшуюся злость и заставляя себя промолчать. Начинать очередную свару не было никакого желания.
Видимо заметив состояние своего недруга, Лейн уже обычным, без какого-то намека на иронию и даже слегка усталым голосом тихо произнес, нацепив на лицо примиряющую улыбку:
— Да ладно, не злись. Просто меня вся эта ситуация жутко нервирует, а когда я нервничаю, я начинаю говорить гадости. Так что… — он слегка пожал плечами. — Давай-ка лучше прекращать мечтать и начинать действовать.
— Действовать?
— Выбираться нам надо отсюда, громила, и побыстрее. А то кто знает эту Судьбу, вдруг передумает или решит, что мы слишком злоупотребили ее гостеприимством и прибьет нас на месте. А я, как уже говорил, очень жить хочу.
— И как мы это делать будем, интересно? — вопросительно приподнял брови Арэйн, уже почти смирившись, что спокойной жизни в ближайшее время ему не видать, как своих ушей. — Мало того, что в коридорах полно ловушек, а мы еле-еле двигаемся, так еще и, между прочим, нам с тобой постоянно надо прикасаться друг к другу. Тебе не кажется это «слегка» затруднит дорогу обратно?
— А ты предлагаешь остаться здесь на всю жизнь?
— Нет. Я предлагаю хоть какой-нибудь план придумать, а не ломиться напропалую.
После этих слов Лейн внимательно и серьезно посмотрел на брюнета. Таким Арэйн его еще никогда не видел, сейчас легкомысленный и ехидный красавчик казался намного старше своего возраста.
Грустно усмехнувшись блондин медленно, словно бы взвешивая каждое свое слово, проговорил:
— И какой здесь может быть план?.. Если Нааль-дан пожелает нашей смерти, то здесь никто не поможет — мы будем обречены. В случае же, если ей захочется поиграть с нами еще немного — а я склоняюсь именно к этому варианту, ведь не убила она нас до сих пор — мы уйдем отсюда невредимыми. Вот и все. Решай, громила, тащить тебя силком я, увы, не могу — ты немного не той комплекции, да и я сейчас совсем не в форме.
Тщательно поразмыслив над словами блондина, хорошенько взвесив и рассмотрев их со всех сторон, Арэйн был вынужден признать, что тот по большей части прав. В любом случае, проклятие само собой вряд ли пройдет, а для того, что бы попытаться его снять, нужно по крайней мере выбраться наружу, а уж в этом, учитывая их состояние, могло помочь только чудо.
— Хорошо, я согласен.
Блондин картинно закатил глаза и облегченно выдохнул:
— Слава Богам, а то я думал ты конца света здесь ждать приготовился. Собирайся — идем! На счет три.
Арэйн хотел было возмутится подобному командному тону, но, подумав и придя к выводу, что хотя бы кому-то из них в данной ситуации необходимо взять на себя координирование совместных действий, решил молча подчиниться. А распоясавшемуся блондину он лучше попозже наваляет за все сразу.
Изо всех сил цепляясь друг за друга, чтобы невзначай снова не прервать прикосновение и не спровоцировать новый приступ боли (что было делом отнюдь не легким в их состоянии), охая, пошатываясь от слабости, а иногда и падая, но снова упрямо поднимаясь, воры неспешно поплелись к выходу. И, слава Богам, которые сейчас явно с любопытством следили за этим веселым представлением (а иначе как можно было бы объяснить подобную удачу), но ловушки, усеивающие коридоры, не работали. То ли они были уже все разряжены, то ли попросту не действовали на идущих в обратном направлении, но парням не попалось ни одной, или точнее они ни в одну не попались. Им в таком состоянии хватило бы даже самой простецкой, и вся хваленая серебряногильдейская выучка бы не помогла.
Впрочем, силы постепенно возвращались, буквально с каждым шагом слабость словно бы отступала, подобно густому утреннему туману, растворяющемуся в лучах восходящего солнца. И при выходе из храмового лабиринта чувствовали воры себя уже достаточно сносно, и даже острая потребность в прикосновениях как бы слегка ослабла. Они все еще ощущали, что обязательно должны дотрагиваться друг до друга, но вжиматься, как в зале, всем телом, уже не было необходимости.
Но даже при всем при этом сесть на лошадь оказалось весьма проблематично. Поэтому, оставив животных в рощице возле храма (перед этим конечно же забрав все, что хоть как-то могло указать на хозяев) неразлучные, теперь уже в совсем даже прямом смысле, недруги, обнявшись и поддерживая друг друга, слово старые друзья после разгульной пьянки, отправились пешком в город, благо до него было рукой подать.
Глава 4
Стоило бы видеть выражение лица Люма, когда под утро он, разбуженный слугой с сообщением о явившихся в его дом «гостях» (которые как всегда, по старой доброй привычке, вошли совсем даже не через двери, глубоко чихая на все охранные заклинания) и спешащий убедиться, что с его лучшим другом ничего не случилось, застал следующую пасторальную картинку: его друг со своим злейшим врагом спокойненько дремлют в обнимочку на маленьком диванчике в гостиной. Оба слегка потрепанные, но, на первый взгляд, совершенно невредимые. А главное, оба с такими блаженными выражениями на лицах, словно бы получили вечное благословение от всех тысячи с лишним Богов разом.
Люм даже глаза протер и ущипнул себя с вывертом за плечо, чтобы убедиться, что это не сон. Но полное благости зрелище, представшее ранее его глазам, уходить совершенно не желало, так же как и парни расползаться по разным сторонам комнаты, как это обычно делалось, если эти двое невзначай оказывались в одном помещении. Наоборот, как бы в насмешку над Люмом, парочка на диване активно заворочалась, устраиваясь поудобнее и, в конце концов прижавшись еще плотнее друг к другу, в унисон удовлетворенно вздохнула.
Преодолев в себе дичайшее желание разбудить их сейчас же и, допросив со всей строгостью, убедиться в их полном душевном и умственном здравии, Люм с оставляющей только желать уважения твердостью отложил все вопросы до утра и побрел пытаться досыпать.
Арэйн всегда был соней и любил поваляться в кровати до обеда, если конечно была такая возможность. И никогда не отказывал себе в желании посмаковать то состояние полудремы, охватывающее человека незадолго до окончательного пробуждения, когда уже отлично понимаешь, что спишь, но еще есть возможность чуть-чуть полежать, досматривая какой-нибудь приятный сон.
Вот и сейчас просыпаться абсолютно не хотелось. В данный момент Арэйну снилось что-то поистине феерическое. Он не мог точно сказать, что именно было в этом сне, но звуки, образы, чувства — все было до такой степени наполнено каким-то по истине первобытным ощущением вселенского счастья, что хотелось забыть обо всем и раствориться в этом блаженстве, остаться там навечно. Казалось, каждая частичка его тела звенела от этого радостного чувства. И не смотря на то, что парень прекрасно понимал, что это всего лишь только сон, он всем своим существом продолжал цеплялся за возможность удержать его еще хоть на немного.
Но, к сожалению, реальность часто бывает зла. Вот и сейчас яркое солнце, светящее прямо в глаза, не оставляло никакого выбора. Увернуться от него не получалось — что-то тяжелое крепко повисло на левом плече Арэйна, практически лишив возможности двигаться. Да и начавшие отходить ото сна мышцы, слегка нывшие от не вполне удобного положения тела, все сильнее сигналили о том, что пора бы встать и размяться.
Дымка сна уходила, словно туман сквозь пальцы, оставляя легкое послевкусие чего-то непонятно-прекрасного.
С сожалением вздохнув, Арэйн нехотя открыл глаза и удивленно огляделся, силясь вспомнить как же он оказался здесь. Нет, сама комната и ее обстановка — огромные окна, частью скрытые за темно-зелеными с серебристым рисунком портьерами, светло-кремовая обивка стен, пара шкафов темного дерева, стоящих справа и набитых всевозможными экзотическими безделушками, у стены напротив камин отделанный сложной лепниной, небольшой диванчик и несколько кресел вокруг тонкого резного столика — все это было ему очень знакомо и привычно. Еще бы он не знал любимую комнату Люма. Здесь они провели немало приятных часов, частенько засиживаясь допоздна, выпивая, разговаривая обо всем на свете, споря, просто дурачась.
Во всем этом Арэйна смущало другое — как и зачем он здесь оказался, а так же, что рядом с ним делает его «обожаемый» вечный соперник — Лейлан Дамбер. Который, между прочим, преспокойненько спал, положив голову Арэйну на плечо, обняв и прижавшись к нему, словно к любимой мягкой игрушке…
Впрочем в этот раз долго прибывать в неизвестности ему не пришлось. Неверная девица-память уже продрала глазки и с воодушевлением и подробностями начала «рассказывать» о всех их вчерашних приключениях.
Сон, как и оставшиеся после него ощущение блаженной неги, словно смыло волной. Уставившись невидящим взглядом в окно, Ар крепко задумался над сложившейся ситуацией, а так же о недалеком и весьма мрачном будущем.
Мысли были далеко не радужные, и в них все сильнее и сильнее мелькала навязчивая идея о неминуемой смерти. Не то что бы Арэйн был таким уж трусом, до колик в животе боявшимся умереть не вовремя… Совсем наоборот, он был авантюристом до мозга костей, едва ли не каждый день рисковавшим своей головой ради часто весьма сомнительных ценностей. Но то был «честный», оправданный хотя бы перед самим собой риск. Большая Игра со всем Миром. А здесь… Только одна мысль о том, что ему придется умереть, повинуясь какому-то там проклятию, наполняла его ненавистью и отвращением. О том же, чтобы терпеть все это до конца своих дней, он даже ни на минуту не мог помыслить, сразу же отбросив подобный вариант как невыполнимый.
Он просто не сможет так жить. И не потому, что ему был так уж противен Лейн, как вчера оказалось очень даже наоборот — пугающе притягателен, во всяком случае телесно, да и договориться они в конце то концов бы смогли, все-таки взрослые люди. Но Ар всегда был максималистом, и такой полужизнью он бы никогда довольствоваться не смог, предпочтя тихо уйти. Да и Лейн бы наверное тоже. Так что выход из всей этой ситуации был только один — снять проклятие и как можно скорее.
Но и это казалось лишь туманной мечтой. Если Лейн все же прав в своих догадках, а что-то подсказывало брюнету, что так оно и есть, то… Все-таки проклятие Богини, а тем более самой Судьбы, это вовсе не детская головоломка в которой с легкостью может разобраться каждый взрослый. Обычный маг-стихийник его вряд ли сумеет снять — не смыслят они в проклятиях настолько хорошо. Конечно, можно надеяться еще на жрецов. Богов много, и они любят одаривать своих служителей высшей силой, показывая таким образом свою значимость… Но слишком уж эти жрецы скользкие типы, вечно путаницу наводят, да и не разберешься, который из них настоящий Благословенный, а кто лишь пристроился удачно на теплое местечко. Да и даруемая сила тоже бывает разная. Нет, скорее всего, где-то в мире и есть тот, кто сможет снять проклятие, вот только этого умельца можно искать всю оставшуюся жизнь.
Кто знает, до чего бы Арэйн мог додуматься в таком упадническом настроении, но, слава Богам, именно в этот момент зашевелился, просыпаясь, Лейн. Отвлекшись от своих глобальных раздумий, брюнет повернул голову и встретился глазами с его еще сонным и слегка растерянным взглядом, с огромным удовольствием (в котором Арэйн никогда бы не признался даже под пытками) наблюдая, как выражение лица его врага приобретает осмысленность. Зрелище было потрясающее. А этот поганец еще, словно бы издеваясь, легонько провел кончиком розового язычка по пересохшим губам, заставив брюнета непроизвольно вздрогнуть от пронзившего его удовольствия.
И почему-то при взгляде на это все существо Арэйна затопила безбрежная нежность к своему злейшему врагу. Может потому, что сейчас еще не отошедший ото сна Лейн выглядел таким безобидным, хрупким и милым, что можно было с легкостью забыть, какой он может быть язвой и сволочью на самом деле. Хотелось прикоснуться кончиками пальцев до этих румяных ото сна щек, провести по розовым припухшим губам, отвести в сторону эти дурацкие косички упавшие на лицо.
— Доброе утро, — хриплым голосом прошептал Арэйн, морально уже почти готовый пустить к мархам все свои принципы.
Но Лейн как всегда все испортил.
— Утро добрым не бывает. А уж в нашем с тобой случае тем более. Еще скажи, что рад меня видеть. Смешно! — огрызнулся уже вполне пришедший в себя и заново приобретший свою всегдашнюю колючесть блондин. Непонятное томление в груди Арэйна при этих словах мгновенно схлынуло, оставив после себя лишь глухое раздражение. А Лейн, между тем слегка потянувшись, словно довольный кот, и устроившись на диванчике поудобнее, окинул весьма скептическим взглядом комнату и как ни в чем не бывало продолжил:
— Напомни-ка мне, Ар, зачем же мы сюда приперлись вместо того, чтобы заниматься нашей проблемкой?
Вопрос был задан с наигранной небрежностью, а в голосе явно чувствовалось почти ничем не прикрытое презрение. Но взбесило Арэйна даже не это, а то, как этот наглец посмел к нему обратится.
Арэйн всегда терпеть не мог фамильярности — по его мнению коротким, личным именем можно было обращаться только к родным и любимым или к очень близким друзьям, но никак не к «лучшему» врагу. Лейн же всегда считал иначе, разрешая всем и каждому пользоваться его коротким именем, так что даже Ар к этому в конце концов привык, но позволять обращаться так к себе брюнет не собирался.
Едва не задохнувшись от негодования, Арэйн сделал попытку вскочить с дивана, но вовремя опомнился и только прожег наглеца яростным взглядом.
— Не смей меня так называть.
— Как? — недоуменно приподнятые брови выглядели почти натурально, и если бы не искорки, плясавшие в глазах блондина, Ар может быть даже поверил бы, что тот действительно не понимает причины его возмущения. Но Лейн несомненно просто издевался. Как всегда!
Глубоко вдохнув Арэйн попытался хоть немного успокоиться. Драка сейчас была абсолютно лишней.
— Так! И не строй из себя идиота. Тебе не идет.
Но блондин, явно не поняв намека, продолжал, да еще и с напускным возмущением.
— Идиота? Я? Ну ты громила и хам! — и с «сочувствием» добавил. — Знаешь что, Ар, относись-ка ты ко всему проще. Нам с тобой еще какое-то время вместе придется быть, как попугайчикам-неразлучникам и, если ты каждый раз в ответ на мои слова так злиться будешь, то тебя удар скоро хватит. Представь, какая нелепая смерть… Да еще и в таком юном возрасте.
— Я! Не! Ар! — прорычал в конец взбешенный брюнет, выделяя голосом каждое слово. — Для тебя я Арэйн. Попрошу запомнить!
— Ари-ре-ей-эн… — жутко коверкая имя, по слогам продекламировал Лейн, а затем, скривившись и комично покачав головой, выдал: — Нет! Слишком сложно! Буду я еще свой язык с ранней юности ломать. Так что привыкай. Нам много придется общаться друг с другом в ближайшее время. Ну или, если хочешь, могу звать тебя громилой. Коротко и информативно. Хотя нет! Ар мне больше нравится.
И, широко улыбнувшись, он успокаивающе похлопал брюнета по плечу. Это стало последней каплей в и так не большой чаше терпения Арэйна. Да еще и как-то совсем не кстати вспомнились все вчерашние едкие подколки блондина. При мысли, что ему нужно будет терпеть эту сволочь рядом с собой еще очень долго, Ара окончательно замкнуло. Взвыв, словно раненый зверь, он кинулся на Лейна и, прижав того к дивану, изо всех сил стиснул пальцы на его шее.
Все произошло настолько быстро и неожиданно, что блондин даже среагировать не успел как следует, позволив какое-то время беспрепятственно себя душить, словно не ощущая этого, лишь с удивлением вглядываясь в святящееся безумием черные глаза. Только через пару мгновений, опомнившись, Лейн начал изо всех сил отбиваться от вдруг взбесившегося недруга, но, находясь явно в невыигрышном положении, прижатый всем весом Арэйна к дивану, без доступа воздуха, он слабел с каждой секундой все больше. Попытки отодрать от себя брюнета становились тише и тише, липкая тьма небытия уже почти охватила его полностью.
Впрочем, Арэйну приходилось тоже нелегко. Почти сразу же после начала «экзекуции» он почувствовал острую нехватку воздуха и резкую боль в шее, словно бы и его тоже какой-то невидимый противник схватил за горло своими стальными пальцами (хрипящий снизу Лейн до его шеи бы просто не дотянулся). Это открытие подействовало весьма охлаждающе, словно бы на его голову вылили ведро ледяной воды, но и даже это не остудило его гнева. «Ну надо же, а красавчик то кажется прав оказался, говоря про «общую смерть». Мархово проклятье, — скользнула в сознании брюнета злая мысль, тут же сменившись шально-веселой: — Но еще посмотрим, кто победит».
Пальцы он так и не разжал, продолжая с каким-то мрачным остервенением, граничившим с помешательством, сдавливать горло Лейна, и с поистине мазохистским удовольствие ощущая, как и его горло сминается под гнетом неизвестной силы.
Лишь когда его сознание начало окончательно гаснуть, позволил себе расцепить пальцы.
С трудом сев и на полном автомате, какой-то толикой разума помня, что будет, если они перестанут прикасаться друг к другу, притянув к себе Лейна, висевшего в его руках безвольным полутрупом и беспрестанно хватающего ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег, Ар попытался отдышаться и привести мысли в порядок. Та самая застилавшая глаза злость прошла также внезапно как и появилась. И теперь он сам ужасался тому, что на него нашло. Почему он так сорвался? Ведь раньше за ним такого не водилось. Он конечно же не брезговал мстить даже просто за неосторожно сказанное слово, но обычно действовал намного тоньше, придерживаясь всем известного тезиса «Месть — это блюдо, которое подают холодным». И он любил «холодную», продуманную месть. И лишь с Лейном ему сносило голову… но не настолько же…
Да, дрались они с блондином и раньше. Много раз. И иногда даже (а признаться честно, то чаще всего) Ар первым бросался на своего врага, доведенный до белого каления острым язычком блондина. Но еще никогда он не чувствовал такого неистового желания убить кого-то, чувствовать, как чужая жизнь уходит сквозь пальцы, даже не смотря на ощущение, что и его жизнь висит на волоске.
Он искал себе оправдание, но никак не мог найти. Ведь если судить строго, что такого уж ужасного сказал ему Лейн? Просто его обычное издевательство, не более, вполне можно было бы ответить так же, словами. Так почему же Арэйн так среагировал? Легче всего было свалить все на проклятие, но парень чувствовал, что если оно и виновато, то только косвенно. Сам, он сам…
Слишком уж много на его навалилось за эти сутки. То, что случилось в храме, их с Лейном «близость», от которой почему-то сносило крышу и пробуждались ненормальные желания, все произошедшее в целом и отсутствие однозначного и ясного решения проблемы. Ар ненавидел, когда ситуация выходила из под его контроля, а сейчас от него не зависело практически ничего. Все это раздражало, злило и, что скрывать, пугало. А вечные язвительные комментарии Лейна только добавили «перца» в эту гремучую смесь. Отчего брюнет так позорно и сорвался, едва не прикончив их обоих.
«Кстати, как он там?» — обеспокоился наконец несостоявшийся убивец.
Блондин сидел рядом, слегка привалившись к нему. Дышал он уже почти ровно, правда выглядел бледным и потерянным, а на тонкой шее уже начали проступать яркие следы пальцев, вскоре грозящие превратиться в насыщенные синяки.
При взгляде на это зрелище Арэйну стало неимоверно стыдно.
Хотелось извиниться, попросить прощения за свой срыв, но проклятая гордость не давала ему этого сделать, постоянно напоминая, что блондинчик сам во всем виноват — не надо было доводить и вообще перед такой невозможной заразой извиняться просто нельзя. Но совесть (остатки которой все же сохранились в душе Ара) вкупе со здравым смыслом, утверждавшим, что слишком они в данный момент крепко повязаны и будет лучше иметь под боком друга или хотя бы союзника, а не явного врага, все таки взяли верх. Собрав всю решимость в кулак, брюнет, боясь передумать, выпалил на одном дыхании:
— Прости меня пожалуйста, я погорячился.
Голос был хриплый, да и говорить было больно, в горле словно бы растекся жидкий огонь.
После этих слов Лейн повернулся к нему и смерил растерянно-задумчивым взглядом. Арэйн даже усомнился, понял ли парень вообще то, что он сказал, и уже начал снова морально собираться с силами, чтобы повторить свое героическое «покаяние». Но тут блондин мрачно ухмыльнулся и не менее «красивым» голосом чем у Ара прохрипел с немалой долей яда в словах:
— Ну спасибо, враг ты мой дорогой, что совсем не придушил! Я уже было подумал, что ты это такой экстравагантный способ самоубийства для себя выбрал, — а затем, отведя глаза в строну, уже менее пафосно добавил. — Ты меня тоже извини, не нужно было мне все это говорить. Язык мой — враг мой, причем самый главный. Не в обиду тебе будет сказано. Сам страдаю. Я между прочим тебя об этом своем «недостатке» предупреждал. Так что очень прошу в следующий раз одергивать менее радикальным образом, — блондин осторожно потрогал пострадавшую шею. — А я честно постараюсь себя сдерживать.
— Хорошо, договорились, — кивнул все еще страдающий от раскаяния, смешенного со стыдом, Арэйн. Правда чувства эти прямо-таки на глазах становились эфемерными, и лидерство уже вовсю брала врожденная вредность. — Только я тоже предупреждаю — память у меня хорошая, про злость, я думаю, ты и так уже понял, так что советую сдерживаться получше. Если ты конечно не хочешь, чтобы я потом тебе все это припомнил.
Арэйн бросил на блондина насмешливый взгляд и задорно улыбнулся, чуть смягчая смысл сказанных слов. Второго подобного скандала за одно утро они бы уже не пережили.
Лейн на это только слегка покривился.
— Да я как бы тоже на память не жалуюсь. Ну уж в крайнем случай заведу отдельную тетрадочку и буду все туда записывать. Так что сам бойся того, какой я тебе счет после снятия проклятия выставлю! А то смотри, не расплатишься!
— Неужели в деньгах будешь брать?
Лейн картинно-недовольно поджал губы.
— Пфе! Нужны мне твои деньги, сколько потребуется сам заработаю.
— А в чем же тогда?
С ног до головы окинув Ара изучающим взглядом, блондин ухмыльнулся.
— Еще не придумал. Но не у одного тебя богатая фантазия. А времени у меня достаточно. Так что, советую готовиться.
В ответ на это Арэйн только хмыкнул. На счет богатой фантазии данного индивида он никогда не сомневался, как в прочем и в том, что принцык сдержит свое обещание и устроит ему после снятия проклятия «веселую жизнь». То, что он на это мастер, Ар убедился еще в Академии, выпутываясь из всевозможных ловушек и хитросплетенных интриг, произведенных «заботливыми ручками» этого мелкого змееныша. Впрочем брюнет тоже никогда в долгу не оставался.
Совсем было упавшее настроение начало неуклонно повышаться. И даже обещанные блондином неизвестные «кары» совсем не напрягали, не говоря уже о том, чтобы злить. Арэйн даже поймал себя на мысли, что воспринимает это скорее как дружеское подтрунивание, чем угрозу. Это было очень странно, но приятно.
— Слушай, так как мне тебя все-таки называть? — небрежно поинтересовался Лейн, кидая на брюнета вопросительный взгляд.
На мгновение Ару почудилось, что в глубине глаз блондина затаилось настороженность, надежда, непонятная печаль и еще что-то, словно бы тому был очень важен ответ на этот вопрос, но парень сразу же отбросил свою «догадку», посчитав полнейшим бредом.
Призадумавшись на минуту и придя к выводу, что Лейн конечно большая зараза, но совсем не чужой человек, особенно теперь, Арэйн постановил:
— Так уж и быть, зови Аром.
— А с чего это вдруг так, — с сомнением прищурил глаза несмотря ни на что явно довольный блондин. — Не ты ли тут несколько минут назад готов был защищать свою «честь» до последней моей капли крови?
Еще бы Ар сам знал с чего это он стал таким добрым. Вот просто захотелось и все. А еще ему с чего-то пришло в голову, что слышать свое короткое имя, произнесенное Лейном, будет неимоверно приятно. Но вот только не говорить же об этом принцыку!
— Ну-у-у… Друзей нужно держать близко, а врагов еще ближе. Разве не так говориться в пословице? А раз мы и так уже ближе некуда, то почему бы и нет, — пожал плечами брюнет, признавшись в самой «безопасной» из причин.
Лейн еще раз смерил Ара подозрительным взглядом, и, убедившись, что тот не притворяется и действительно с чего-то вдруг сменил гнев на милость, широко улыбнувшись, выдал:
— Тогда все замечательно. И зови меня Леем. Мне так больше нравится.
— Отлично!
На этой сентиментальной и душещипательной ноте их и перервали.
Дверь распахнулась, и в комнату буквально влетел Люм. Тщательно пытаясь скрыть гнетущее душу любопытство (которое впрочем все равно отчетливо читалось на его лице и во всех движениях), он, уже спокойно, с достоинством, пересек комнату, с удобством развалился в кресле, смерил потрясенным взглядом сидящих на диванчике бок о бок парней и, изумленно покачав головой, умоляюще выдохнул:
— Может мне кто-нибудь расскажет что здесь происходит?
Ар и Лей с тоской переглянулись.
— … Вот и вся история, Люм, — наконец закончил свое повествование Арэйн, на которого нахальный блондин свалил такую «честь», мотивируя это тем, что раз это его друг то ему и отдуваться.
— Ну и здорово вы вляпались, — наконец резюмировал Люмьер, все еще отходящий от изумления, вызванного поведанной ему историей. Он не знал что ему делать — смеяться (уж слишком эта парочка, сидевшая сейчас с комично обиженными лицами забавно смотрелась, да и сама ситуация, хоть и была не веселой, но отдавала ярмарочным балаганом) или все же посочувствовать. Впрочем оставался еще и третий вариант, которым Люм и неприминул воспользоваться. Прочистка мозгов этим двоим явно бы не помешала, причем, если судить здраво, уже довольно давно.
— Вот скажите, какой марх понес вас в этот храм? А тем более под руку дернул устраивать там свои разборки? Ар, я ведь тебя как человека просил! И вообще, скажите, почему вам мирно то не живется, грызетесь словно склочные супруги…
Но не успел Люмьер разойтись как следует, как его перевал недовольно нахмурившийся Арэйн.
— Люм, прекрати! Мы и без тебя знаем и про наши склоки (кстати про супругов я тебе еще припомню), и про то, какие мы неимоверные «идиоты». Совсем не надо нам это в подробностях расписывать. Мы пришли сюда совсем не для того, чтобы все это выслушивать, а за помощью.
Люм воззрился на них с огромным недоумением.
— За помощью? И чем же я вам могу помочь? Я не один из Богов и не маг, насколько мне известно. Конечно, я тебя не брошу одного барахтаться в этой ситуации, но честно не знаю, что, кроме моральной поддержки, я могу здесь тебе предложить.
Ар нахмурился и, не обращая внимания на Лея, громко бурчащего под ухом что-то типа «Вот и я говорю — какого марха мы сюда приперлись?», твердо начал:
— Как ты понимаешь, к жрецам или в Радужную Гильдию нам идти как-то не с руки. Если это действительно проклятие Нааль-дан, то очень высок шанс, что нас даже слушать не станут, выставят вон и заявят, что такова кара Богини, и мы можем «гулять», пока она нас не облагодетельствует… — брюнет беспомощно развел руками. — Ты ведь знаешь этих поборников чистоты и морали. Да и к тем из магов, кто связан с нашей Гильдией и не обременен излишней совестью лучше сейчас не соваться, это такие продажные шкуры — заложат за кучку золотых, мы даже чихнуть не успеем. А оказать сопротивление, как ты понимаешь, мы сейчас не в состоянии.
— Прости, но я все же не понимаю причем здесь я…
— Ну… Я знаю, что у твоей семьи очень широкие связи, и подумал, может быть у тебя есть на примете какой-нибудь надежный знакомый, который сможет нам помочь, или хотя бы подскажет что-нибудь дельное.
— Да-а-а, очень интересный вопрос… Говоришь, кто-нибудь надежный и знающий… — задумчиво протянул Люм машинально теребя манжеты рубашки — что означало крайнее сосредоточение на решаемой проблеме — и после недолгого молчания, внезапно посветлев лицом и окинув «пострадавших» насмешливым взглядом, постановил: — Что ж, вам повезло, есть у меня на примете один знакомый маг. Он как раз увлекается проклятиями и всей этой мистической и храмовой белибердой, так что только порадуется новому материалу для исследований.
— Люм ты просто клад! Немедленно идем к нему.
Лицо Ара засветилось улыбкой полной надежды, он был готов бежать за забрезжившим лучиком спасения прямо сейчас и даже на край света. Однако блондин, все это время безучастно сверлящий взглядом узорчатый ковер на полу, таких счастливо-радостных чувств однозначно не разделял. Подняв глаза, он угрюмо поинтересовался:
— А меня вы спросит не хотите? Это, между прочим, не только тебя, Ар, касается! И вообще… А как насчет безопасности? Очень бы не хотелось благодаря этому «надежному» оказаться гостем в имперских казематах. Вдруг он именно из тех, которым всегда не хватает нескольких десятков золотых на какую-нибудь желчь мохнатого древорога, жутко необходимую для нового эксперимента. Знаю я этих магов-исследователей, одно слово — фанатики. И вообще, он нас для опытов в свою Гильдию не сдаст, если он такой увлекающийся?
— Прекрати! — тут же шикнул на него Ар, которому почему-то стало неудобно перед другом за недоверие блондина. — Если Люм нам о нем сказал, значит он в этом человеке уверен.
— А что я не в праве даже спросить уже? — вскинулся Лейн. — Почему это я должен так доверять твоему другу и его знакомым? Если ты такой наивный, это еще не значит, что всем нужно такими быть. И я тоже имею право голоса в этом вопросе.
— Да ты…
— Все, тихо! — прикрикнул на них Люм, видя что парни готовы снова сцепиться друг с другом. — Ведете себя, словно дети малые. Нашли из-за чего ругаться.
— Но он же… — сердито начал Ар, но был тут же перебит лучшим другом:
— Он имеет право спросить, в конце концов это действительно и его тоже касается. Посмотрел бы я на тебя в такой ситуации, когда твое будущее зависит от двух не самых лояльных к тебе личностей, даже если одна из них кровно заинтересована в благополучном разрешении проблемы. Ты бы не нервничал? А со мной ничего не случится, и язык не отвалится, если я ему все объясню. И не зачем устраивать трагедию! Понятно? — Ар нехотя кивну кивнул. — Вот и замечательно. Теперь я отвечу на вопросы. В Гильдию он давно уже не входит и не слишком любит радужных, так же как и они его, не знаю, что у них там промеж собой произошло, но результат, как говориться, на лицо. Поэтому на «опыты» туда никто никого не сдаст, наоборот, если бы такая вам опасность угрожала, он бы сам стал на вашу защиты, только бы им насолить. Кроме того, он очень богат и в «нескольких золотых» он точно не нуждается. На счет фанатизма конечно сложнее, личность он увлекающаяся и вообще очень колоритная, но и здесь не думаю, что лично вам что-то угрожает — обследует, замерит все, что нужно, и отпустит. В крайнем случае можно рискнуть, хуже уже не будет, — подвел точку в своих рассуждения Люм и, посмотрев в глаза Лею, сообщил. — А мне ты можешь не доверять, я делаю это не для тебя, а для своего друга.
Лей что-то пробормотал себе под нос, настолько тихо, что даже Ар его не услышал, а затем с большой неохотой произнес:
— Хорошо, я все понял и согласен.
— Вот и отлично, — обрадовано констатировал Люм, обратившись к Ару, хитро прищурился. — Вот видишь, вполне можно договориться тихо-мирно, и даже с Лейланом, если очень захотеть и не начинать каждый разговор с взаимных подколок.
— С ним договоришься, — мрачно буркнул брюнет, покосившись на совершенно спокойного и лишь слегка задумчивого Лея. — У него способность выводить людей из себя.
— Как будто у тебя такой нет! — со смехом отбрил Люм. — Знаете, не будь вы так непохожи внешне, я бы подумал, что вы близнецы-братья, настолько ваше твердолобие, авантюризм и прочие «прелестные» черты характера похожи. И не один не желает этого увидеть в другом!
— Чтооооо? — возмущенные парни выдохнули этот вопрос одновременно и, тут же с подозрением покосившись друг на друга, замолчали, попытавшись отодвинуться друг от друга настолько дальше, на сколько им позволяло их теперешнее состояние, вызвав этим только еще один взрыв смеха со стороны Люма.
Наконец, отсмеявшись, он предложил:
— Ладно, раз вы оба согласны, то я сейчас отправлю ему сообщение, спрошу, сможет ли он нас принять.
И, резко поднявшись с кресла, быстро прошел к выходу. Остановившись у самой двери, словно бы что-то вспомнив, Люм повернулся к неподвижно застывшим на диванчике парням:
— А вам обоим не мешало бы привести себя в порядок, а то выглядите так, словно в бочке с мантикорами ночевали. Ар, я думаю, где находится гостевая комната, ты знаешь, там уже все приготовлено, надеюсь с размерами одежды я не ошибся. И, пожалуйста, постарайтесь вести себя как взрослые воспитанные люди.
С этими словами он скрылся за дверью. Все это время молчащие парни, окинув себя и друг друга долгими задумчивыми взглядами, вынуждены были признать, что Люм был полностью прав — выглядели они слегка (а может и не совсем слегка) грязными и потрепанными. Кажется, назревала небольшая проблемка…
Нервно кашлянув, чтобы скрыть охватившую его растерянность, и отведя взгляд, изо всех сил старясь не смотреть на находившегося рядом Лея, Ар небрежно бросил:
— И что будем делать?
— Что-что… — голос блондина звучал сухо и ворчливо. — Приводить себя в порядок, естественно.
Автор: мирэбо.
Бета: Lirilai de Nomore.
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: м/м.
Жанр: романс, немного юмор
Размер: макси.
Статус: закончен.
Саммари: Проклятье вещь очень неприятная, особенно если благодаря ему ты оказываешься тесно связан с человеком, которого долгие годы ненавидел…
Дисклеймер: моё!
Размещение: с моего разрешения
От автора: Все будет очень просто и незамысловато))
Остальные главы можно найти здесь
Глава 3
***
Сознание возвращалось толчками. Арэйну казалось, будто он пытается вырваться из какой-то серой, приторно-мерзкой, липкой мути. Тело свое он почти не чувствовал, как бы отдельно паря где-то в бездонной пустоте, временами проваливаясь в густую, чернильную темноту, а иногда выплывая обратно. Он не мог точно сказать, сколько это все продолжалось, словно бы выпав на этот период времени из самого бытия. Даже не понимал, жив ли он еще, или это уже то самое посмертное существование в Темных Чертогах, которым так пугают всех грешников.
Из-за всего этого где-то на краю разума рождался неконтролируемый страх, многократно усиливающийся благодаря еще и гадкому чувству, будто сама его личность постепенно растворялась в окружающем бескрайнем пространстве, одновременно продолжая быть кем-то и становясь никем.
Единственной константой, якорем, который не давал ему окончательно слиться с обволакивающим остатки сознания серым туманом была яркая радужная сеть, спеленавшая, как младенца, то, чем он сейчас был. Теплая, живая, ласкающаяся словно бы маленький пушистый зверек. И это тоже пугало, но, выбирая между потерей себя и неизвестной пока опасностью, Ар отдавал предпочтение неизвестности.
И вдруг все прекратилось. Просто в один момент ощущения вернулись в полной мере — раз, и Арэйн снова почувствовал свое тело без остатка, до каждой мельчайшей частички, заново осознавая самого себя. Непонятный бред постепенно отступал, тая, словно предрассветная дымка под первыми лучами солнца, оставляя после себя только притаившееся где-то глубоко в груди тупое ноющее чувство непроходящего ужаса, заставляющее сердце биться быстрее. Как будто после утреннего сна-кошмара, который ты, проснувшись, уже и не помнишь, ощущая лишь «привкус» чего-то неприятно-жуткого во всем теле.
Первой отчетливо-связной мыслью, заглянувшей в сознание Арэйна, было: «Значит я все таки не умер». И тут же ее догнала вторая: «Но уж лучше бы умер».
Болело все тело, несильно, но, казалось, каждый малейший нерв, каждая мышцы, каждая косточка и даже каждый отдельный волосок тихо ноет, словно бы отголоском от ранее испытанной чудовищной боли. Шевелиться совсем не хотелось, даже открыть глаза было сейчас скорее похоже на подвиг, не то что двигать рукой или ногой, и уже даже не заикаясь на счет того, чтобы встать и куда-то идти. Ощущения были такие, словно какой-то злонамеренный волшебник заменил всю кровь в венах на жидкий, постепенно застывающий цемент, делая тело чем-то вроде живой статуи. Даже мысли текли как-то вяло и сумбурно.
Но Арэйн не был бы собой, если хотя бы не попытался что-то предпринять. Упрямый и упертый, словно самый породистый из ослов, он всегда стремился преодолевать любые препятствия, какими бы сложными и нерушимыми на первый взгляд они не казались, не говоря уже просто о победах над самим собой. Вот и на этот раз сдаваться «на милость» слабости он не собирался, решив начать с малого — открыть глаза и осмотреться.
Изо всех сил сосредоточившись, брюнет постарался приподнять каменно-тяжелые веки. В какой-то момент ему это даже удалось — глаза приоткрылись, но лишь на короткое мгновение, позволив различить только льющийся откуда-то яркий свет, а рука, которую он так же эксперимента ради решил приподнять, так и вообще только конвульсивно дернулась, не сдвинувшись с места. Одновременно эти действия вызвали такую дикую боль, прошедшую судорогой по всему телу от макушки до кончиков пальцев на ногах, что он едва снова не потерял сознание, чудом удержавшись где-то на грани. Ему даже снова почти привиделась та самая радужная сеть, словно бы удержавшая его на краю.
Но все же его старания принесли некоторую пользу. Отдышавшись и позволив своему телу снова расслабиться, Арэйн с изумлением ощутил, что к его левому боку прижимается ранее не замеченное, что-то большое и теплое, а тихое, горячее дыхание, щекоча, согревает его шею.
Немного поудивлявшись этому обстоятельству (слишком редко, практически никогда, он не оставался со своими случайными любовницами до утра, предпочитая убегать сразу же «после» и спать в своей постели), но, найдя его в данный момент несущественным, Арэйн после недолгого и весьма вялого размышления над всей этой ситуацией в целом пришел к мнению, что он все же слегка переоценил свои силы и стоит еще немного полежать, прежде чем рваться куда либо. Решение было очень разумным и своевременным, вот только отдыхать просто так он никогда не умел. Вместо того, чтобы просто расслабиться, давая своему телу набраться сил, парень решил совместить приятное с полезным, так сказать, и заняться не менее нужным делом. А именно — найти в своей памяти ответы на животрепещущие в данный момент вопросы: от чего у него все тело болит так, словно его качественно прожевали и выплюнули; где это он сейчас находится и кто так сладко дышит ему в шею; а так же, почему первым его чувством после пробуждения было облегчение от обошедшей стороной смерти…
Память, к сожалению, отнюдь не горела желанием выдавать картины его явно насыщенного недалекого прошлого. Думать было тяжело. Казалось, будто бы ворочаешь руками неподъемные каменные глыбы. Как только Арэйн настойчиво пытался остановить внимание на каком бы то ни было смутном образе из своего сознания, а не просто бездумно скользить по ним, сразу же сильнейшая боль ввинчивалась острой пружиной в виски, заставляя парня тут же прекращать попытки что-либо вспомнить. Оставалось только надеяться на то, что долго это не продлиться и воспоминания сами вскоре проявятся.
В голове мелькнула вялая мысль:
«Неужели я вчера перепил, и это и есть то самое ужасное похмелье, которого все так боятся. Если да, то теперь я их очень хорошо понимаю — приятного здесь мало».
Это было странно. Никогда ранее, даже после трехдневной беспробудной пьянки — празднования завершения одного особо сложного дела, где алкоголя (вина, водки, а то и вовсе крутого самопляса) было выпито не намного меньше по объему, чем находится воды в Аурском море — таких симптомов не наблюдалось.
Странно. Очень странно. И это еще мягко говоря…
Стараясь успокоить свою непоседливую натуру и не задумываться ни о чем конкретном, Арэйн просто лежал в полудреме, тихо плывя на волнах самых различных образов своего сознания. Постепенно становилось легче, боль отступала, а вместе с ней и то самое словно бы онемение со всего тела. Слабость еще окончательно не прошла, но уже можно было попробовать действовать, что Арэйн, пытаясь отогнать неизвестно откуда выползшую лень, почти и собирался сделать, когда лежащее рядом с ним тело, слабо застонав, пошевелилось. Было в этом стоне что-то смутно знакомое, заставившее интуицию брюнета прямо-таки вопить от какого-то очень нехорошего предчувствия и изо всех сил подталкивать.
На этот раз все получилось гораздо удачнее — ни ослепляющего света, ни пронзающей словно огнем боли не было, только так и не отпускающая, щемящая душу тревога. Медленно открыв глаза, Арэйн вперился взглядом в потолок, какое-то время тщательно изучая забавные рисунки на нем и тщетно гадая — где же это раньше он мог их видеть и вообще где это такая традиция — потолки расписывать. Но попытка вспомнить все так же отдавалась в висках острой болью. От этого весьма интересного, познавательного и в то же время бесполезного занятия парня отвлек снова раздавшийся рядом, уже чуть громче, стон.
Собрав все силы в кулак Арэйн медленно, стараясь причинить себе как можно меньше неприятных ощущений, повернул голову к источнику «шума», тут же встретился с полупустым, затуманенным взором светло-карих глаз лежащего рядом «тела», сначала даже не поняв, кто именно перед ним. Узнавание пришло позже…
Несколько мгновений, а может и минут, время растягивалось, словно сливочная тянучка, они так и рассматривали друг друга с одинаково бессмысленно-безразличным выражением на лицах.
Арэйн уже совсем было собрался задать наводящий вопрос, как в карих глазах начало проступать сначала какое-то подобие сознания, затем тревога, почти тут же сменившаяся явным пониманием всего происходящего и узнаванием, а потом замешательством, паникой и наконец яростью. Именно в этот момент до с недоумением следящего за всем этим калейдоскопом эмоций Арэйна тоже начало постепенно доходить, да и память, решив, что хорошенького понемножку, во всю распахнула свою тайную калитку, выпуская из-под замка яркие долгожданные воспоминания.
Да, теперь он был готов согласится со всеми прочитанными по взгляду Лейна эмоциями. Он даже в какой-то степени посочувствовал своему давнему и злостному врагу, в том смысле, что Ар даже ему бы такого не пожелал, не говоря уже о себе.
И только додумав эту мысль, Арэйн сообразил, что они вообще-то лежат, прижавшись друг к другу, переплетясь руками и ногами практически в любовных объятиях и мало того — его телу все происходящее почему-то до безумия нравится — боль уже давно отступила, сменившись ощущением удовольствия, легкой слабости и даже какой-то непонятной эйфории.
От шока, пронзившего его словно молнией, парень сначала одеревенел, но, уже буквально мгновение спустя, с глухим рыком заизвивался (и откуда только силы взялись), словно рыба на крючке, в попытке отбросить ненавистного и такого притягательного красавчика от себя подальше. Впрочем, это уже было совсем лишним — Лейн, видимо дойдя самостоятельно до тех же самых логических выводов, тут же с тихой, но от этого не менее красноречивой руганью, очень подробно описывающей все родственные связи своего лучшего врага до седьмого колена включительно, попытался отстраниться сам, к сожалению слегка запутавшись в своих и чужих конечностях. Трепыхания Арэйна тоже отнюдь не помогали в этом щекотливом деле, наоборот, только еще больше затягивая «узел» из двух тел.
Но все же через какое-то время, щедро сдобренное недовольным пыхтением и взаимными проклятиями, они в конце концов «расплелись» и, оттолкнувшись друг от друга (или скорее попытавшись оттолкнуться, так как сил ни на что уже не осталось), тяжело дыша, словно пробежав длиннющий кросс по пересеченной местности, наконец-то свободно растянулись рядом на полу, пытаясь собраться с силами для того, что бы отползти подальше.
Арэйн хотел было уже расслабиться и вздохнуть с облегчением, решив, что разберется со своим недругом как-нибудь в следующий раз, когда сил будет побольше (о, уж тогда то он ему все припомнит и так поквитается, что тот всю оставшуюся жизнь, не переставая, икаться будет), но тут его злорадные мечтания были прерваны волной жуткой боли, прокатившейся по всему телу.
Казалось, она вгрызается в него, во все его мускулы, кости, нервы, подобно стае диких зверей, терзая, разрывая на части. От этой боли хотелось выть и кричать в полный голос, но врожденное упрямство и тщательно лелеемая годами гордость не позволяли Арэйну опуститься до такой слабости, особенно перед своим давним врагом, поэтому, прикусив до крови нижнюю губу, он терпел. Все, что он мог себе позволить — это глухие, тихие стоны, периодически срывающиеся с его губ.
Боль была такой, что жить, не говоря уже о том чтобы мечтать о какой-то там мести, резко расхотелось. В голове билась только одно желание — сделать что угодно, только бы это прекратилось. Краем сознания, оставшимся на удивление ясным не смотря на весь этот ужас, Арэйн улавливал полные страдания стоны, долетавшие до него откуда-то слева, такие тихие, что больше похожие на вздохи или всхлипы. Кажется его «дорогому» врагу было не легче, но сил радоваться уже тоже не оставалось…
Еще одна волна оглушающей боли, прошедшая разрядом сквозь его тело, заставила Арэйна выгнуться дугой. Словно бы пытаясь сбежать от нее, а может и от самого себя, и прекратить всю эту пытку он инстинктивно шарахнулся в сторону, стараясь придать своему телу такое положение, чтобы меньше чувствовать боль, и горячо моля всех богов послать ему если не смерть, так хоть забвение, в глубине сознания, конечно же, понимая, насколько это глупо и бесполезно, но не в силах что-либо с собой поделать…
Но, то ли Боги в кои-то веке прислушались к его мольбам, то ли случилось еще какое-либо чудо — боль вдруг ушла, точно ее и не было. Как будто какой-то могущественный невидимка отдернул ее, словно старое покрывало, оставив в напоминание о произошедшим лишь слабое покалывание по всей поверхности кожи, которое, надо сказать, было даже приятным. Тело стало легким и воздушным, словно бы эфемерным; каждая малейшая его частица, казалось, пела от наслаждения просто снова не чувствовать боли. Хотелось радоваться, смеяться, жить…
Увлекшись приятными ощущениями своего будто вновь возрожденного тела Арэйн даже как-то не сразу заметил, что к нему снова кто-то крепко прижимается. И лишь смутное чувство неудобства, слегка портившее всю эйфорию, заставило его открыть глаза и, как можно сильнее скосив их вниз, попытаться рассмотреть происходящее. К сожалению, подобным образом можно было увидеть слишком мало (а точнее почти ничего), поэтому, тяжело вздохнув, брюнет чуть приподнял голову и с вялым удивлением окинул взглядом представшую его глазам картину, которая была уже до неприличия знакомой. Лейн лежал рядом вжавшись в него всем своим телом, положив голову на грудь и обвивая его руками так, словно хотел то ли раздавить к мархам собачьим, то ли слиться в единое целое.
И при всем при этом Арэйн с всё возрастающей паникой вынужден был признать, что эти «объятия» отнюдь не вызывают у него ни злости, ни гнева, ни вообще каких бы то ни было отрицательных чувств. И, не смотря на то, что его стискивали достаточно сильно, ему это ничуть не мешало и не беспокоило. Даже наоборот — его телу это нравилось и казалось абсолютно правильным. И даже больше — брюнету вдруг захотелось обнять Лейна в ответ и притиснуть к себе еще ближе, словно бы от этого зависела вся его жизнь.
Эти мысли или, скорее правильнее было бы сказать чувства, мелькавшие где-то в глубине сознания, ввели Арэйна в состояние перманентного ступора. Некоторое время он просто молча созерцал эту возмутительнейшую картину не в силах ни сказать, ни сделать хоть что-нибудь и изо всех сил борясь со странными реакциями своего тела. Наконец, разум все же победил. Дрожащими от напряжения руками, с трудом отодрав от себя прицепившегося, словно клещ, Лейна, Арэйн постарался отпихнут практически не сопротивляющееся и что-то тихо бормочущее тело куда подальше. Наконец ему это удалось…
То, что он это сделал зря брюнет почувствовал практически сразу — секунд через пять-шесть. Не успел он порадоваться, что снова лежит в гордом одиночестве и как следует обдумать свои нелепые желания и реакции, как снова пришла боль, еще сильнее чем в первый раз. Яркая, оглушающая и обжигающая. Казалось, что из его тела вынули все нервы и, скатав их огромный клубок, поджаривали на медленном огне над костром. Не было сил даже двинуться. Все мысли куда-то испарились, голова была пуста, словно винные бутылки к концу праздника. Казалось, этой боли не будет конца и края.
Уже практически теряя сознания, Арэйн почувствовал, как на него сверху плюхнулось, что-то не слишком тяжелое и относительно мягкое и, обняв за шею, это «что-то» вольготно расположилось на нем, явственно стараясь прижаться как можно сильнее. Боль сразу же ушла. Вместо нее по телу разлилось все то же состояние блаженной эйфории.
Теперь ему уже не надо было открывать глаза, чтобы найти ответ на вопрос «что же произошло», он и так об этом прекрасно догадывался. В этот раз у Арэйна даже мысли не возникло отталкивать от себя Лейна, по большей части потому, что в его голову закрались смутные подозрения о связи отсутствия боли и их с блондином объятий. Над этим надо было хорошенько подумать…
Действительно, так ли это? Один раз это случайность, а второй? Лучше бы конечно проверить, но при мысли о том, что снова придется окунуться в водоворот той безумной боли Арэйна буквально передернуло. Нет, такая «проверка» ему совсем не нужна. Тем более что если боль просто приходит спонтанно и не зависит от их с Лейланом контакта, то всего-лишь нужно немного подождать. Другое дело, что ждать придется в обнимку с ненавистным блондином, а это было…
— …И только попробуй еще раз побрыкаться! — тихий, едва слышный, но твердый голос, заставил Арэйна отвлечься от размышлений, в которых он, если сказать честно, совсем уже запутался, и открыть глаза. Чтобы тут же инстинктивно отшатнуться, в попытке оказаться где-нибудь подальше — еще слегка замутненные пережитой пару минут назад болью, яркие топазовые глаз смотрели на него в упор, с расстояния всего какого-то десятка сантиметров, что не могло не нервировать. Но, конечно же, подобной глупости Лейн, который отнюдь не был таким уж слабаком, как можно было судить по его внешнему виду, совершить ему не дал, как впрочем и просто отодвинуться на хоть сколько-нибудь комфортное для себя расстояние (блондин, кстати, явно никакого неудобства в связи с такой близостью не испытывал). Наоборот, прижав его за плечи к полу и в наглую устроившись на нем поудобнее, наглый красавчик еще немного приблизил свое лицо к лицу Арэйна, настолько, что их губы почти соприкоснулись, и еще более чем в первый раз твердым голосом прорычал:
— Я всегда знал, что ты идиот и что у тебя нелады с логикой. Но никогда даже не думал, что настолько. Даже самый последний слабоумный дурак, будь он на твоем месте, уже бы давно понял, что когда мы с тобой соприкасаемся боль проходит! Или ты скрытый мазохист, и тебе все это нравится?
Внезапно, Арэйн поймал себя на мысли, что любуется Лейланом. Его сверкающими от злости глазами, аккуратными и необыкновенно темными для его светлых волос бровями в разлет, маленькой, недовольной складочкой между ними… И даже больше, ему хотелось впиться жестким поцелуем в мягкие розовые губы, терзать их и пить словно коллекционное вино и…
«Неужели я сошел с ума от боли? — в панике думал Арэйн. — Или меня так здорово обо что-то приложило головой, что теперь ум за разум заходит? Ведь не могу же я действительно этого желать! Или могу? Нет, конечно же нет! Или это все от того, что Лейн похож на хорошенькую девчонку? Но даже если так, ведь раньше же…»
Да, Арэйн всегда признавал (зачем спорить с очевидным фактом), что Лейлан очень красив, и даже частенько издевался над ним по этому поводу, называя то красавчиком, то смазливым прынцыком, то еще какими-нибудь подобными прозвищами. И дело было не в том, что брюнет ему завидовал, нет, ни капли, во всяком случае сейчас. Наоборот, он уже привык к своей достаточно заурядной внешности, справедливо считая, что в их профессии совсем не нужно слишком выделяться из толпы и даже где-то по этому поводу жалел Лейна, находящегося всегда, где бы он не появился, в центре внимания. Брюнету просто очень нравилось смотреть, как он злиться. Ар получал от этого не только моральное, но и огромное эстетическое удовольствие. Надо сказать, взбешенный и раскрасневшийся блондин смотрелся еще красивее.
Если признаться совсем уж по секрету, Арэйн иногда, в большой тайне ото всех, позволял себе помечтать, представляя какая бы из блондина получалась обворожительная девушка — высокая, изящная, словно фарфоровая куколка, с глубокими колдовскими глазами и потрясающей улыбкой, прямо-таки идеал (конечно же если забыть про ужасный характер). Все-таки как не справедливы Боги, давая такую внешность мужчине, а тем более такому прохвосту. Но, не смотря на эту свою маленькую постыдную тайну, он никогда раньше не думал о Лейне в сколь-нибудь интимном или романтическом ключе, не говоря уже о поцелуях и остальном… И это не могло не пугать.
— Эй, ты меня слышишь! Или ты спать здесь собрался? — чувствительный тычок под ребра прервал сеанс самокопания Арэйна. — А может последний ум потерял где-то и не понимаешь, о чем я тебе здесь талдычу? Или язык откусил? Так хоть кивни что ли, а то выглядишь как последний слабоумный.
— Да все я понял, не дурак. А за слабоумного еще ответишь… — огрызнулся брюнет и язвительно добавил: — Только вот мне почему-то кажется, что «соприкасаться» это совсем не значит, что нужно прижиматься ко мне самым неприличным образом.
— А тебя это возбуждает? — сладким, словно мед, голосом, впрочем не скрывавшем неприкрытое ехидство, пропел блондин.
Арэйн, постаравшись не показать виду, что Лейн почти точно, хотя и явно случайно, попал в цель, со спокойным и слегка насмешливым видом отбрил:
— Фэ! Не суди всех по себе! Если ты не можешь пройти мимо симпатичного мужика, не пообжимавшись с ним, это не значит, что все такие!
И посмотрев блондину прямо в глаза, в которых уже начала разгораться ярость, нахально улыбнулся ожидая реакции на свои слова. Но на это раз Лейн смог быстро взять себя в руки и с такой же бесконечной иронией в голосе небрежно бросил:
— Даже если бы я интересовался мужчинами в этом плане, то поверь, ТЫ явно бы в круг моих предпочтений не вошел, даже самым крайним-запасным. У меня не до такой степени дурной вкус! — и, смерив брюнета презрительным взглядом, скатился к нему под бок, все так же продолжая к нему прижиматься, но уже не настолько сильно.
Арэйн и сам не знал, почему эта фраза так его задела. Настолько, что он ничего не сказал, проглотив собственную ответную «шпильку». Он ведь прекрасно знал, что далеко не писаный красавец, да и шуточки о своей грубоватой внешности слышал не один и далеко даже не два раза и думал, что давно перестал на них реагировать. Но слова Лейна, сказанные в таком пренебрежительном тоне, отозвались в нем глухой болью.
— И что будем теперь делать? — через некоторое время задал вопрос Арэйн, поняв, что молчание затягивается, а его «оппонент» вовсе не желает с ним общаться.
Лейн долго не отвечал и брюнет начал уже думать, что тот решил его игнорировать. И, когда он уже почти утвердился в своем мнении, тот заговорил:
— Значит так… Сейчас нам нужно держаться как можно ближе друг к другу. Надеюсь ты не будешь возражать против моих прикосновений, иначе я буду вынужден жёстко настаивать, — голос его звучал очень серьезно, да и уже одно то, что он перешел на официальный стиль, почти отбросив свое вечное хамство, о многом говорило. — Не знаю как тебе, но мне совсем не хочется снова корчится от боли, так же, впрочем, как и грызться с тобой каждую секунду. Так что давай заключим временное перемирие до тех пор, пока не разберемся что к чему и не найдем способ избавиться друг от друга. Согласен?
— Согласен, — кивнул Арэйн, не без внутреннего сопротивления признав правоту недруга, а затем после недолгого молчания добавил: — Как ты думаешь, что это может быть?
— А ты сам еще не догадался?
— Представь себе — нет! О заклинаниях, действующих подобным образом я не слышал, да и магия на меня не действует или действует, но очень слабо. И я не могу понять, что же здесь произошло!
Лейн тихо хмыкнул и чуть приподнявшись небрежно сложил свои руки на грудь брюнета, оперся на них подбородком и посмотрел на Арэйна насмешливым взглядом.
— Нет, громила, у тебя все-таки мозги улитки… — пафосно начал он и тут же добавил, видя, что брюнет явно не в восторге от подобной оценки своих умственных способностей: — Без обид, конечно, но рассуждать логически ты совершенно не умеешь. Неужели ты уже забыл, что мы ухайдакали главный артефакт Нааль-дан, причем, находясь в ее храме, да еще и с «благородной» целью избавить Богиню, от «ненужного» имущества. Вот как ты думаешь, она сильно этому обрадовалась?
От этих слов, сказанных откровенно издевательским тоном, Арэйн похолодел.
— Ты хочешь сказать…
— Ничего я не хочу! — резко оборвал его Лейн. — Просто меня гложет сильно нехорошее предчувствие, что мы имеем дело с последствиями проклятия Богини Судьбы. И если так, то вляпались мы с тобой по самые уши и совсем не в сладкий сироп.
Эта идея казалась не такой уж и дикой. Надо сказать, что и у самого Арэйна где-то на задворках сознания мелькала такая мысль, но вот только его смущало в таком объяснении одно маленькое обстоятельство…
— А тебе не кажется, что подобное проклятие за наши «прегрешения» как то слишком уж… слишком… мягкое что ли? Я вот слышал, что Судьба даже за простое словесное оскорбление Себя-любимой творит куда более жуткие вещи. А мы живы, здоровы и почти прекрасно себя чувствуем. Особенно если не будем отпускать друг друга. Или по твоему проклятие себя еще не до конца показало?
Арэйна действительно очень волновал это вопрос. Необходимость прикасаться к Лейну, странные мысли, направленные в его сторону… Что еще может придумать Судьба?
— Да нет, скорее всего до конца. Нашел тоже специалиста по проклятиям. — фыркнул блондин. — А на счет «мягкости» я бы с тобой еще поспорил. Чувствуем мы себя не плохо, с этим я согласен, но вот только именно что пока, как ты говоришь, мы «обжимаемся» друг с другом. А ты только представь, что мы должны будем это делать всю оставшуюся жизнь. Если тебе отказывает воображение, могу нарисовать «прелестную» картину нашего «совместного» будущего: мы либо сами вскоре прибьем друг друга, либо это сделает кто-то из тех, у кого имеется на нас зуб, а может быть просто предпочтем умереть мучительной смертью, лишь бы не видеть перед собой ненавистную физиономию постоянно. И, даже если забыть о всех наших разногласиях в прошлом и попробовать сосуществовать мирно, то остаются такие простые и нужные вещи как работа и личная жизнь. Причем я очень сомневаюсь, что это проклятие можно снять, у Нааль-дан это вообще редкость, — добил своего недруга Лейн, в его голосе не смотря на наигранную веселость звучала глухая тоска. — Так что, морально готовься!
— Не может быть… — медленно начал Арэйн, стараясь скрыть тот ужас и отчаяние, охватившие его после обрисованных блондином перспектив — умирать совсем не хотелось, но и мысль провести рядом с Лейном всю оставшуюся жизнь вызывала не самые приятные чувства. — Неужели во всем мире не найдется хотя бы одного мага, мистика, жреца, ну или на худой конец какого-нибудь занюханного деревенского колдуна, который бы знал, как снять проклятие. И мы его обязательно найдем!
Он сам не знал, кого сейчас подбадривает — самого себя или смотрящего на него с затаенной грустью и от этого выглядящего жутко трогательного блондина. Хотелось успокаивающе погладить его по волосам, пробежаться пальцами по щеке…
Чувствуя, что его мысли опять сворачивают не в ту строну, Арэйн, затолкав их как можно глубже, хищно ухмыльнулся и задорно заявил:
— Так что не радуйся раньше времени. Я умирать не собираюсь, даже вместе с тобой.
Впрочем Лейн, эта змея подколодная, так же в долгу не остался — улыбнувшись не менее «доброй» улыбкой, он изрек:
— Что ты, что ты! Я и не настаиваю, чтобы ты умирал именно сейчас. Одновременная смерть это слишком «романтично» и вообще отдает душком дешевых дамских романчиков. Вот после того, как снимем проклятие — умирай сколько хочешь и когда хочешь, тогда я тебя с большим удовольствием провожу в «последний путь» и даже может слезинку-другую пущу в память о таком замечательном и благородном враге. Может еще и на букетик расщедрюсь. Кстати, какие у тебя любимые цветы? И не смотри на меня с такой злостью! Если бы все было бы так просто и я мог бы быть стопроцентно уверен, что твой уход из жизни в данный момент не утянет меня за собой, я бы тоже с огромным наслаждением тебя придушил. Так что терпи, громила, терпи.
Вот и как с ним можно нормально разговаривать?! Если любое обращенное к себе слово он превращает в балаган. В цирке бы ему выступать или в театре, а не в воры идти. Мда, Лоскутная Гильдия много потеряла.
Арэйн только крепче стиснул зубы, подавляя снова разгоревшуюся злость и заставляя себя промолчать. Начинать очередную свару не было никакого желания.
Видимо заметив состояние своего недруга, Лейн уже обычным, без какого-то намека на иронию и даже слегка усталым голосом тихо произнес, нацепив на лицо примиряющую улыбку:
— Да ладно, не злись. Просто меня вся эта ситуация жутко нервирует, а когда я нервничаю, я начинаю говорить гадости. Так что… — он слегка пожал плечами. — Давай-ка лучше прекращать мечтать и начинать действовать.
— Действовать?
— Выбираться нам надо отсюда, громила, и побыстрее. А то кто знает эту Судьбу, вдруг передумает или решит, что мы слишком злоупотребили ее гостеприимством и прибьет нас на месте. А я, как уже говорил, очень жить хочу.
— И как мы это делать будем, интересно? — вопросительно приподнял брови Арэйн, уже почти смирившись, что спокойной жизни в ближайшее время ему не видать, как своих ушей. — Мало того, что в коридорах полно ловушек, а мы еле-еле двигаемся, так еще и, между прочим, нам с тобой постоянно надо прикасаться друг к другу. Тебе не кажется это «слегка» затруднит дорогу обратно?
— А ты предлагаешь остаться здесь на всю жизнь?
— Нет. Я предлагаю хоть какой-нибудь план придумать, а не ломиться напропалую.
После этих слов Лейн внимательно и серьезно посмотрел на брюнета. Таким Арэйн его еще никогда не видел, сейчас легкомысленный и ехидный красавчик казался намного старше своего возраста.
Грустно усмехнувшись блондин медленно, словно бы взвешивая каждое свое слово, проговорил:
— И какой здесь может быть план?.. Если Нааль-дан пожелает нашей смерти, то здесь никто не поможет — мы будем обречены. В случае же, если ей захочется поиграть с нами еще немного — а я склоняюсь именно к этому варианту, ведь не убила она нас до сих пор — мы уйдем отсюда невредимыми. Вот и все. Решай, громила, тащить тебя силком я, увы, не могу — ты немного не той комплекции, да и я сейчас совсем не в форме.
Тщательно поразмыслив над словами блондина, хорошенько взвесив и рассмотрев их со всех сторон, Арэйн был вынужден признать, что тот по большей части прав. В любом случае, проклятие само собой вряд ли пройдет, а для того, что бы попытаться его снять, нужно по крайней мере выбраться наружу, а уж в этом, учитывая их состояние, могло помочь только чудо.
— Хорошо, я согласен.
Блондин картинно закатил глаза и облегченно выдохнул:
— Слава Богам, а то я думал ты конца света здесь ждать приготовился. Собирайся — идем! На счет три.
Арэйн хотел было возмутится подобному командному тону, но, подумав и придя к выводу, что хотя бы кому-то из них в данной ситуации необходимо взять на себя координирование совместных действий, решил молча подчиниться. А распоясавшемуся блондину он лучше попозже наваляет за все сразу.
Изо всех сил цепляясь друг за друга, чтобы невзначай снова не прервать прикосновение и не спровоцировать новый приступ боли (что было делом отнюдь не легким в их состоянии), охая, пошатываясь от слабости, а иногда и падая, но снова упрямо поднимаясь, воры неспешно поплелись к выходу. И, слава Богам, которые сейчас явно с любопытством следили за этим веселым представлением (а иначе как можно было бы объяснить подобную удачу), но ловушки, усеивающие коридоры, не работали. То ли они были уже все разряжены, то ли попросту не действовали на идущих в обратном направлении, но парням не попалось ни одной, или точнее они ни в одну не попались. Им в таком состоянии хватило бы даже самой простецкой, и вся хваленая серебряногильдейская выучка бы не помогла.
Впрочем, силы постепенно возвращались, буквально с каждым шагом слабость словно бы отступала, подобно густому утреннему туману, растворяющемуся в лучах восходящего солнца. И при выходе из храмового лабиринта чувствовали воры себя уже достаточно сносно, и даже острая потребность в прикосновениях как бы слегка ослабла. Они все еще ощущали, что обязательно должны дотрагиваться друг до друга, но вжиматься, как в зале, всем телом, уже не было необходимости.
Но даже при всем при этом сесть на лошадь оказалось весьма проблематично. Поэтому, оставив животных в рощице возле храма (перед этим конечно же забрав все, что хоть как-то могло указать на хозяев) неразлучные, теперь уже в совсем даже прямом смысле, недруги, обнявшись и поддерживая друг друга, слово старые друзья после разгульной пьянки, отправились пешком в город, благо до него было рукой подать.
Глава 4
***
Стоило бы видеть выражение лица Люма, когда под утро он, разбуженный слугой с сообщением о явившихся в его дом «гостях» (которые как всегда, по старой доброй привычке, вошли совсем даже не через двери, глубоко чихая на все охранные заклинания) и спешащий убедиться, что с его лучшим другом ничего не случилось, застал следующую пасторальную картинку: его друг со своим злейшим врагом спокойненько дремлют в обнимочку на маленьком диванчике в гостиной. Оба слегка потрепанные, но, на первый взгляд, совершенно невредимые. А главное, оба с такими блаженными выражениями на лицах, словно бы получили вечное благословение от всех тысячи с лишним Богов разом.
Люм даже глаза протер и ущипнул себя с вывертом за плечо, чтобы убедиться, что это не сон. Но полное благости зрелище, представшее ранее его глазам, уходить совершенно не желало, так же как и парни расползаться по разным сторонам комнаты, как это обычно делалось, если эти двое невзначай оказывались в одном помещении. Наоборот, как бы в насмешку над Люмом, парочка на диване активно заворочалась, устраиваясь поудобнее и, в конце концов прижавшись еще плотнее друг к другу, в унисон удовлетворенно вздохнула.
Преодолев в себе дичайшее желание разбудить их сейчас же и, допросив со всей строгостью, убедиться в их полном душевном и умственном здравии, Люм с оставляющей только желать уважения твердостью отложил все вопросы до утра и побрел пытаться досыпать.
***
Арэйн всегда был соней и любил поваляться в кровати до обеда, если конечно была такая возможность. И никогда не отказывал себе в желании посмаковать то состояние полудремы, охватывающее человека незадолго до окончательного пробуждения, когда уже отлично понимаешь, что спишь, но еще есть возможность чуть-чуть полежать, досматривая какой-нибудь приятный сон.
Вот и сейчас просыпаться абсолютно не хотелось. В данный момент Арэйну снилось что-то поистине феерическое. Он не мог точно сказать, что именно было в этом сне, но звуки, образы, чувства — все было до такой степени наполнено каким-то по истине первобытным ощущением вселенского счастья, что хотелось забыть обо всем и раствориться в этом блаженстве, остаться там навечно. Казалось, каждая частичка его тела звенела от этого радостного чувства. И не смотря на то, что парень прекрасно понимал, что это всего лишь только сон, он всем своим существом продолжал цеплялся за возможность удержать его еще хоть на немного.
Но, к сожалению, реальность часто бывает зла. Вот и сейчас яркое солнце, светящее прямо в глаза, не оставляло никакого выбора. Увернуться от него не получалось — что-то тяжелое крепко повисло на левом плече Арэйна, практически лишив возможности двигаться. Да и начавшие отходить ото сна мышцы, слегка нывшие от не вполне удобного положения тела, все сильнее сигналили о том, что пора бы встать и размяться.
Дымка сна уходила, словно туман сквозь пальцы, оставляя легкое послевкусие чего-то непонятно-прекрасного.
С сожалением вздохнув, Арэйн нехотя открыл глаза и удивленно огляделся, силясь вспомнить как же он оказался здесь. Нет, сама комната и ее обстановка — огромные окна, частью скрытые за темно-зелеными с серебристым рисунком портьерами, светло-кремовая обивка стен, пара шкафов темного дерева, стоящих справа и набитых всевозможными экзотическими безделушками, у стены напротив камин отделанный сложной лепниной, небольшой диванчик и несколько кресел вокруг тонкого резного столика — все это было ему очень знакомо и привычно. Еще бы он не знал любимую комнату Люма. Здесь они провели немало приятных часов, частенько засиживаясь допоздна, выпивая, разговаривая обо всем на свете, споря, просто дурачась.
Во всем этом Арэйна смущало другое — как и зачем он здесь оказался, а так же, что рядом с ним делает его «обожаемый» вечный соперник — Лейлан Дамбер. Который, между прочим, преспокойненько спал, положив голову Арэйну на плечо, обняв и прижавшись к нему, словно к любимой мягкой игрушке…
Впрочем в этот раз долго прибывать в неизвестности ему не пришлось. Неверная девица-память уже продрала глазки и с воодушевлением и подробностями начала «рассказывать» о всех их вчерашних приключениях.
Сон, как и оставшиеся после него ощущение блаженной неги, словно смыло волной. Уставившись невидящим взглядом в окно, Ар крепко задумался над сложившейся ситуацией, а так же о недалеком и весьма мрачном будущем.
Мысли были далеко не радужные, и в них все сильнее и сильнее мелькала навязчивая идея о неминуемой смерти. Не то что бы Арэйн был таким уж трусом, до колик в животе боявшимся умереть не вовремя… Совсем наоборот, он был авантюристом до мозга костей, едва ли не каждый день рисковавшим своей головой ради часто весьма сомнительных ценностей. Но то был «честный», оправданный хотя бы перед самим собой риск. Большая Игра со всем Миром. А здесь… Только одна мысль о том, что ему придется умереть, повинуясь какому-то там проклятию, наполняла его ненавистью и отвращением. О том же, чтобы терпеть все это до конца своих дней, он даже ни на минуту не мог помыслить, сразу же отбросив подобный вариант как невыполнимый.
Он просто не сможет так жить. И не потому, что ему был так уж противен Лейн, как вчера оказалось очень даже наоборот — пугающе притягателен, во всяком случае телесно, да и договориться они в конце то концов бы смогли, все-таки взрослые люди. Но Ар всегда был максималистом, и такой полужизнью он бы никогда довольствоваться не смог, предпочтя тихо уйти. Да и Лейн бы наверное тоже. Так что выход из всей этой ситуации был только один — снять проклятие и как можно скорее.
Но и это казалось лишь туманной мечтой. Если Лейн все же прав в своих догадках, а что-то подсказывало брюнету, что так оно и есть, то… Все-таки проклятие Богини, а тем более самой Судьбы, это вовсе не детская головоломка в которой с легкостью может разобраться каждый взрослый. Обычный маг-стихийник его вряд ли сумеет снять — не смыслят они в проклятиях настолько хорошо. Конечно, можно надеяться еще на жрецов. Богов много, и они любят одаривать своих служителей высшей силой, показывая таким образом свою значимость… Но слишком уж эти жрецы скользкие типы, вечно путаницу наводят, да и не разберешься, который из них настоящий Благословенный, а кто лишь пристроился удачно на теплое местечко. Да и даруемая сила тоже бывает разная. Нет, скорее всего, где-то в мире и есть тот, кто сможет снять проклятие, вот только этого умельца можно искать всю оставшуюся жизнь.
Кто знает, до чего бы Арэйн мог додуматься в таком упадническом настроении, но, слава Богам, именно в этот момент зашевелился, просыпаясь, Лейн. Отвлекшись от своих глобальных раздумий, брюнет повернул голову и встретился глазами с его еще сонным и слегка растерянным взглядом, с огромным удовольствием (в котором Арэйн никогда бы не признался даже под пытками) наблюдая, как выражение лица его врага приобретает осмысленность. Зрелище было потрясающее. А этот поганец еще, словно бы издеваясь, легонько провел кончиком розового язычка по пересохшим губам, заставив брюнета непроизвольно вздрогнуть от пронзившего его удовольствия.
И почему-то при взгляде на это все существо Арэйна затопила безбрежная нежность к своему злейшему врагу. Может потому, что сейчас еще не отошедший ото сна Лейн выглядел таким безобидным, хрупким и милым, что можно было с легкостью забыть, какой он может быть язвой и сволочью на самом деле. Хотелось прикоснуться кончиками пальцев до этих румяных ото сна щек, провести по розовым припухшим губам, отвести в сторону эти дурацкие косички упавшие на лицо.
— Доброе утро, — хриплым голосом прошептал Арэйн, морально уже почти готовый пустить к мархам все свои принципы.
Но Лейн как всегда все испортил.
— Утро добрым не бывает. А уж в нашем с тобой случае тем более. Еще скажи, что рад меня видеть. Смешно! — огрызнулся уже вполне пришедший в себя и заново приобретший свою всегдашнюю колючесть блондин. Непонятное томление в груди Арэйна при этих словах мгновенно схлынуло, оставив после себя лишь глухое раздражение. А Лейн, между тем слегка потянувшись, словно довольный кот, и устроившись на диванчике поудобнее, окинул весьма скептическим взглядом комнату и как ни в чем не бывало продолжил:
— Напомни-ка мне, Ар, зачем же мы сюда приперлись вместо того, чтобы заниматься нашей проблемкой?
Вопрос был задан с наигранной небрежностью, а в голосе явно чувствовалось почти ничем не прикрытое презрение. Но взбесило Арэйна даже не это, а то, как этот наглец посмел к нему обратится.
Арэйн всегда терпеть не мог фамильярности — по его мнению коротким, личным именем можно было обращаться только к родным и любимым или к очень близким друзьям, но никак не к «лучшему» врагу. Лейн же всегда считал иначе, разрешая всем и каждому пользоваться его коротким именем, так что даже Ар к этому в конце концов привык, но позволять обращаться так к себе брюнет не собирался.
Едва не задохнувшись от негодования, Арэйн сделал попытку вскочить с дивана, но вовремя опомнился и только прожег наглеца яростным взглядом.
— Не смей меня так называть.
— Как? — недоуменно приподнятые брови выглядели почти натурально, и если бы не искорки, плясавшие в глазах блондина, Ар может быть даже поверил бы, что тот действительно не понимает причины его возмущения. Но Лейн несомненно просто издевался. Как всегда!
Глубоко вдохнув Арэйн попытался хоть немного успокоиться. Драка сейчас была абсолютно лишней.
— Так! И не строй из себя идиота. Тебе не идет.
Но блондин, явно не поняв намека, продолжал, да еще и с напускным возмущением.
— Идиота? Я? Ну ты громила и хам! — и с «сочувствием» добавил. — Знаешь что, Ар, относись-ка ты ко всему проще. Нам с тобой еще какое-то время вместе придется быть, как попугайчикам-неразлучникам и, если ты каждый раз в ответ на мои слова так злиться будешь, то тебя удар скоро хватит. Представь, какая нелепая смерть… Да еще и в таком юном возрасте.
— Я! Не! Ар! — прорычал в конец взбешенный брюнет, выделяя голосом каждое слово. — Для тебя я Арэйн. Попрошу запомнить!
— Ари-ре-ей-эн… — жутко коверкая имя, по слогам продекламировал Лейн, а затем, скривившись и комично покачав головой, выдал: — Нет! Слишком сложно! Буду я еще свой язык с ранней юности ломать. Так что привыкай. Нам много придется общаться друг с другом в ближайшее время. Ну или, если хочешь, могу звать тебя громилой. Коротко и информативно. Хотя нет! Ар мне больше нравится.
И, широко улыбнувшись, он успокаивающе похлопал брюнета по плечу. Это стало последней каплей в и так не большой чаше терпения Арэйна. Да еще и как-то совсем не кстати вспомнились все вчерашние едкие подколки блондина. При мысли, что ему нужно будет терпеть эту сволочь рядом с собой еще очень долго, Ара окончательно замкнуло. Взвыв, словно раненый зверь, он кинулся на Лейна и, прижав того к дивану, изо всех сил стиснул пальцы на его шее.
Все произошло настолько быстро и неожиданно, что блондин даже среагировать не успел как следует, позволив какое-то время беспрепятственно себя душить, словно не ощущая этого, лишь с удивлением вглядываясь в святящееся безумием черные глаза. Только через пару мгновений, опомнившись, Лейн начал изо всех сил отбиваться от вдруг взбесившегося недруга, но, находясь явно в невыигрышном положении, прижатый всем весом Арэйна к дивану, без доступа воздуха, он слабел с каждой секундой все больше. Попытки отодрать от себя брюнета становились тише и тише, липкая тьма небытия уже почти охватила его полностью.
Впрочем, Арэйну приходилось тоже нелегко. Почти сразу же после начала «экзекуции» он почувствовал острую нехватку воздуха и резкую боль в шее, словно бы и его тоже какой-то невидимый противник схватил за горло своими стальными пальцами (хрипящий снизу Лейн до его шеи бы просто не дотянулся). Это открытие подействовало весьма охлаждающе, словно бы на его голову вылили ведро ледяной воды, но и даже это не остудило его гнева. «Ну надо же, а красавчик то кажется прав оказался, говоря про «общую смерть». Мархово проклятье, — скользнула в сознании брюнета злая мысль, тут же сменившись шально-веселой: — Но еще посмотрим, кто победит».
Пальцы он так и не разжал, продолжая с каким-то мрачным остервенением, граничившим с помешательством, сдавливать горло Лейна, и с поистине мазохистским удовольствие ощущая, как и его горло сминается под гнетом неизвестной силы.
Лишь когда его сознание начало окончательно гаснуть, позволил себе расцепить пальцы.
С трудом сев и на полном автомате, какой-то толикой разума помня, что будет, если они перестанут прикасаться друг к другу, притянув к себе Лейна, висевшего в его руках безвольным полутрупом и беспрестанно хватающего ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег, Ар попытался отдышаться и привести мысли в порядок. Та самая застилавшая глаза злость прошла также внезапно как и появилась. И теперь он сам ужасался тому, что на него нашло. Почему он так сорвался? Ведь раньше за ним такого не водилось. Он конечно же не брезговал мстить даже просто за неосторожно сказанное слово, но обычно действовал намного тоньше, придерживаясь всем известного тезиса «Месть — это блюдо, которое подают холодным». И он любил «холодную», продуманную месть. И лишь с Лейном ему сносило голову… но не настолько же…
Да, дрались они с блондином и раньше. Много раз. И иногда даже (а признаться честно, то чаще всего) Ар первым бросался на своего врага, доведенный до белого каления острым язычком блондина. Но еще никогда он не чувствовал такого неистового желания убить кого-то, чувствовать, как чужая жизнь уходит сквозь пальцы, даже не смотря на ощущение, что и его жизнь висит на волоске.
Он искал себе оправдание, но никак не мог найти. Ведь если судить строго, что такого уж ужасного сказал ему Лейн? Просто его обычное издевательство, не более, вполне можно было бы ответить так же, словами. Так почему же Арэйн так среагировал? Легче всего было свалить все на проклятие, но парень чувствовал, что если оно и виновато, то только косвенно. Сам, он сам…
Слишком уж много на его навалилось за эти сутки. То, что случилось в храме, их с Лейном «близость», от которой почему-то сносило крышу и пробуждались ненормальные желания, все произошедшее в целом и отсутствие однозначного и ясного решения проблемы. Ар ненавидел, когда ситуация выходила из под его контроля, а сейчас от него не зависело практически ничего. Все это раздражало, злило и, что скрывать, пугало. А вечные язвительные комментарии Лейна только добавили «перца» в эту гремучую смесь. Отчего брюнет так позорно и сорвался, едва не прикончив их обоих.
«Кстати, как он там?» — обеспокоился наконец несостоявшийся убивец.
Блондин сидел рядом, слегка привалившись к нему. Дышал он уже почти ровно, правда выглядел бледным и потерянным, а на тонкой шее уже начали проступать яркие следы пальцев, вскоре грозящие превратиться в насыщенные синяки.
При взгляде на это зрелище Арэйну стало неимоверно стыдно.
Хотелось извиниться, попросить прощения за свой срыв, но проклятая гордость не давала ему этого сделать, постоянно напоминая, что блондинчик сам во всем виноват — не надо было доводить и вообще перед такой невозможной заразой извиняться просто нельзя. Но совесть (остатки которой все же сохранились в душе Ара) вкупе со здравым смыслом, утверждавшим, что слишком они в данный момент крепко повязаны и будет лучше иметь под боком друга или хотя бы союзника, а не явного врага, все таки взяли верх. Собрав всю решимость в кулак, брюнет, боясь передумать, выпалил на одном дыхании:
— Прости меня пожалуйста, я погорячился.
Голос был хриплый, да и говорить было больно, в горле словно бы растекся жидкий огонь.
После этих слов Лейн повернулся к нему и смерил растерянно-задумчивым взглядом. Арэйн даже усомнился, понял ли парень вообще то, что он сказал, и уже начал снова морально собираться с силами, чтобы повторить свое героическое «покаяние». Но тут блондин мрачно ухмыльнулся и не менее «красивым» голосом чем у Ара прохрипел с немалой долей яда в словах:
— Ну спасибо, враг ты мой дорогой, что совсем не придушил! Я уже было подумал, что ты это такой экстравагантный способ самоубийства для себя выбрал, — а затем, отведя глаза в строну, уже менее пафосно добавил. — Ты меня тоже извини, не нужно было мне все это говорить. Язык мой — враг мой, причем самый главный. Не в обиду тебе будет сказано. Сам страдаю. Я между прочим тебя об этом своем «недостатке» предупреждал. Так что очень прошу в следующий раз одергивать менее радикальным образом, — блондин осторожно потрогал пострадавшую шею. — А я честно постараюсь себя сдерживать.
— Хорошо, договорились, — кивнул все еще страдающий от раскаяния, смешенного со стыдом, Арэйн. Правда чувства эти прямо-таки на глазах становились эфемерными, и лидерство уже вовсю брала врожденная вредность. — Только я тоже предупреждаю — память у меня хорошая, про злость, я думаю, ты и так уже понял, так что советую сдерживаться получше. Если ты конечно не хочешь, чтобы я потом тебе все это припомнил.
Арэйн бросил на блондина насмешливый взгляд и задорно улыбнулся, чуть смягчая смысл сказанных слов. Второго подобного скандала за одно утро они бы уже не пережили.
Лейн на это только слегка покривился.
— Да я как бы тоже на память не жалуюсь. Ну уж в крайнем случай заведу отдельную тетрадочку и буду все туда записывать. Так что сам бойся того, какой я тебе счет после снятия проклятия выставлю! А то смотри, не расплатишься!
— Неужели в деньгах будешь брать?
Лейн картинно-недовольно поджал губы.
— Пфе! Нужны мне твои деньги, сколько потребуется сам заработаю.
— А в чем же тогда?
С ног до головы окинув Ара изучающим взглядом, блондин ухмыльнулся.
— Еще не придумал. Но не у одного тебя богатая фантазия. А времени у меня достаточно. Так что, советую готовиться.
В ответ на это Арэйн только хмыкнул. На счет богатой фантазии данного индивида он никогда не сомневался, как в прочем и в том, что принцык сдержит свое обещание и устроит ему после снятия проклятия «веселую жизнь». То, что он на это мастер, Ар убедился еще в Академии, выпутываясь из всевозможных ловушек и хитросплетенных интриг, произведенных «заботливыми ручками» этого мелкого змееныша. Впрочем брюнет тоже никогда в долгу не оставался.
Совсем было упавшее настроение начало неуклонно повышаться. И даже обещанные блондином неизвестные «кары» совсем не напрягали, не говоря уже о том, чтобы злить. Арэйн даже поймал себя на мысли, что воспринимает это скорее как дружеское подтрунивание, чем угрозу. Это было очень странно, но приятно.
— Слушай, так как мне тебя все-таки называть? — небрежно поинтересовался Лейн, кидая на брюнета вопросительный взгляд.
На мгновение Ару почудилось, что в глубине глаз блондина затаилось настороженность, надежда, непонятная печаль и еще что-то, словно бы тому был очень важен ответ на этот вопрос, но парень сразу же отбросил свою «догадку», посчитав полнейшим бредом.
Призадумавшись на минуту и придя к выводу, что Лейн конечно большая зараза, но совсем не чужой человек, особенно теперь, Арэйн постановил:
— Так уж и быть, зови Аром.
— А с чего это вдруг так, — с сомнением прищурил глаза несмотря ни на что явно довольный блондин. — Не ты ли тут несколько минут назад готов был защищать свою «честь» до последней моей капли крови?
Еще бы Ар сам знал с чего это он стал таким добрым. Вот просто захотелось и все. А еще ему с чего-то пришло в голову, что слышать свое короткое имя, произнесенное Лейном, будет неимоверно приятно. Но вот только не говорить же об этом принцыку!
— Ну-у-у… Друзей нужно держать близко, а врагов еще ближе. Разве не так говориться в пословице? А раз мы и так уже ближе некуда, то почему бы и нет, — пожал плечами брюнет, признавшись в самой «безопасной» из причин.
Лейн еще раз смерил Ара подозрительным взглядом, и, убедившись, что тот не притворяется и действительно с чего-то вдруг сменил гнев на милость, широко улыбнувшись, выдал:
— Тогда все замечательно. И зови меня Леем. Мне так больше нравится.
— Отлично!
На этой сентиментальной и душещипательной ноте их и перервали.
Дверь распахнулась, и в комнату буквально влетел Люм. Тщательно пытаясь скрыть гнетущее душу любопытство (которое впрочем все равно отчетливо читалось на его лице и во всех движениях), он, уже спокойно, с достоинством, пересек комнату, с удобством развалился в кресле, смерил потрясенным взглядом сидящих на диванчике бок о бок парней и, изумленно покачав головой, умоляюще выдохнул:
— Может мне кто-нибудь расскажет что здесь происходит?
Ар и Лей с тоской переглянулись.
***
— … Вот и вся история, Люм, — наконец закончил свое повествование Арэйн, на которого нахальный блондин свалил такую «честь», мотивируя это тем, что раз это его друг то ему и отдуваться.
— Ну и здорово вы вляпались, — наконец резюмировал Люмьер, все еще отходящий от изумления, вызванного поведанной ему историей. Он не знал что ему делать — смеяться (уж слишком эта парочка, сидевшая сейчас с комично обиженными лицами забавно смотрелась, да и сама ситуация, хоть и была не веселой, но отдавала ярмарочным балаганом) или все же посочувствовать. Впрочем оставался еще и третий вариант, которым Люм и неприминул воспользоваться. Прочистка мозгов этим двоим явно бы не помешала, причем, если судить здраво, уже довольно давно.
— Вот скажите, какой марх понес вас в этот храм? А тем более под руку дернул устраивать там свои разборки? Ар, я ведь тебя как человека просил! И вообще, скажите, почему вам мирно то не живется, грызетесь словно склочные супруги…
Но не успел Люмьер разойтись как следует, как его перевал недовольно нахмурившийся Арэйн.
— Люм, прекрати! Мы и без тебя знаем и про наши склоки (кстати про супругов я тебе еще припомню), и про то, какие мы неимоверные «идиоты». Совсем не надо нам это в подробностях расписывать. Мы пришли сюда совсем не для того, чтобы все это выслушивать, а за помощью.
Люм воззрился на них с огромным недоумением.
— За помощью? И чем же я вам могу помочь? Я не один из Богов и не маг, насколько мне известно. Конечно, я тебя не брошу одного барахтаться в этой ситуации, но честно не знаю, что, кроме моральной поддержки, я могу здесь тебе предложить.
Ар нахмурился и, не обращая внимания на Лея, громко бурчащего под ухом что-то типа «Вот и я говорю — какого марха мы сюда приперлись?», твердо начал:
— Как ты понимаешь, к жрецам или в Радужную Гильдию нам идти как-то не с руки. Если это действительно проклятие Нааль-дан, то очень высок шанс, что нас даже слушать не станут, выставят вон и заявят, что такова кара Богини, и мы можем «гулять», пока она нас не облагодетельствует… — брюнет беспомощно развел руками. — Ты ведь знаешь этих поборников чистоты и морали. Да и к тем из магов, кто связан с нашей Гильдией и не обременен излишней совестью лучше сейчас не соваться, это такие продажные шкуры — заложат за кучку золотых, мы даже чихнуть не успеем. А оказать сопротивление, как ты понимаешь, мы сейчас не в состоянии.
— Прости, но я все же не понимаю причем здесь я…
— Ну… Я знаю, что у твоей семьи очень широкие связи, и подумал, может быть у тебя есть на примете какой-нибудь надежный знакомый, который сможет нам помочь, или хотя бы подскажет что-нибудь дельное.
— Да-а-а, очень интересный вопрос… Говоришь, кто-нибудь надежный и знающий… — задумчиво протянул Люм машинально теребя манжеты рубашки — что означало крайнее сосредоточение на решаемой проблеме — и после недолгого молчания, внезапно посветлев лицом и окинув «пострадавших» насмешливым взглядом, постановил: — Что ж, вам повезло, есть у меня на примете один знакомый маг. Он как раз увлекается проклятиями и всей этой мистической и храмовой белибердой, так что только порадуется новому материалу для исследований.
— Люм ты просто клад! Немедленно идем к нему.
Лицо Ара засветилось улыбкой полной надежды, он был готов бежать за забрезжившим лучиком спасения прямо сейчас и даже на край света. Однако блондин, все это время безучастно сверлящий взглядом узорчатый ковер на полу, таких счастливо-радостных чувств однозначно не разделял. Подняв глаза, он угрюмо поинтересовался:
— А меня вы спросит не хотите? Это, между прочим, не только тебя, Ар, касается! И вообще… А как насчет безопасности? Очень бы не хотелось благодаря этому «надежному» оказаться гостем в имперских казематах. Вдруг он именно из тех, которым всегда не хватает нескольких десятков золотых на какую-нибудь желчь мохнатого древорога, жутко необходимую для нового эксперимента. Знаю я этих магов-исследователей, одно слово — фанатики. И вообще, он нас для опытов в свою Гильдию не сдаст, если он такой увлекающийся?
— Прекрати! — тут же шикнул на него Ар, которому почему-то стало неудобно перед другом за недоверие блондина. — Если Люм нам о нем сказал, значит он в этом человеке уверен.
— А что я не в праве даже спросить уже? — вскинулся Лейн. — Почему это я должен так доверять твоему другу и его знакомым? Если ты такой наивный, это еще не значит, что всем нужно такими быть. И я тоже имею право голоса в этом вопросе.
— Да ты…
— Все, тихо! — прикрикнул на них Люм, видя что парни готовы снова сцепиться друг с другом. — Ведете себя, словно дети малые. Нашли из-за чего ругаться.
— Но он же… — сердито начал Ар, но был тут же перебит лучшим другом:
— Он имеет право спросить, в конце концов это действительно и его тоже касается. Посмотрел бы я на тебя в такой ситуации, когда твое будущее зависит от двух не самых лояльных к тебе личностей, даже если одна из них кровно заинтересована в благополучном разрешении проблемы. Ты бы не нервничал? А со мной ничего не случится, и язык не отвалится, если я ему все объясню. И не зачем устраивать трагедию! Понятно? — Ар нехотя кивну кивнул. — Вот и замечательно. Теперь я отвечу на вопросы. В Гильдию он давно уже не входит и не слишком любит радужных, так же как и они его, не знаю, что у них там промеж собой произошло, но результат, как говориться, на лицо. Поэтому на «опыты» туда никто никого не сдаст, наоборот, если бы такая вам опасность угрожала, он бы сам стал на вашу защиты, только бы им насолить. Кроме того, он очень богат и в «нескольких золотых» он точно не нуждается. На счет фанатизма конечно сложнее, личность он увлекающаяся и вообще очень колоритная, но и здесь не думаю, что лично вам что-то угрожает — обследует, замерит все, что нужно, и отпустит. В крайнем случае можно рискнуть, хуже уже не будет, — подвел точку в своих рассуждения Люм и, посмотрев в глаза Лею, сообщил. — А мне ты можешь не доверять, я делаю это не для тебя, а для своего друга.
Лей что-то пробормотал себе под нос, настолько тихо, что даже Ар его не услышал, а затем с большой неохотой произнес:
— Хорошо, я все понял и согласен.
— Вот и отлично, — обрадовано констатировал Люм, обратившись к Ару, хитро прищурился. — Вот видишь, вполне можно договориться тихо-мирно, и даже с Лейланом, если очень захотеть и не начинать каждый разговор с взаимных подколок.
— С ним договоришься, — мрачно буркнул брюнет, покосившись на совершенно спокойного и лишь слегка задумчивого Лея. — У него способность выводить людей из себя.
— Как будто у тебя такой нет! — со смехом отбрил Люм. — Знаете, не будь вы так непохожи внешне, я бы подумал, что вы близнецы-братья, настолько ваше твердолобие, авантюризм и прочие «прелестные» черты характера похожи. И не один не желает этого увидеть в другом!
— Чтооооо? — возмущенные парни выдохнули этот вопрос одновременно и, тут же с подозрением покосившись друг на друга, замолчали, попытавшись отодвинуться друг от друга настолько дальше, на сколько им позволяло их теперешнее состояние, вызвав этим только еще один взрыв смеха со стороны Люма.
Наконец, отсмеявшись, он предложил:
— Ладно, раз вы оба согласны, то я сейчас отправлю ему сообщение, спрошу, сможет ли он нас принять.
И, резко поднявшись с кресла, быстро прошел к выходу. Остановившись у самой двери, словно бы что-то вспомнив, Люм повернулся к неподвижно застывшим на диванчике парням:
— А вам обоим не мешало бы привести себя в порядок, а то выглядите так, словно в бочке с мантикорами ночевали. Ар, я думаю, где находится гостевая комната, ты знаешь, там уже все приготовлено, надеюсь с размерами одежды я не ошибся. И, пожалуйста, постарайтесь вести себя как взрослые воспитанные люди.
С этими словами он скрылся за дверью. Все это время молчащие парни, окинув себя и друг друга долгими задумчивыми взглядами, вынуждены были признать, что Люм был полностью прав — выглядели они слегка (а может и не совсем слегка) грязными и потрепанными. Кажется, назревала небольшая проблемка…
Нервно кашлянув, чтобы скрыть охватившую его растерянность, и отведя взгляд, изо всех сил старясь не смотреть на находившегося рядом Лея, Ар небрежно бросил:
— И что будем делать?
— Что-что… — голос блондина звучал сухо и ворчливо. — Приводить себя в порядок, естественно.
@темы: Слеш, Судьба любит пошутить, Мое творчество
Жизнь - хитрая штука. Когда у тебя на руках хорошие карты, она решает сыграть в шахматы...
Название: Судьба любит пошутить
Автор: мирэбо.
Бета: Lirilai de Nomore.
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: м/м.
Жанр: романс, немного юмор
Размер: макси.
Статус: закончен
Саммари: Проклятье вещь очень неприятная, особенно если благодаря ему ты оказываешься тесно связан с человеком, которого долгие годы ненавидел…
Дисклеймер: моё!
Размещение: с моего разрешения
От автора: Все будет очень просто и незамысловато))
Остальные главы можно найти здесь
Глава 1— Ты слышал, что Лейн вернулся в город? — небрежно, как бы невзначай, поинтересовался Люмьер, разливая по бокалам из небольшой пузатой бутылки дорогущее сейленское вино — маленький презент от нового делового партнера.
При этих словах Арэйн мысленно выругался — этого ему еще не хватало.
Что мог делать этот красавчик здесь? И вообще, как — ну как?! — этот паршивец посмел заявиться сюда, в его негласную вотчину. В особенности после того, как всего пару месяцев назад сорвал Арэйну такую многообещающую сделку, умудрившись скрыться с Кольцом Сэльфэра прямо у всех из-под носа?
— И что он здесь забыл? — стараясь казаться как можно безразличнее, скрывая уже во всю клокочущее внутри раздражение, протянул Ар. Но по взгляду, брошенному на него Люмом, понял, что лучшего друга обмануть наигранным равнодушием ему не удалось. Как же! Ведь в «теплые» отношения Арэйна Делакло и Лейлана Дамбэра был посвящен наверное весь славный город Тайдар — столица благословенной Илийской Империи (если конечно не вся Империя скопом). Во всяком случае, каждый, хоть мельком знакомый с этой парочкой, так уж точно. Ни одна их встреча не обходилась без скандала, чаще всего грандиозного и громкого, а то и вовсе перерастающего в банальную уличную драку.
Непримиримые враги, вечные соперники, постоянно пытающиеся как можно сильнее поддеть один другого, при этом, одновременно, таская «каштаны» из огня. В их отнюдь не легкой и опасной профессии и так было чересчур много риска, но это ни в коей мере не останавливало этих сорвиголов в их навязчивом желании обойти соперника по всем пунктам и при этом, так сказать по пути, «утопив» того как можно сильнее.
Такие разные, как Огонь и Лед, даже внешне. Легкий, солнечный Лейлан — высокий, изящный, как тростинка, и гибкий, словно змея, был красив просто до одури. Тонкие, аристократичные черты лица, нежная, словно шелк, чуть подернутая золотистым загаром кожа, огромные, сияющие будто топазы, светло-карие глаза и длинные, густые, светло-светло-медовые с золотистым отливом волосы, которые он постоянно носил заплетенными в сотни тонких косичек с яркими бусинами на концах.
В нем явно чувствовалась кровь аристократов и благородное воспитание, которое он, впрочем, тщательно скрывал, прячась за маской ярого циника и большого нахала. Но иногда через эту маску проглядывало настоящее его лицо, и тогда не оставалось сомнения, что он принадлежит к одной из семей Высшего Света.
Кто он такой — отвергнутый бастард, младший сын, сбежавший из дома в поисках приключений, — не знал никто. Как впрочем и того, откуда он пришел в город. Просто однажды, около десяти лет назад, худенький мальчонка, совсем почти ребенок, с непомерной ловкостью и хитростью, явно граничившими с необыкновенной наглостью, пробрался в дом к Матэ Таменкло — главе Серебряной Гильдии. И, представ перед его глазами, безо всякого страха и смущения заявил, что тот должен взять его в ученики. Немало удивившись и заинтересовавшись (все-таки заклинания защищающие его дом ставили самые лучшие маги) Глава все же решил принять в «Академию», как гордо называл он свое учебное заведение, этого мелкого нахаленка, благо у того были нужные в их профессии способности. И потом почти ни разу не пожалел о своем спонтанном решении.
Лейн оказался не просто талантливым — он был гениальным, схватывая любые знания на лету и впитывая их словно губка. Одно было плохо — мальчишка никак не мог ужиться с другим, не менее гениальным учеником дядюшки Матэ — Арэйном Делакло. Каждый раз, как только интересы этих мелких паразитов, как частенько называл их дядюшка, сталкивались, Академию, а позже и всю Гильдию, начинало лихорадить.
В противовес Лейлану Арэйн всегда был тихим, угрюмым и хмурым, как говорят — «себе на уме», и отличался отнюдь не легким характером, хотя и старался казаться более открытым и дружелюбным, чем был на самом деле. Да и внешне он был абсолютной противоположностью. Единственное одинаковое, что было у этих двоих – это высокий рост, в остальном же… Мощный и кряжистый, с хорошо развитыми мускулами, Арэйн даже в детстве, а тем более сейчас, фигурой больше всего напоминал борца. С не слишком симпатичным, хоть и чем-то располагающим (что было по истине странно при его почти всегдашней угрюмости) лицом, на котором выделялись черные, словно безлунная ночь, глаза с густыми, длинными ресницами (которые, надо сказать, вызывали зависть многих девушек). Его жесткие темные волосы с чуть заметной на солнце рыжей искринкой были коротко острижены и забавно топорщились во все стороны, как бы он их не причесывал. Впрочем, смеяться над его небрежной лохматостью давно уже никто не решался — это было одной из его наиболее «больных» тем, за которые он жестко мстил неосторожным весельчакам, порой даже за единое тихое «хи-хи». Причем не бил, как можно было бы подумать при первом взгляде на его фигуру (дрался он как раз редко и почти всегда именно с Лейном), а именно мстил, очень каверзно и с размахом морально «садил» ничего не подозревающую и успокоенную его дружелюбным поведением жертву «в лужу». Была в его характере этакая склонность к мелкой, и не совсем, мстительности. Во всяком случае, обиды он не забывал никогда.
В Академии дядюшки Матэ он оказался совсем случайно. Все до сих пор удивлялись как на него, внешне более подходящего для Красной гильдии — гильдии уличных грабителей и наемников, ну или на крайний случай для Черной Гильдии — гильдии убийц, обратил внимание глава привилегированной Серебряной Гильдии — гильдии, как нежно называл ее дядюшка Матэ, художественного изъятия магических амулетов и артефактов из «плохих» рук в руки золотые. Да и кто бы на его месте не заинтересовался мальчишкой, который в свои неполные двенадцать лет мало того, что раскидал троих мóлодцев, посланных «доброжелателями» по не совсем чистую душу Таменкло, так еще и с легкостью вертел в руках, с любопытством изучая и рассматривая, активированное Око Тьмы — знаменитый (и очень редкий) артефакт, убивающий одним, даже легким прикосновением к голой коже. Как оказалось, у мальчишки был врожденный иммунитет практически ко всем видам магии. И, конечно же, очень хитрый и немного благодарный (таки спасся бы он и сам без чужой помощи, Главой Гильдии за красивые глазки не становятся, но все же ни одно благородное дело не остается безнаказанным) дядюшка Матэ такой бриллиант упустить не мог. А мальчик, не смотря на всю свою ершистость и непримиримость, был очень старательным, что позволило ему со временем занять достойное место в Гильдии. Если еще не было бы Лейлана, Арэйн мог бы сказать, что жизнь удалась.
— Так все-таки, зачем он сюда пожаловал? — видя, что друг не спешит отвечать, повторил свой вопрос Арэйн и ехидно добавил: — Неужели он раскаялся и решил принести мне свои извинения?
Люм замялся, нервно перекатывая бокал с вином между ладоней и явно не желая отвечать. Но, видя, что Арэйн продолжает упрямо сверлить его немигающим взглядом, тяжело вздохнул и покачал головой:
— Зря я все-таки тебе это сказал. Но ведь ты все равно узнал бы. Так уж лучше от меня, — как бы в никуда пробормотал Люм и, снова вздохнув, добавил: — Не лез бы ты во все это.
— Во что? — вопросительно приподнял бровь Арэйн.
— Да во все… До сих пор, сколько мы уже знакомы, я никак не могу понять, чем же тебя привлекает вся эта опасность и таинственность, ведь лезешь в самое пекло. Какого марха тебе это нужно?
— За это «пекло», как ты говоришь, между прочим неплохо платят, — медленно потягивая вино, пожал плачами брюнет.
— А то у тебя денег мало!
— Уж чего-чего, а денег никогда мало не бывает!
— Такое чувство, что они тебе дороже жизни! Я так и жду, что с одного из своих «дел» ты можешь просто не вернуться. И ведь всегда выбираешь самые сложные… Есть же множество менее опасных профессий. Со своим умом ты мог бы стать кем угодно.
— Например торговцем, как ты? И ты не прав — я выбираю самые интересные. Кто же виноват, что украсть какую-нибудь полезную цацку из императорской казны куда увлекательнее, чем стянуть амулет от насморка у библиотекаря.
— А что, торговец — хорошая профессия, а главное никакой угрозы для жизни и нервы в порядке, — воодушевленно закивал Люм.
— Ну ты не скажи… — с сомнением протянул Арэйн. — Если рассмотреть все аспекты, то она поопаснее моей еще выйдет. Я тебе, кстати, в следующий раз эти слова припомню, когда ты мне будешь жаловаться на то, что тебя опять стража за контрабанду шпыняет… Или когда тебя очередная истеричная дамочка, которой нужно «такую вот штучку, круглую, чуть вытянутую по бокам и приплюснутую со всех сторон и со слегка закругленными уголками… и нет, мадам не знает, как эта штучка называется и для чего она нужна тоже, просто мадам ее сегодня ночью во сне увидела и хочет себе такую же», до нервного тика доведет… Да и если бы даже не так! Если бы она была хоть трижды спокойной, мне моя профессия нравиться, и уж менять ее я точно ни на что не собираюсь.
По тону друга поняв, что он сейчас не в настроении вести философские диспуты на эту поистине животрепещущую тему, которую они обсуждали уже не в первый раз и дай Боги не в последний, Люм только махнул рукой и залпом проглотил вино даже не почувствовав вкуса.
Как, спросите Вы, могли подружиться потомственный торговец и вор-артефактник? О, очень даже просто, прямо как дважды два — по пьяни. В тот день Арэйн праздновал завершение очередного грандиозного (а по мелочам он не работал никогда) дела. С размахом, надо сказать, праздновал, так, что смог вовлечь в свою гулянку практически весь трактир. Не смотря на всю его нелюдимость, пить один он не любил. И уж тем более не любил, когда его веселье портила чья-нибудь грустная унылая физиономия.
Люму же в тот день не везло просто катастрофически. Мало того, что суммы в бухгалтерской книге из доверенной ему отцом лавки никак не желали сходиться, и очередная партия товара оказалась безвозвратно испорчена из-за беспечности перевозчиков, так еще и стража всё вокруг крутится, да с вопросами лезет — «Как поживаешь ты, Люмьер Аризо, как у отца здоровьичко. А не продаешь ли ты, господин хороший, чего-нибудь недозволенного да опасного» и следит, и вынюхивает. Не иначе, как конкуренты проклятые! Опять им что-то на уши нашептали. А ведь буквально со дня на день новая партия хлифской курительной травки должна прийти — ежели найдут? Так еще и девушка бросила… В общем полный мрак. Ну как тут не пойти и не напиться?
Люмьер до сих пор не мог понять, что же заставило его так разоткровенничаться перед абсолютно незнакомым парнем, нагло подсевшему к нему за столик. Да и Арэйн недоумевал, отчего же он с таким сочувствием отнесся к грустному юноше с соломенной челкой, так одиноко сидевшему в углу, и уж тем более неизвестно, что его вынудило этому юноше помочь. Хотя, о том, что у пьяного в голове, могут знать только боги, да и то, скорее всего, затруднятся с ответом.
Однако, «помог» вор своему вновь обретенному другу в своем, в истинно серебряногильдейском духе.
Когда пьяный почти в никакуйск Арэйн, внутренне поражаясь своей наглости, неожиданно предложил украсть для Люма артефакт Везенья и Удачи, хранящийся в городском музее и охраняемый как зеница ока, он совсем не ожидал, что этот скромный юноша из интеллигентной торговой семьи пойдет на такую аферу. Вор был готов к тому, что Люм, возмутившись, развернется и уйдет, а то и кликнет стражу, и уже хотел сказать, что пошутил. Но тот, будучи не менее «трезвым» и явно только по этому (а совсем даже не из-за врожденного авантюризма), абсолютно не удивившись такому вопиющему по своей наглости предложению, еще более неожиданно (в том числе и для самого себя) согласился, да еще и почему-то настоял, чтобы воровать они шли вместе. Сначала Арэйн, еще цепляющийся за реальность остатками своего былого трезвомыслия, конечно же отказался от такого «попутчика», но после долгих уговоров, убеждений, разговоров «за жизнь» и еще двух кувшинов вина, причина спора была благополучно забыта, и они, слегка покачиваясь и распугивая случайных прохожих внушительным перегаром, отправились «на дело». О том, как все происходило, лучше не рассказывать — такого бреда ни одна бумага не снесет. Позже, вспоминая свои ночные похождения, друзья-собутыльники до благоговения ужасались собственной бесконечной наглости и безграничному нахальству, а еще больше, прямо-таки просто потрясающему везению, без которого они могли попасться страже, наверное с тысячу раз. И как только живы-здоровы, а главное свободны остались? Сплошные чудеса. Но артефакт они все-таки украли, причем украли крайне удачно, так, что его хватились только под утро. Правда, он оказался обычным амулетом, да еще и полуразряженным, и его потом пришлось возвращать, но это уже совсем другая история.
Вот после этого совместного приключения они и сдружились.
— Так все-таки ты знаешь или нет, зачем наше «прекрасное высочество» принесло сюда свою сиятельную задницу? — рыкнул Арэйн, начиная терять терпение и уже даже не пытаясь скрывать раздирающий его изнутри гнев. — Ты ведь прекрасно знаешь, что я все равно до всего докопаюсь. Сам, без тебя! Но в этом случае ты на меня больше можешь не рассчитывать — очень обижусь!
— Да расскажу я, расскажу. Только пообещай мне, что на этот раз ты не полезешь в самое пекло.
— Ну уж нет, — упрямо мотнул головой Арэйн, — ничего я обещать не буду, во всяком случае пока не узнаю в чем дело. Ну же давай, рассказывай.
Нервно поерзав на стуле и выпив еще бокал вина в надежде хоть немного оттянуть неизбежное, но прекрасно понимая, что друг все равно не отступится, Люм посмотрел Арейну прямо в глаза и на одном дыхании выпалил:
— Говорят, что Лейн собирается украсть Четки из храма Нааль-дан.
Зря вот он сделал это так резко, нужно было предупредить, подготовить — Арэйн делавший в это время глоток поперхнулся и закашлялся, словно больной на последней стадии чахотки.
Едва вернув себе дыхание и отстранившись от отнюдь не ласково бьющей по спине руки друга, вор еще не твердым голосом просипел:
— Он собирается сделать ЧТО?
— Украсть Четки из храма Нааль-дан, — покорно и как-то обреченно повторил Люм.
— Он что, совсем псих?
В ответ Люм только пожал плечами. Впрочем, вопрос был риторический. Все знали, что только самый последний сумасшедший осмелиться покуситься на что-либо в храме Нааль-дан — Великой Богини Судьбы — юной девушки, как ее изображали, — с лицом разделенным на две половины: одна — красивая, словно свежайшее, прекраснейшее весеннее утро, с нежнейшей алебастровой кожей и совершенными чертами; вторая — жуткое подобие человеческого лица, испещренное грубыми шрамами и язвами. Два лица Судьбы — жутчайшее и прекрасное.
По легенде, своими Четками, состоящими вперемешку из восхитительных, чистой воды драгоценных камней всех цветов и оттенков, и лишь слегка облагороженных серых булыжников, она отсчитывает меру счастья и горя выпадающих на долю того или другого человека. Никто и никогда не смеет посягать на имущество Богини. Даже не потому, что в ее храме и шагу нельзя ступить без разрешения жрецов, чтобы не угодить в какую-нибудь хитроумную смертельную ловушку, нет. Просто проклятия, которые накладывает Богиня Судьба на святотатцев, могут быть порой ужаснее, чем самая мучительная смерть, и ничего поделать с ними уже невозможно, редко когда они обратимы. Ведь как говорят — от Судьбы не уйдешь.
— Слушай, а может это все враньё? — наконец справился со своим удивлением Арэйн. — Ну не верю я, что наш «конфетный мальчик» совсем потерял голову. Да я бы ни за какие деньги туда не полез! Очень надо, умирать во цвете лет. А он, как бы то ни было больно это признавать, мальчик далеко не глупый.
— Мне это сказал Таки Кривой, — отрицательно покачал головой Люм. — А он, ты знаешь, непроверенных фактов не держит.
— Нет, вот ты мне скажи, — возмущенно взвился вор, — почему я об этом узнаю последним.
Люм, на эту вспышку ехидно усмехнувшись, насмешливо заявил:
— Поменьше бы нападал на тех, кто — о ужас! — посмел в твоем присутствии упомянуть о Лейне. Все знают, как ты его ненавидишь и что делаешь с теми, кто отважится заговорить о нем при тебе.
— И вовсе я не нападаю, — мрачно и слегка пристыжено буркнул Арэйн. — Вех сам виноват, он ТАК при мне расписывал все его профессиональные достоинства, вот и договорился.
— Скажи еще спасибо, что Лейна, а не твои, — громко и прямо таки неприлично заржал Люм, а затем, видя недоумевающий взгляд друга удивленно добавил: — Неужели ты не знаешь — Вех уже давно Лейлана добивается.
— Чего добивается? — все еще не понимая причину такого веселья своего друга тупо переспросил вор.
— Ну-у-у… — протянул Люм с самым невинным выражением на лице, едва удерживаясь от смеха. — Того самого, для чего девок на сеновал зовут.
— Тьфу ты черт! — Арэйн скривился так, словно бы его заставили выпить целую чашку полынной настойки. — Этот извращенец еще и с мужиками спит. Дали же Боги врага, не могли уж, если без врагов совсем никак, хотя бы на кого-нибудь поприличнее расщедриться. А то…
Сдерживающийся до сих пор Люм, после этих слов заржал повторно, аж до выступивших на глазах слез.
— Ну а что? Разве не так? — фыркнул Арэйн с недовольством и слабым недоумением наблюдая за реакцией друга. — Хотя при его смазливом личике и красивой фигурке об этом надо было давно догадаться!
— Да нет же! — наконец отсмеявшись, ответил Люм. — Наоборот, говорят, что Лейлан так врезал Веху по челюсти, когда он к нему с признаниями полез, что тот больше недели ничего кроме жидких супчиков есть не мог. Так что не думаю, что он мужиками интересуется.
— Да-а-а… Нет, я конечно знал, что такая «сладкая» внешность всегда была для него «больным местом», да еще и источником всевозможных неприятностей, но чтоб настолько…— заинтересованно протянул Арэйн, а потом, пакостно улыбнувшись, добавил: — В таком случае можно будет нанять и послать к нему пару-тройку ухажеров, пусть доводят его до белого каления, серенаду там споют под окошком или еще чего такого. Может он, наконец, прекратит в мои дела свой длинный нос совать. А еще можно слухи пустить… Чем марх не шутит, когда Боги спят, возможно это его хоть на время отвлечет.
— А не боишься, что он тебе отомстит? — с сомнением хмыкнул Люм.
— Да что он может сделать?
— Хотя бы пустит те же самые слухи про тебя!
— Ну-ну, пусть попробует, — улыбка Арэйна стала еще более злорадной. — Чем больше сопротивляется жертва, тем приятнее победа.
— Смотри, я тебя предупредил!
— Ладно, ладно! Это же так, планы. Ему еще надо из храма живым-здоровым вернуться, что очень и очень сомнительно, — беспечно махнул рукой вор, а затем, сладко потянувшись и зевнув, пробормотал: — Пойду-ка я домой, а то что-то засиделся у тебя.
Люм только пожал плечами.
— Как хочешь, я тебя не держу. Но может лучше у меня переночуешь, на улице уже совсем темно.
— Ты думаешь я заблужусь?
Голос Арэйна звучал наиграно обижено, заставив Люма только укоризненно покачать головой. Арэйн и в трезвом то виде особым чувством самосохранения не отличался, а уж выпимши, даже если совсем чуть-чуть…
— Нет, я думаю ты опять приключений на свою голову найдешь.
— Ха! Приключения! Разве ими можно напугать настоящего авантюриста!
Поняв что переубедит друга он вряд ли сможет, Люм только махнул рукой.
— Ну как знаешь…
Встав, Арейн схватил со спинки стула свой плащ и пошел по направления к выходу. Люм окликнул своего друга, когда тот был уже у самого порога.
— Надеюсь, ты не собираешься туда идти?
Повернувшись, Арэйн наткнулся на серьезный и настороженный взгляд друга и насмешливо произнес:
— Я же не совсем еще сумасшедший.
Глава 2
Нет, он окончательно сбрендил!
Вот какой марх заставил его лезть сюда? Неужели так сложно было послушать Люма и не ввязываться в это дело? Сидел бы дома, прижав за… кхм… то самое место, в котором обычно у авантюристов шило находится, к дивану, и ни о чем бы не беспокоился! Не-э-э-эт! Приключений найти захотелось на эту злополучную «пятую» точку! Можно подумать, их и так в его жизни мало было! Вот теперь добился — отыскал еще, да в таких количествах, что наверное даже Проклятым Богам не снилось. Но ведь не мог он иначе! Не мог! А если, не дай Боги, Лейлану все же повезет, и неугомонный блондинчик сможет захапать без вреда для своего здоровья этот мархов артефакт? И что? Неужели он даже не попытается хоть чем-нибудь ему помешать? Конечно же нет!
Не таков Арэйн Делакло, ох не таков! Он лучше сам помрет, но препону закадычному врагу поставит, а еще лучше — утянет того за собой, чтобы не так одиноко было в Темных Чертогах.
Жаль вот только, что, кажется, смерть его придёт все же раньше…
В данный момент, едва увернувшись от тонких и острых, как кончик шпаги, и твердых, словно хорошая сталь, ледяных игл, внезапно вылетевших из стены, Арэйн костерил себя, свое упрямство и свой дурной характер на все лады. Ну и Лейну, как всегда, заодно, доставалось — не полез бы он сюда — все было бы прекрасно, так нет же, понесло этого неуемного…
И хорошо, что в последний момент, пусть почти с опозданием, Арэйн умудрился почувствовать ту самую ловушку, а иначе бы висеть ему на противоположной стене, пришпиленным к ней, словно бабочка у коллекционера. И конец бы всего приключения…
Но, надо признать, учителя Академии постарались на славу, вбивая (иногда и буквально) в своих учеников навыки до уровня инстинктов, так, что тело действовало само, даже не дожидаясь команд мозга. Только это Арэйна и спасло. Подобные рефлексы уже не раз и не два помогали ему в прошлом, вот и сейчас… Если бы еще не безумное количество абсолютно сторонней магии, идущее казалось бы от самих стен, запутывающее, мешающее сосредоточится на чем-то одном, может все было бы и не так печально и даже в чем-то весело. Но об этом оставалось только мечтать, напрягаясь до головной боли в попытке вычислить — действительно ли это «фонит» очередной капкан или всего лишь еще одна обманка.
Способность чувствовать, а иногда и видеть магию (и, естественно, всевозможные магические ловушки) была у каждого из членов Серебряной Гильдии — это являлось одним (и самым важным) из критериев приема новобранцев. Причем подобную способность тщательно лелеяли и развивали, добиваясь порой действительно ошеломляющих результатов. А как же иначе? Артефакты, как и прочие магические (да и просто очень ценные) вещи чаще всего защищали всевозможными заклинаниями — от рядовых, безобидных пугалок, которые практически всегда можно было с легкостью обезвредить, до заковыристых и смертельно опасных, с которыми мог справиться далеко не каждый маг, особенно из начинающих. Впрочем, у серебряногильдейцев были свои, только им известные приемы и секреты, которые были очень и очень действенны и охранялись куда как лучше императорских тайн.
Вот только в данный момент даже эти знания помогали мало (хотя, надо признать, что без них бы Ар дальше входа и не продвинулся — там бы голову и сложил). В дополнение ко всему вышесказанному, здесь, в этом марховом храме, вперемешку с магическими шли и обычные, механические ловушки. И даже больше того — встречались и смешанные, а это было очень, очень плохо. Нет, конечно же, в Гильдии их этому учили тоже (там вообще учили всему, что может пригодиться приличному вору). Но то напряжение всех органов чувств, физических сил и вместе с этим магического чутья, которое требовалось для обнаружения одновременно всех типов стоящих на пути капканов, помноженное на несметное количество (и хорошее качество) оных, здорово изматывало. А при всем при этом нужно было еще и найти правильный путь в том лабиринте, что явно только по ошибке назывался храмом. До сих пор Арэйн продолжал идти только на чистом профессионализме и огромном везении. Но вот могло ли так продолжаться и дальше? Вору очень бы хотелось на это надеяться.
Следующие несколько десятков минут превратились для Арэйна в один долгий, непрекращающийся кошмар. Бесконечные коридоры, утыканные, словно еж иголками, всевозможными ловушками — огненная яма, тиски Вальмора, ледяной дождь, пики Сэрха и многие, многие другие — просто на любой, самый извращенный вкус. Не даром в эти катакомбы не суются даже самые отчаянные сорвиголовы, прекрасно догадываясь, какой «жаркий» прием их здесь ждет, а подобных «приключений» не нужно никому, кто хоть на сотую долю дорожит своей жизнью. Арэйн не сказать бы что и не дорожил, но явно возможность помешать хоть в чем-то малом этому смазливому красавчику была куда важнее. Ненависть — страшная штука…
Арэйн и сам безмерно удивлялся, каким образом он прошел все эти «препятствия» практически невредимым, за исключением, конечно, многочисленных синяков и царапин, а так же качественно подпаленной куртки и потерянных инструментов. Мистика просто, или везение чистой воды. Не зря же все говорят, что воры — самый удачливый народ, если, конечно, это настоящие воры, а не какая-нибудь мелкая шушера, годящаяся только на то, чтобы у зевак на площади кошельки срезать…
Достигнув, наконец-то, огромных кованых дверей, ведущих в главный зал храма Нааль-дан, парень замер перед ними в нерешительности. Что-то мешало ему просто открыть их и войти. Не предчувствие опасности, нет, и даже не ощущаемые рядом волны магии, к ним он за все то время, которое находился в храме, уже привык. Просто какой-то необъяснимый, рождающийся в глубине души трепет, заставляющий все сильнее и сильнее с каждой прошедшей секундой сомневаться в правильности принятого им решения. Не нужно было сюда приходить — он знал это еще в тот момент, два дня назад, когда Люм рассказал ему о планах Лейна.
В ту ночь, выйдя из дома своего друга, Ар действительно всей душой не желал ввязываться в эту самоубийственную авантюру, про себя посмеиваясь над неимоверной глупостью и самоуверенностью ненавистного блондина. Но, видимо, если уж Судьба смеется, то от всей души. Надо же ему было по пути к себе заглянуть в тот кабак на улице Десяти мостов. Его словно марх дернул зайти туда. И, конечно же, первым, кого, войдя, он увидел, был беззаботно-веселый Лейн, отчаянно праздновавший свое возвращение. Такой же, как всегда: наглый, самоуверенный и упивающийся всеобщим вниманием. При одном только взгляде на него все стремление не вмешиваться превратилась в прах, а уж когда блондин, заметив его у двери, сказал какую-то очередную гадость… Решение помешать во что бы то ни стало утвердилось в сознании вора окончательно.
Еще в то время он почувствовал холодок в груди и словно бы ощущение чужого требовательного взгляда, сверлящего его спину, но он не мог отступить, ни тогда, ни тем более сейчас. Арэйн прекрасно осознавал, что шутки с Богами, а тем более с самой Судьбой, — это очень плохая идея, но и ни за что не мог отдать предполагаемые лавры славы своему давнему недругу. Тем более, что к плохим предчувствиям примешивалось какое-то непонятное, тянущее душу, волнующее все его существо ожидание, заставившее Арэйна презреть все доводы интуиции — одного из главных инструментов вора — и отправиться сюда. Оставалось только надеяться, что он сделал правильный выбор.
Лейна нигде не наблюдалось, как и следов того, что он был здесь ранее. Неужели еще не пришел? Очень странно. Обычно блондин бывал более «пунктуальным», появляясь на месте очередной «работы» почти одновременно с Аром.
С ним что-то случилось? Или лабиринт все же оказался сильнее? Вряд ли! Арэйн отбросил эту мысль как совершенно невозможную. Красавчик, надо отдать ему должное, был живуч и увертлив, как кошка даже не с девятью, а с девяносто девятью жизнями. И уж, если кто был в состоянии пройти через все ловушки (кроме конечно же самого Арэйна), то это он.
Простояв перед дверьми еще какое-то время, все так же не решаясь войти, вор даже подумал, не было ли это всего лишь приманкой для него? Ну, для того, чтобы он сложил свою буйну голову в храмовом лабиринте? И, хотя подобное коварство как-то не слишком укладывалось в характер блондина, эта догадка, надо признать, выглядела вполне правдоподобно. Другое дело, что в нее совершенно не хотелось верить. Но если и так…
«Что ж, — подумал брюнет удовлетворенно осклабившись, — если это так, то даже и лучше, он очень удивится когда узнает, что мне все удалось».
И словно бы именно эта мысль придала ему решимости. Быстро подойдя к двери, он легким движением рук открыл створки и без промедления вошел в большой, весь наполненный ярким, идущим словно бы из неоткуда светом зал.
Украшенный разнообразными фресками, изображающими сцены безмерного людского счастья и страдания, а также и саму вершащую свой божественный суд Судьбу, зал был полностью пуст. Лишь в середине стоял огромный, занимающий почти весь центр комнаты алтарь в виде вырезанной из красноватого шершавого камня головы какого-то ужасного мифического чудовища со множеством кристалликов-глаз. В его распахнутой пасти, усеянной, наверное, сотнями кинжально острых зубов и лежали, искрясь всеми цветами радуги, настолько, что глазам становилось больно, Четки Судьбы. Арэйн так и замер в восхищении, глядя на это потрясающее зрелище — блеск камней притягивал и завораживал, словно глаза змеи, будто бы лишая воли и мыслей. Он бы, наверное, мог бы вот так просто стоять и смотреть, вечность не отрывая взгляда от поистине божественного сияния Четок, но легкий шум, пробившийся с края сознания, заставил его отвлечься и поднять взгляд. Дверь напротив, точно такая же, как и та, в которую он вошел, отворилась и впустила… А кого бы вы подумали? Конечно же, это был никто иной как Лейлан, дорогой неразлучный враг.
— Ты-ы-ы… — два громких полных злобы выдоха, один удивленный, другой торжествующий, прорезали тишину зала.
Как будто очнувшись ото сна, Арэйн в пару прыжков преодолел не такое уж маленькое расстояние от дверей до алтаря и напряженно замер смотря в глаза Лейну, ничуть от него не отставшему. Тот так же сверлил брюнета сосредоточенным взглядом.
— А ну-ка убирайся отсюда, это моя добыча! — зашипел блондин, словно рассерженный кот, видя, что игра в гляделки себя не оправдала, и противник совершенно не собирается сгорать в огне его праведного возмущения.
— Да что ты говоришь, красавчик?! Откуда ты взял такую глупость? Пока она ничейная, но возьму ее я, так что можешь отвалить по хорошему! — в тон ему ответил Арэйн, стараясь сосредоточится, чтобы уловить тот момент, когда противник начнет действовать и опередит его. Но блондин, казалось бы, совершенно не обращал внимание на алтарь, сконцентрировав все свое внимание на сопернике.
— О-о-о! Ты у нас известный падальщик, у тебя даже собственно воображения нет, можешь только действовать по чужой подсказке. Не зря же, когда бы я только не вышел работать — ты тут как тут, словно тень.
Красивое лицо Лейна скривилось в откровенно презрительной гримасе, заставив Ара только скрипнуть зубами в желании не показать подступающей ярости.
— Кто бы говорил, сам таскаешься за мной, как приклеенный.
— Я? Врешь ты все!
В этот момент блондин и правда выглядел словно бы несправедливо оболганная невинность, и, не будь Арэйн знаком с ним столько времени, может даже и поверил бы, а так лишь саркастически фыркнул:
— А как же Жемчужины Мишина? Между прочим, я три недели готовился, а ты, воспользовавшись всеми моими наработками, увел их прямо у меня из-под носа. Или будешь снова отрицать? И после этого я падальщик? Сам ты стервятник!
— Я стервятник?!! Это была месть! Или у тебя уже склероз ранний, и ты не помнишь, что за месяц до этого «позаимствовал» одну вещицу из Сокровищницы Мертвых Королей — Камень Слез называется. Между прочим, я чуть из-за тебя не попался, кто ж так бездарно сигнальные заклинания то блокирует, дубина! Или у тебя руки не оттуда растут?!
— Откуда надо оттуда и растут! Во всяком случае, я магию чувствую хорошо и отчетливо в отличии от некоторых, которые даже не в силах определить, где стоит блок, а где нет.
— Чувствуешь ты может быть и отчетливо, только делаешь все через пень-колоду. Ты же даже на уроках всегда дрых самым что ни на есть бессовестным образом.
— А ты дядюшке взрывающиеся шарики под стул подкладывал, да еще и делал так, что бы я оставался виноватым. Как же я был счастлив, что тебе в тот раз все-таки всыпали как следует.
— Всыпать то всыпали, только вот после тебя!
— Ты и рад! Счастлив просто от этого! Фальшиво работаешь, «друг» мой Лейлан, я то, в отличии от тебя, ни разу ни на чем не попадался.
— О, да! Ты у нас надежный, как скала! А еще такой же мрачный и угрюмый. То-то тебя так девушки «любят», что бегут едва ли не в разные стороны.
А вот это уже был «удар ниже пояса». Едва сдерживаясь, чтобы не подскочить и не растерзать наглого красавчика на лоскутки, Арэйн мрачно отрезал:
— И любили бы! Если бы ты не вертелся перед каждой понравившейся мне девушкой, словно уж на сковородке, выставляя перед ними свои худые телеса и сахарную мордашку и плетя всякие романтические бредни. И не стыдно? Хотя о чем это я, тебе даже это слово наверное незнакомо!
— Да разве это любовь, когда ее парой слов с пути истинного сбить можно? — деланно удивился блондин. — Ты еще должен быть мне благодарен, что я твоих пассий «на вшивость» проверяю, а то посадит тебя под каблук какая-нибудь стервочка, и даже «мяу» сказать не успеешь.
С большим трудом задавив в себе закипающую ярость, Ар насмешливо, добавив в голос как можно больше иронии, поинтересовался:
— То есть, хочешь сказать, что это ты так обо мне беспокоишься?
— Ну, конечно! Ты ведь такой наивный в этих вопросах! — с наглой усмешкой, не оставляющей сомнений в «правдивости» сказанного, ответствовал блондин и грустно посетовал, смахнув со щеки несуществующую слезу. — Если ж тебя к рукам то приберут, жить будет до безобразия скучно! Кого ж я доводить то буду? Слушай мастера, слушай!
— Ну-ну! Уж ты то у нас известный специалист в ЭТОЙ области, только вот сомневаюсь, что о девушках что-либо знаешь! Ты же, говорят, больше по мужикам специализируешься? — вспомнив про возможное больное место противника весело уточнил брюнет.
— Да ты…
Арэйн с удовольствием отметил сверкнувшее в глазах Лейлана бескрайнее бешенство.
«Значит действительно это твоя болевая точка, «принцик», — мелькнула в его голове удовлетворенная мысль. — А теперь, давай же, бросайся на меня. Тебе ведь так хочется меня придушить. Отвлекись на минутку, а я в это время заберу Четки».
Лейн действительно бросился, вот только не на Арэйна, а в сторону Четок и схватив их резко дернул на себя. И ему бы все возможно удалось, но Арэйн, сперва чуть опешивший, быстро очнулся и уже через пару мгновений, оказавшись вплотную к алтарю, поймал буквально самый краешек такой вожделенной для них обоих вещи и, крепко ухватив, потянул на себя. Несколько мгновений парни, громко сопя и сверля друг друга огненно-гневными взглядами, мерились силами, перетягивая несчастный артефакт, словно канат на ярмарке, ни на чуточку не желая уступить один другому. Они, наверное, еще бы очень долго могли «сражаться» подобным образом, благо сил у обоих было — дай Боги каждому, но тут уж не выдержали Четки. То ли нить, на которую они были собраны, оказалась с гнильцой, то ли усилия были чересчур уж сильны, а может и еще что-то, но в один знаменательный момент, не выдержав напряжения, она с громким высоким звуком лопнула, и камни, словно крупный горох, резво застучали по полу.
Сказать, что оба вора были удивлены, значило бы ни сказать ничего — они были просто ошарашены случившимся. Едва удержавшись на ногах, парни обалделыми взглядами смотрели то друг на друга, то на остатки нити в своих руках, то на рассыпавшиеся по всей комнате камни, совершенно не веря в случившееся. Правда, долго удивляться им не дали. Внезапно, неизвестно откуда, как будто со всех сторон рванула дичайшая магия. Без направления, без цели, без окраса. Она обволакивала, словно туман, лишала зрения и слуха, жалила, как тысяча бешеных ос, ласкала, точно любящая мать.
Обжигая и замораживая, мутила разум.
Последняя мысль, пронзившая Арэйна буквально за миг до того, как он погрузился бездонный мрак, была на удивление банальной: «Какая ирония, и все-таки мы умираем вместе…»
Автор: мирэбо.
Бета: Lirilai de Nomore.
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: м/м.
Жанр: романс, немного юмор
Размер: макси.
Статус: закончен
Саммари: Проклятье вещь очень неприятная, особенно если благодаря ему ты оказываешься тесно связан с человеком, которого долгие годы ненавидел…
Дисклеймер: моё!
Размещение: с моего разрешения
От автора: Все будет очень просто и незамысловато))
Остальные главы можно найти здесь
Глава 1— Ты слышал, что Лейн вернулся в город? — небрежно, как бы невзначай, поинтересовался Люмьер, разливая по бокалам из небольшой пузатой бутылки дорогущее сейленское вино — маленький презент от нового делового партнера.
При этих словах Арэйн мысленно выругался — этого ему еще не хватало.
Что мог делать этот красавчик здесь? И вообще, как — ну как?! — этот паршивец посмел заявиться сюда, в его негласную вотчину. В особенности после того, как всего пару месяцев назад сорвал Арэйну такую многообещающую сделку, умудрившись скрыться с Кольцом Сэльфэра прямо у всех из-под носа?
— И что он здесь забыл? — стараясь казаться как можно безразличнее, скрывая уже во всю клокочущее внутри раздражение, протянул Ар. Но по взгляду, брошенному на него Люмом, понял, что лучшего друга обмануть наигранным равнодушием ему не удалось. Как же! Ведь в «теплые» отношения Арэйна Делакло и Лейлана Дамбэра был посвящен наверное весь славный город Тайдар — столица благословенной Илийской Империи (если конечно не вся Империя скопом). Во всяком случае, каждый, хоть мельком знакомый с этой парочкой, так уж точно. Ни одна их встреча не обходилась без скандала, чаще всего грандиозного и громкого, а то и вовсе перерастающего в банальную уличную драку.
Непримиримые враги, вечные соперники, постоянно пытающиеся как можно сильнее поддеть один другого, при этом, одновременно, таская «каштаны» из огня. В их отнюдь не легкой и опасной профессии и так было чересчур много риска, но это ни в коей мере не останавливало этих сорвиголов в их навязчивом желании обойти соперника по всем пунктам и при этом, так сказать по пути, «утопив» того как можно сильнее.
Такие разные, как Огонь и Лед, даже внешне. Легкий, солнечный Лейлан — высокий, изящный, как тростинка, и гибкий, словно змея, был красив просто до одури. Тонкие, аристократичные черты лица, нежная, словно шелк, чуть подернутая золотистым загаром кожа, огромные, сияющие будто топазы, светло-карие глаза и длинные, густые, светло-светло-медовые с золотистым отливом волосы, которые он постоянно носил заплетенными в сотни тонких косичек с яркими бусинами на концах.
В нем явно чувствовалась кровь аристократов и благородное воспитание, которое он, впрочем, тщательно скрывал, прячась за маской ярого циника и большого нахала. Но иногда через эту маску проглядывало настоящее его лицо, и тогда не оставалось сомнения, что он принадлежит к одной из семей Высшего Света.
Кто он такой — отвергнутый бастард, младший сын, сбежавший из дома в поисках приключений, — не знал никто. Как впрочем и того, откуда он пришел в город. Просто однажды, около десяти лет назад, худенький мальчонка, совсем почти ребенок, с непомерной ловкостью и хитростью, явно граничившими с необыкновенной наглостью, пробрался в дом к Матэ Таменкло — главе Серебряной Гильдии. И, представ перед его глазами, безо всякого страха и смущения заявил, что тот должен взять его в ученики. Немало удивившись и заинтересовавшись (все-таки заклинания защищающие его дом ставили самые лучшие маги) Глава все же решил принять в «Академию», как гордо называл он свое учебное заведение, этого мелкого нахаленка, благо у того были нужные в их профессии способности. И потом почти ни разу не пожалел о своем спонтанном решении.
Лейн оказался не просто талантливым — он был гениальным, схватывая любые знания на лету и впитывая их словно губка. Одно было плохо — мальчишка никак не мог ужиться с другим, не менее гениальным учеником дядюшки Матэ — Арэйном Делакло. Каждый раз, как только интересы этих мелких паразитов, как частенько называл их дядюшка, сталкивались, Академию, а позже и всю Гильдию, начинало лихорадить.
В противовес Лейлану Арэйн всегда был тихим, угрюмым и хмурым, как говорят — «себе на уме», и отличался отнюдь не легким характером, хотя и старался казаться более открытым и дружелюбным, чем был на самом деле. Да и внешне он был абсолютной противоположностью. Единственное одинаковое, что было у этих двоих – это высокий рост, в остальном же… Мощный и кряжистый, с хорошо развитыми мускулами, Арэйн даже в детстве, а тем более сейчас, фигурой больше всего напоминал борца. С не слишком симпатичным, хоть и чем-то располагающим (что было по истине странно при его почти всегдашней угрюмости) лицом, на котором выделялись черные, словно безлунная ночь, глаза с густыми, длинными ресницами (которые, надо сказать, вызывали зависть многих девушек). Его жесткие темные волосы с чуть заметной на солнце рыжей искринкой были коротко острижены и забавно топорщились во все стороны, как бы он их не причесывал. Впрочем, смеяться над его небрежной лохматостью давно уже никто не решался — это было одной из его наиболее «больных» тем, за которые он жестко мстил неосторожным весельчакам, порой даже за единое тихое «хи-хи». Причем не бил, как можно было бы подумать при первом взгляде на его фигуру (дрался он как раз редко и почти всегда именно с Лейном), а именно мстил, очень каверзно и с размахом морально «садил» ничего не подозревающую и успокоенную его дружелюбным поведением жертву «в лужу». Была в его характере этакая склонность к мелкой, и не совсем, мстительности. Во всяком случае, обиды он не забывал никогда.
В Академии дядюшки Матэ он оказался совсем случайно. Все до сих пор удивлялись как на него, внешне более подходящего для Красной гильдии — гильдии уличных грабителей и наемников, ну или на крайний случай для Черной Гильдии — гильдии убийц, обратил внимание глава привилегированной Серебряной Гильдии — гильдии, как нежно называл ее дядюшка Матэ, художественного изъятия магических амулетов и артефактов из «плохих» рук в руки золотые. Да и кто бы на его месте не заинтересовался мальчишкой, который в свои неполные двенадцать лет мало того, что раскидал троих мóлодцев, посланных «доброжелателями» по не совсем чистую душу Таменкло, так еще и с легкостью вертел в руках, с любопытством изучая и рассматривая, активированное Око Тьмы — знаменитый (и очень редкий) артефакт, убивающий одним, даже легким прикосновением к голой коже. Как оказалось, у мальчишки был врожденный иммунитет практически ко всем видам магии. И, конечно же, очень хитрый и немного благодарный (таки спасся бы он и сам без чужой помощи, Главой Гильдии за красивые глазки не становятся, но все же ни одно благородное дело не остается безнаказанным) дядюшка Матэ такой бриллиант упустить не мог. А мальчик, не смотря на всю свою ершистость и непримиримость, был очень старательным, что позволило ему со временем занять достойное место в Гильдии. Если еще не было бы Лейлана, Арэйн мог бы сказать, что жизнь удалась.
— Так все-таки, зачем он сюда пожаловал? — видя, что друг не спешит отвечать, повторил свой вопрос Арэйн и ехидно добавил: — Неужели он раскаялся и решил принести мне свои извинения?
Люм замялся, нервно перекатывая бокал с вином между ладоней и явно не желая отвечать. Но, видя, что Арэйн продолжает упрямо сверлить его немигающим взглядом, тяжело вздохнул и покачал головой:
— Зря я все-таки тебе это сказал. Но ведь ты все равно узнал бы. Так уж лучше от меня, — как бы в никуда пробормотал Люм и, снова вздохнув, добавил: — Не лез бы ты во все это.
— Во что? — вопросительно приподнял бровь Арэйн.
— Да во все… До сих пор, сколько мы уже знакомы, я никак не могу понять, чем же тебя привлекает вся эта опасность и таинственность, ведь лезешь в самое пекло. Какого марха тебе это нужно?
— За это «пекло», как ты говоришь, между прочим неплохо платят, — медленно потягивая вино, пожал плачами брюнет.
— А то у тебя денег мало!
— Уж чего-чего, а денег никогда мало не бывает!
— Такое чувство, что они тебе дороже жизни! Я так и жду, что с одного из своих «дел» ты можешь просто не вернуться. И ведь всегда выбираешь самые сложные… Есть же множество менее опасных профессий. Со своим умом ты мог бы стать кем угодно.
— Например торговцем, как ты? И ты не прав — я выбираю самые интересные. Кто же виноват, что украсть какую-нибудь полезную цацку из императорской казны куда увлекательнее, чем стянуть амулет от насморка у библиотекаря.
— А что, торговец — хорошая профессия, а главное никакой угрозы для жизни и нервы в порядке, — воодушевленно закивал Люм.
— Ну ты не скажи… — с сомнением протянул Арэйн. — Если рассмотреть все аспекты, то она поопаснее моей еще выйдет. Я тебе, кстати, в следующий раз эти слова припомню, когда ты мне будешь жаловаться на то, что тебя опять стража за контрабанду шпыняет… Или когда тебя очередная истеричная дамочка, которой нужно «такую вот штучку, круглую, чуть вытянутую по бокам и приплюснутую со всех сторон и со слегка закругленными уголками… и нет, мадам не знает, как эта штучка называется и для чего она нужна тоже, просто мадам ее сегодня ночью во сне увидела и хочет себе такую же», до нервного тика доведет… Да и если бы даже не так! Если бы она была хоть трижды спокойной, мне моя профессия нравиться, и уж менять ее я точно ни на что не собираюсь.
По тону друга поняв, что он сейчас не в настроении вести философские диспуты на эту поистине животрепещущую тему, которую они обсуждали уже не в первый раз и дай Боги не в последний, Люм только махнул рукой и залпом проглотил вино даже не почувствовав вкуса.
Как, спросите Вы, могли подружиться потомственный торговец и вор-артефактник? О, очень даже просто, прямо как дважды два — по пьяни. В тот день Арэйн праздновал завершение очередного грандиозного (а по мелочам он не работал никогда) дела. С размахом, надо сказать, праздновал, так, что смог вовлечь в свою гулянку практически весь трактир. Не смотря на всю его нелюдимость, пить один он не любил. И уж тем более не любил, когда его веселье портила чья-нибудь грустная унылая физиономия.
Люму же в тот день не везло просто катастрофически. Мало того, что суммы в бухгалтерской книге из доверенной ему отцом лавки никак не желали сходиться, и очередная партия товара оказалась безвозвратно испорчена из-за беспечности перевозчиков, так еще и стража всё вокруг крутится, да с вопросами лезет — «Как поживаешь ты, Люмьер Аризо, как у отца здоровьичко. А не продаешь ли ты, господин хороший, чего-нибудь недозволенного да опасного» и следит, и вынюхивает. Не иначе, как конкуренты проклятые! Опять им что-то на уши нашептали. А ведь буквально со дня на день новая партия хлифской курительной травки должна прийти — ежели найдут? Так еще и девушка бросила… В общем полный мрак. Ну как тут не пойти и не напиться?
Люмьер до сих пор не мог понять, что же заставило его так разоткровенничаться перед абсолютно незнакомым парнем, нагло подсевшему к нему за столик. Да и Арэйн недоумевал, отчего же он с таким сочувствием отнесся к грустному юноше с соломенной челкой, так одиноко сидевшему в углу, и уж тем более неизвестно, что его вынудило этому юноше помочь. Хотя, о том, что у пьяного в голове, могут знать только боги, да и то, скорее всего, затруднятся с ответом.
Однако, «помог» вор своему вновь обретенному другу в своем, в истинно серебряногильдейском духе.
Когда пьяный почти в никакуйск Арэйн, внутренне поражаясь своей наглости, неожиданно предложил украсть для Люма артефакт Везенья и Удачи, хранящийся в городском музее и охраняемый как зеница ока, он совсем не ожидал, что этот скромный юноша из интеллигентной торговой семьи пойдет на такую аферу. Вор был готов к тому, что Люм, возмутившись, развернется и уйдет, а то и кликнет стражу, и уже хотел сказать, что пошутил. Но тот, будучи не менее «трезвым» и явно только по этому (а совсем даже не из-за врожденного авантюризма), абсолютно не удивившись такому вопиющему по своей наглости предложению, еще более неожиданно (в том числе и для самого себя) согласился, да еще и почему-то настоял, чтобы воровать они шли вместе. Сначала Арэйн, еще цепляющийся за реальность остатками своего былого трезвомыслия, конечно же отказался от такого «попутчика», но после долгих уговоров, убеждений, разговоров «за жизнь» и еще двух кувшинов вина, причина спора была благополучно забыта, и они, слегка покачиваясь и распугивая случайных прохожих внушительным перегаром, отправились «на дело». О том, как все происходило, лучше не рассказывать — такого бреда ни одна бумага не снесет. Позже, вспоминая свои ночные похождения, друзья-собутыльники до благоговения ужасались собственной бесконечной наглости и безграничному нахальству, а еще больше, прямо-таки просто потрясающему везению, без которого они могли попасться страже, наверное с тысячу раз. И как только живы-здоровы, а главное свободны остались? Сплошные чудеса. Но артефакт они все-таки украли, причем украли крайне удачно, так, что его хватились только под утро. Правда, он оказался обычным амулетом, да еще и полуразряженным, и его потом пришлось возвращать, но это уже совсем другая история.
Вот после этого совместного приключения они и сдружились.
— Так все-таки ты знаешь или нет, зачем наше «прекрасное высочество» принесло сюда свою сиятельную задницу? — рыкнул Арэйн, начиная терять терпение и уже даже не пытаясь скрывать раздирающий его изнутри гнев. — Ты ведь прекрасно знаешь, что я все равно до всего докопаюсь. Сам, без тебя! Но в этом случае ты на меня больше можешь не рассчитывать — очень обижусь!
— Да расскажу я, расскажу. Только пообещай мне, что на этот раз ты не полезешь в самое пекло.
— Ну уж нет, — упрямо мотнул головой Арэйн, — ничего я обещать не буду, во всяком случае пока не узнаю в чем дело. Ну же давай, рассказывай.
Нервно поерзав на стуле и выпив еще бокал вина в надежде хоть немного оттянуть неизбежное, но прекрасно понимая, что друг все равно не отступится, Люм посмотрел Арейну прямо в глаза и на одном дыхании выпалил:
— Говорят, что Лейн собирается украсть Четки из храма Нааль-дан.
Зря вот он сделал это так резко, нужно было предупредить, подготовить — Арэйн делавший в это время глоток поперхнулся и закашлялся, словно больной на последней стадии чахотки.
Едва вернув себе дыхание и отстранившись от отнюдь не ласково бьющей по спине руки друга, вор еще не твердым голосом просипел:
— Он собирается сделать ЧТО?
— Украсть Четки из храма Нааль-дан, — покорно и как-то обреченно повторил Люм.
— Он что, совсем псих?
В ответ Люм только пожал плечами. Впрочем, вопрос был риторический. Все знали, что только самый последний сумасшедший осмелиться покуситься на что-либо в храме Нааль-дан — Великой Богини Судьбы — юной девушки, как ее изображали, — с лицом разделенным на две половины: одна — красивая, словно свежайшее, прекраснейшее весеннее утро, с нежнейшей алебастровой кожей и совершенными чертами; вторая — жуткое подобие человеческого лица, испещренное грубыми шрамами и язвами. Два лица Судьбы — жутчайшее и прекрасное.
По легенде, своими Четками, состоящими вперемешку из восхитительных, чистой воды драгоценных камней всех цветов и оттенков, и лишь слегка облагороженных серых булыжников, она отсчитывает меру счастья и горя выпадающих на долю того или другого человека. Никто и никогда не смеет посягать на имущество Богини. Даже не потому, что в ее храме и шагу нельзя ступить без разрешения жрецов, чтобы не угодить в какую-нибудь хитроумную смертельную ловушку, нет. Просто проклятия, которые накладывает Богиня Судьба на святотатцев, могут быть порой ужаснее, чем самая мучительная смерть, и ничего поделать с ними уже невозможно, редко когда они обратимы. Ведь как говорят — от Судьбы не уйдешь.
— Слушай, а может это все враньё? — наконец справился со своим удивлением Арэйн. — Ну не верю я, что наш «конфетный мальчик» совсем потерял голову. Да я бы ни за какие деньги туда не полез! Очень надо, умирать во цвете лет. А он, как бы то ни было больно это признавать, мальчик далеко не глупый.
— Мне это сказал Таки Кривой, — отрицательно покачал головой Люм. — А он, ты знаешь, непроверенных фактов не держит.
— Нет, вот ты мне скажи, — возмущенно взвился вор, — почему я об этом узнаю последним.
Люм, на эту вспышку ехидно усмехнувшись, насмешливо заявил:
— Поменьше бы нападал на тех, кто — о ужас! — посмел в твоем присутствии упомянуть о Лейне. Все знают, как ты его ненавидишь и что делаешь с теми, кто отважится заговорить о нем при тебе.
— И вовсе я не нападаю, — мрачно и слегка пристыжено буркнул Арэйн. — Вех сам виноват, он ТАК при мне расписывал все его профессиональные достоинства, вот и договорился.
— Скажи еще спасибо, что Лейна, а не твои, — громко и прямо таки неприлично заржал Люм, а затем, видя недоумевающий взгляд друга удивленно добавил: — Неужели ты не знаешь — Вех уже давно Лейлана добивается.
— Чего добивается? — все еще не понимая причину такого веселья своего друга тупо переспросил вор.
— Ну-у-у… — протянул Люм с самым невинным выражением на лице, едва удерживаясь от смеха. — Того самого, для чего девок на сеновал зовут.
— Тьфу ты черт! — Арэйн скривился так, словно бы его заставили выпить целую чашку полынной настойки. — Этот извращенец еще и с мужиками спит. Дали же Боги врага, не могли уж, если без врагов совсем никак, хотя бы на кого-нибудь поприличнее расщедриться. А то…
Сдерживающийся до сих пор Люм, после этих слов заржал повторно, аж до выступивших на глазах слез.
— Ну а что? Разве не так? — фыркнул Арэйн с недовольством и слабым недоумением наблюдая за реакцией друга. — Хотя при его смазливом личике и красивой фигурке об этом надо было давно догадаться!
— Да нет же! — наконец отсмеявшись, ответил Люм. — Наоборот, говорят, что Лейлан так врезал Веху по челюсти, когда он к нему с признаниями полез, что тот больше недели ничего кроме жидких супчиков есть не мог. Так что не думаю, что он мужиками интересуется.
— Да-а-а… Нет, я конечно знал, что такая «сладкая» внешность всегда была для него «больным местом», да еще и источником всевозможных неприятностей, но чтоб настолько…— заинтересованно протянул Арэйн, а потом, пакостно улыбнувшись, добавил: — В таком случае можно будет нанять и послать к нему пару-тройку ухажеров, пусть доводят его до белого каления, серенаду там споют под окошком или еще чего такого. Может он, наконец, прекратит в мои дела свой длинный нос совать. А еще можно слухи пустить… Чем марх не шутит, когда Боги спят, возможно это его хоть на время отвлечет.
— А не боишься, что он тебе отомстит? — с сомнением хмыкнул Люм.
— Да что он может сделать?
— Хотя бы пустит те же самые слухи про тебя!
— Ну-ну, пусть попробует, — улыбка Арэйна стала еще более злорадной. — Чем больше сопротивляется жертва, тем приятнее победа.
— Смотри, я тебя предупредил!
— Ладно, ладно! Это же так, планы. Ему еще надо из храма живым-здоровым вернуться, что очень и очень сомнительно, — беспечно махнул рукой вор, а затем, сладко потянувшись и зевнув, пробормотал: — Пойду-ка я домой, а то что-то засиделся у тебя.
Люм только пожал плечами.
— Как хочешь, я тебя не держу. Но может лучше у меня переночуешь, на улице уже совсем темно.
— Ты думаешь я заблужусь?
Голос Арэйна звучал наиграно обижено, заставив Люма только укоризненно покачать головой. Арэйн и в трезвом то виде особым чувством самосохранения не отличался, а уж выпимши, даже если совсем чуть-чуть…
— Нет, я думаю ты опять приключений на свою голову найдешь.
— Ха! Приключения! Разве ими можно напугать настоящего авантюриста!
Поняв что переубедит друга он вряд ли сможет, Люм только махнул рукой.
— Ну как знаешь…
Встав, Арейн схватил со спинки стула свой плащ и пошел по направления к выходу. Люм окликнул своего друга, когда тот был уже у самого порога.
— Надеюсь, ты не собираешься туда идти?
Повернувшись, Арэйн наткнулся на серьезный и настороженный взгляд друга и насмешливо произнес:
— Я же не совсем еще сумасшедший.
Глава 2
***
Нет, он окончательно сбрендил!
Вот какой марх заставил его лезть сюда? Неужели так сложно было послушать Люма и не ввязываться в это дело? Сидел бы дома, прижав за… кхм… то самое место, в котором обычно у авантюристов шило находится, к дивану, и ни о чем бы не беспокоился! Не-э-э-эт! Приключений найти захотелось на эту злополучную «пятую» точку! Можно подумать, их и так в его жизни мало было! Вот теперь добился — отыскал еще, да в таких количествах, что наверное даже Проклятым Богам не снилось. Но ведь не мог он иначе! Не мог! А если, не дай Боги, Лейлану все же повезет, и неугомонный блондинчик сможет захапать без вреда для своего здоровья этот мархов артефакт? И что? Неужели он даже не попытается хоть чем-нибудь ему помешать? Конечно же нет!
Не таков Арэйн Делакло, ох не таков! Он лучше сам помрет, но препону закадычному врагу поставит, а еще лучше — утянет того за собой, чтобы не так одиноко было в Темных Чертогах.
Жаль вот только, что, кажется, смерть его придёт все же раньше…
В данный момент, едва увернувшись от тонких и острых, как кончик шпаги, и твердых, словно хорошая сталь, ледяных игл, внезапно вылетевших из стены, Арэйн костерил себя, свое упрямство и свой дурной характер на все лады. Ну и Лейну, как всегда, заодно, доставалось — не полез бы он сюда — все было бы прекрасно, так нет же, понесло этого неуемного…
И хорошо, что в последний момент, пусть почти с опозданием, Арэйн умудрился почувствовать ту самую ловушку, а иначе бы висеть ему на противоположной стене, пришпиленным к ней, словно бабочка у коллекционера. И конец бы всего приключения…
Но, надо признать, учителя Академии постарались на славу, вбивая (иногда и буквально) в своих учеников навыки до уровня инстинктов, так, что тело действовало само, даже не дожидаясь команд мозга. Только это Арэйна и спасло. Подобные рефлексы уже не раз и не два помогали ему в прошлом, вот и сейчас… Если бы еще не безумное количество абсолютно сторонней магии, идущее казалось бы от самих стен, запутывающее, мешающее сосредоточится на чем-то одном, может все было бы и не так печально и даже в чем-то весело. Но об этом оставалось только мечтать, напрягаясь до головной боли в попытке вычислить — действительно ли это «фонит» очередной капкан или всего лишь еще одна обманка.
Способность чувствовать, а иногда и видеть магию (и, естественно, всевозможные магические ловушки) была у каждого из членов Серебряной Гильдии — это являлось одним (и самым важным) из критериев приема новобранцев. Причем подобную способность тщательно лелеяли и развивали, добиваясь порой действительно ошеломляющих результатов. А как же иначе? Артефакты, как и прочие магические (да и просто очень ценные) вещи чаще всего защищали всевозможными заклинаниями — от рядовых, безобидных пугалок, которые практически всегда можно было с легкостью обезвредить, до заковыристых и смертельно опасных, с которыми мог справиться далеко не каждый маг, особенно из начинающих. Впрочем, у серебряногильдейцев были свои, только им известные приемы и секреты, которые были очень и очень действенны и охранялись куда как лучше императорских тайн.
Вот только в данный момент даже эти знания помогали мало (хотя, надо признать, что без них бы Ар дальше входа и не продвинулся — там бы голову и сложил). В дополнение ко всему вышесказанному, здесь, в этом марховом храме, вперемешку с магическими шли и обычные, механические ловушки. И даже больше того — встречались и смешанные, а это было очень, очень плохо. Нет, конечно же, в Гильдии их этому учили тоже (там вообще учили всему, что может пригодиться приличному вору). Но то напряжение всех органов чувств, физических сил и вместе с этим магического чутья, которое требовалось для обнаружения одновременно всех типов стоящих на пути капканов, помноженное на несметное количество (и хорошее качество) оных, здорово изматывало. А при всем при этом нужно было еще и найти правильный путь в том лабиринте, что явно только по ошибке назывался храмом. До сих пор Арэйн продолжал идти только на чистом профессионализме и огромном везении. Но вот могло ли так продолжаться и дальше? Вору очень бы хотелось на это надеяться.
Следующие несколько десятков минут превратились для Арэйна в один долгий, непрекращающийся кошмар. Бесконечные коридоры, утыканные, словно еж иголками, всевозможными ловушками — огненная яма, тиски Вальмора, ледяной дождь, пики Сэрха и многие, многие другие — просто на любой, самый извращенный вкус. Не даром в эти катакомбы не суются даже самые отчаянные сорвиголовы, прекрасно догадываясь, какой «жаркий» прием их здесь ждет, а подобных «приключений» не нужно никому, кто хоть на сотую долю дорожит своей жизнью. Арэйн не сказать бы что и не дорожил, но явно возможность помешать хоть в чем-то малом этому смазливому красавчику была куда важнее. Ненависть — страшная штука…
Арэйн и сам безмерно удивлялся, каким образом он прошел все эти «препятствия» практически невредимым, за исключением, конечно, многочисленных синяков и царапин, а так же качественно подпаленной куртки и потерянных инструментов. Мистика просто, или везение чистой воды. Не зря же все говорят, что воры — самый удачливый народ, если, конечно, это настоящие воры, а не какая-нибудь мелкая шушера, годящаяся только на то, чтобы у зевак на площади кошельки срезать…
Достигнув, наконец-то, огромных кованых дверей, ведущих в главный зал храма Нааль-дан, парень замер перед ними в нерешительности. Что-то мешало ему просто открыть их и войти. Не предчувствие опасности, нет, и даже не ощущаемые рядом волны магии, к ним он за все то время, которое находился в храме, уже привык. Просто какой-то необъяснимый, рождающийся в глубине души трепет, заставляющий все сильнее и сильнее с каждой прошедшей секундой сомневаться в правильности принятого им решения. Не нужно было сюда приходить — он знал это еще в тот момент, два дня назад, когда Люм рассказал ему о планах Лейна.
В ту ночь, выйдя из дома своего друга, Ар действительно всей душой не желал ввязываться в эту самоубийственную авантюру, про себя посмеиваясь над неимоверной глупостью и самоуверенностью ненавистного блондина. Но, видимо, если уж Судьба смеется, то от всей души. Надо же ему было по пути к себе заглянуть в тот кабак на улице Десяти мостов. Его словно марх дернул зайти туда. И, конечно же, первым, кого, войдя, он увидел, был беззаботно-веселый Лейн, отчаянно праздновавший свое возвращение. Такой же, как всегда: наглый, самоуверенный и упивающийся всеобщим вниманием. При одном только взгляде на него все стремление не вмешиваться превратилась в прах, а уж когда блондин, заметив его у двери, сказал какую-то очередную гадость… Решение помешать во что бы то ни стало утвердилось в сознании вора окончательно.
Еще в то время он почувствовал холодок в груди и словно бы ощущение чужого требовательного взгляда, сверлящего его спину, но он не мог отступить, ни тогда, ни тем более сейчас. Арэйн прекрасно осознавал, что шутки с Богами, а тем более с самой Судьбой, — это очень плохая идея, но и ни за что не мог отдать предполагаемые лавры славы своему давнему недругу. Тем более, что к плохим предчувствиям примешивалось какое-то непонятное, тянущее душу, волнующее все его существо ожидание, заставившее Арэйна презреть все доводы интуиции — одного из главных инструментов вора — и отправиться сюда. Оставалось только надеяться, что он сделал правильный выбор.
Лейна нигде не наблюдалось, как и следов того, что он был здесь ранее. Неужели еще не пришел? Очень странно. Обычно блондин бывал более «пунктуальным», появляясь на месте очередной «работы» почти одновременно с Аром.
С ним что-то случилось? Или лабиринт все же оказался сильнее? Вряд ли! Арэйн отбросил эту мысль как совершенно невозможную. Красавчик, надо отдать ему должное, был живуч и увертлив, как кошка даже не с девятью, а с девяносто девятью жизнями. И уж, если кто был в состоянии пройти через все ловушки (кроме конечно же самого Арэйна), то это он.
Простояв перед дверьми еще какое-то время, все так же не решаясь войти, вор даже подумал, не было ли это всего лишь приманкой для него? Ну, для того, чтобы он сложил свою буйну голову в храмовом лабиринте? И, хотя подобное коварство как-то не слишком укладывалось в характер блондина, эта догадка, надо признать, выглядела вполне правдоподобно. Другое дело, что в нее совершенно не хотелось верить. Но если и так…
«Что ж, — подумал брюнет удовлетворенно осклабившись, — если это так, то даже и лучше, он очень удивится когда узнает, что мне все удалось».
И словно бы именно эта мысль придала ему решимости. Быстро подойдя к двери, он легким движением рук открыл створки и без промедления вошел в большой, весь наполненный ярким, идущим словно бы из неоткуда светом зал.
Украшенный разнообразными фресками, изображающими сцены безмерного людского счастья и страдания, а также и саму вершащую свой божественный суд Судьбу, зал был полностью пуст. Лишь в середине стоял огромный, занимающий почти весь центр комнаты алтарь в виде вырезанной из красноватого шершавого камня головы какого-то ужасного мифического чудовища со множеством кристалликов-глаз. В его распахнутой пасти, усеянной, наверное, сотнями кинжально острых зубов и лежали, искрясь всеми цветами радуги, настолько, что глазам становилось больно, Четки Судьбы. Арэйн так и замер в восхищении, глядя на это потрясающее зрелище — блеск камней притягивал и завораживал, словно глаза змеи, будто бы лишая воли и мыслей. Он бы, наверное, мог бы вот так просто стоять и смотреть, вечность не отрывая взгляда от поистине божественного сияния Четок, но легкий шум, пробившийся с края сознания, заставил его отвлечься и поднять взгляд. Дверь напротив, точно такая же, как и та, в которую он вошел, отворилась и впустила… А кого бы вы подумали? Конечно же, это был никто иной как Лейлан, дорогой неразлучный враг.
— Ты-ы-ы… — два громких полных злобы выдоха, один удивленный, другой торжествующий, прорезали тишину зала.
Как будто очнувшись ото сна, Арэйн в пару прыжков преодолел не такое уж маленькое расстояние от дверей до алтаря и напряженно замер смотря в глаза Лейну, ничуть от него не отставшему. Тот так же сверлил брюнета сосредоточенным взглядом.
— А ну-ка убирайся отсюда, это моя добыча! — зашипел блондин, словно рассерженный кот, видя, что игра в гляделки себя не оправдала, и противник совершенно не собирается сгорать в огне его праведного возмущения.
— Да что ты говоришь, красавчик?! Откуда ты взял такую глупость? Пока она ничейная, но возьму ее я, так что можешь отвалить по хорошему! — в тон ему ответил Арэйн, стараясь сосредоточится, чтобы уловить тот момент, когда противник начнет действовать и опередит его. Но блондин, казалось бы, совершенно не обращал внимание на алтарь, сконцентрировав все свое внимание на сопернике.
— О-о-о! Ты у нас известный падальщик, у тебя даже собственно воображения нет, можешь только действовать по чужой подсказке. Не зря же, когда бы я только не вышел работать — ты тут как тут, словно тень.
Красивое лицо Лейна скривилось в откровенно презрительной гримасе, заставив Ара только скрипнуть зубами в желании не показать подступающей ярости.
— Кто бы говорил, сам таскаешься за мной, как приклеенный.
— Я? Врешь ты все!
В этот момент блондин и правда выглядел словно бы несправедливо оболганная невинность, и, не будь Арэйн знаком с ним столько времени, может даже и поверил бы, а так лишь саркастически фыркнул:
— А как же Жемчужины Мишина? Между прочим, я три недели готовился, а ты, воспользовавшись всеми моими наработками, увел их прямо у меня из-под носа. Или будешь снова отрицать? И после этого я падальщик? Сам ты стервятник!
— Я стервятник?!! Это была месть! Или у тебя уже склероз ранний, и ты не помнишь, что за месяц до этого «позаимствовал» одну вещицу из Сокровищницы Мертвых Королей — Камень Слез называется. Между прочим, я чуть из-за тебя не попался, кто ж так бездарно сигнальные заклинания то блокирует, дубина! Или у тебя руки не оттуда растут?!
— Откуда надо оттуда и растут! Во всяком случае, я магию чувствую хорошо и отчетливо в отличии от некоторых, которые даже не в силах определить, где стоит блок, а где нет.
— Чувствуешь ты может быть и отчетливо, только делаешь все через пень-колоду. Ты же даже на уроках всегда дрых самым что ни на есть бессовестным образом.
— А ты дядюшке взрывающиеся шарики под стул подкладывал, да еще и делал так, что бы я оставался виноватым. Как же я был счастлив, что тебе в тот раз все-таки всыпали как следует.
— Всыпать то всыпали, только вот после тебя!
— Ты и рад! Счастлив просто от этого! Фальшиво работаешь, «друг» мой Лейлан, я то, в отличии от тебя, ни разу ни на чем не попадался.
— О, да! Ты у нас надежный, как скала! А еще такой же мрачный и угрюмый. То-то тебя так девушки «любят», что бегут едва ли не в разные стороны.
А вот это уже был «удар ниже пояса». Едва сдерживаясь, чтобы не подскочить и не растерзать наглого красавчика на лоскутки, Арэйн мрачно отрезал:
— И любили бы! Если бы ты не вертелся перед каждой понравившейся мне девушкой, словно уж на сковородке, выставляя перед ними свои худые телеса и сахарную мордашку и плетя всякие романтические бредни. И не стыдно? Хотя о чем это я, тебе даже это слово наверное незнакомо!
— Да разве это любовь, когда ее парой слов с пути истинного сбить можно? — деланно удивился блондин. — Ты еще должен быть мне благодарен, что я твоих пассий «на вшивость» проверяю, а то посадит тебя под каблук какая-нибудь стервочка, и даже «мяу» сказать не успеешь.
С большим трудом задавив в себе закипающую ярость, Ар насмешливо, добавив в голос как можно больше иронии, поинтересовался:
— То есть, хочешь сказать, что это ты так обо мне беспокоишься?
— Ну, конечно! Ты ведь такой наивный в этих вопросах! — с наглой усмешкой, не оставляющей сомнений в «правдивости» сказанного, ответствовал блондин и грустно посетовал, смахнув со щеки несуществующую слезу. — Если ж тебя к рукам то приберут, жить будет до безобразия скучно! Кого ж я доводить то буду? Слушай мастера, слушай!
— Ну-ну! Уж ты то у нас известный специалист в ЭТОЙ области, только вот сомневаюсь, что о девушках что-либо знаешь! Ты же, говорят, больше по мужикам специализируешься? — вспомнив про возможное больное место противника весело уточнил брюнет.
— Да ты…
Арэйн с удовольствием отметил сверкнувшее в глазах Лейлана бескрайнее бешенство.
«Значит действительно это твоя болевая точка, «принцик», — мелькнула в его голове удовлетворенная мысль. — А теперь, давай же, бросайся на меня. Тебе ведь так хочется меня придушить. Отвлекись на минутку, а я в это время заберу Четки».
Лейн действительно бросился, вот только не на Арэйна, а в сторону Четок и схватив их резко дернул на себя. И ему бы все возможно удалось, но Арэйн, сперва чуть опешивший, быстро очнулся и уже через пару мгновений, оказавшись вплотную к алтарю, поймал буквально самый краешек такой вожделенной для них обоих вещи и, крепко ухватив, потянул на себя. Несколько мгновений парни, громко сопя и сверля друг друга огненно-гневными взглядами, мерились силами, перетягивая несчастный артефакт, словно канат на ярмарке, ни на чуточку не желая уступить один другому. Они, наверное, еще бы очень долго могли «сражаться» подобным образом, благо сил у обоих было — дай Боги каждому, но тут уж не выдержали Четки. То ли нить, на которую они были собраны, оказалась с гнильцой, то ли усилия были чересчур уж сильны, а может и еще что-то, но в один знаменательный момент, не выдержав напряжения, она с громким высоким звуком лопнула, и камни, словно крупный горох, резво застучали по полу.
Сказать, что оба вора были удивлены, значило бы ни сказать ничего — они были просто ошарашены случившимся. Едва удержавшись на ногах, парни обалделыми взглядами смотрели то друг на друга, то на остатки нити в своих руках, то на рассыпавшиеся по всей комнате камни, совершенно не веря в случившееся. Правда, долго удивляться им не дали. Внезапно, неизвестно откуда, как будто со всех сторон рванула дичайшая магия. Без направления, без цели, без окраса. Она обволакивала, словно туман, лишала зрения и слуха, жалила, как тысяча бешеных ос, ласкала, точно любящая мать.
Обжигая и замораживая, мутила разум.
Последняя мысль, пронзившая Арэйна буквально за миг до того, как он погрузился бездонный мрак, была на удивление банальной: «Какая ирония, и все-таки мы умираем вместе…»
@темы: Слеш, Судьба любит пошутить, Мое творчество
воскресенье, 19 сентября 2010
Жизнь - хитрая штука. Когда у тебя на руках хорошие карты, она решает сыграть в шахматы...
Название: Сильные эмоции. (Тот, кого я буду защищать)
Автор: мирэбо.
Бета: Lirilai de Nomore
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: м/м.
Жанр: романс, ангст, флафф.
Размер: миди.
Статус: закончено.
Саммари: на что можно надеяться, если тебя купил представитель расы известной своей жестокостью….
Дисклеймер: моё!
Размещение: с моего разрешения
Предупреждение: много мыслей и чувств, мало действия))) + небольшое описание пытки, но все не так страшно))))
Сильные эмоции
Продолжение в первых комментариях
Автор: мирэбо.
Бета: Lirilai de Nomore
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: м/м.
Жанр: романс, ангст, флафф.
Размер: миди.
Статус: закончено.
Саммари: на что можно надеяться, если тебя купил представитель расы известной своей жестокостью….
Дисклеймер: моё!
Размещение: с моего разрешения
Предупреждение: много мыслей и чувств, мало действия))) + небольшое описание пытки, но все не так страшно))))
Сильные эмоции
Как все-таки странно иногда поворачивается жизнь. Если бы всего лишь месяц назад кто-то сказал ему, что он будет продан с торгов как тупое бессловесное животное, словно бездушный предмет, Эль рассмеялся бы этому сумасшедшему шутнику в лицо и настоятельно порекомендовал сменить чувство юмора.
А сегодня… Сегодня он стоял на помосте, и нескромные, жаркие, обжигающие, словно раскалённое железо, взгляды беспрепятственно скользили по его телу. Ему хотелось сбежать, забиться в какой-нибудь укромный темный угол, спрятаться от всего этого, заткнуть уши и не слушать, не видеть, не чувствовать. Но он стоял, не шевелясь, понимая, что в его случае побег будет одним из самых неудачных решений; да и если бы и нет, кто ему даст такую возможность?..
– Посмотрите на этот девственный экзотический цветок, – голос у распорядителя торгов был громкий и звучный, он без труда разносился по не такому уж и маленькому залу, заполненному до отказа желающими приобрести себе живую игрушку. – Его кожа подобна самому нежнейшему шальмирскому шелку, стан, словно гибкая молодая ива. А волосы, посмотрите на его волосы господа, они, как ярчайший огненный закат…
Эль старался не слушать, отрешиться от всего происходящего, но слова распорядителя достигали сознания юноши, впиваясь в душу острыми иглами. Да, он был красив… Какая ирония. Его необычная, чуть своеобразная внешность и веселый характер постоянно привлекали к нему внимание. Люди всегда тянулись к такому солнечному и внутри и снаружи парнишке. ‘‘С такими данными, – говорили многие, – он далеко пойдет’‘. Эль мысленно усмехнулся. Теперь у него нет никого будущего. Михаэль Ферро, примерный студент и заводила всех компаний умер, а пришедшего ему на смену безымянного раба ожидает только слепая покорность купившему его человеку и больше ничего. Остается только надеяться на то, что ему попадется добрый и милостивый хозяин. Может, все будет и не так уж плохо…
– Оплата принимается золотом господа, – продолжал вещать распорядитель. – И вся сумма вносится сразу. Ну же делайте ставки господа. Посмотрите только на эти розовые губки, представьте как они будут вас ласкать…
– Сто золотых…
Голос раздавшийся из зала заставил Эля вздрогнуть. Он с трудом подавил в себе желание поднять глаза и всмотреться в того кто возможно станет его хозяином, того кто будет распоряжаться им, его телом, его жизнью.
– Отлично. Сто золотых раз… Кто предложит больше? Подумайте господа, такая дикая роза попадается только лишь раз в жизни. Неужели вы предоставите возможность сорвать ее кому-то другому?
– Сто пятьдесят!
– Двести!
– Пятьсот!
– Пятьсот золотых раз… Ну что же вы, господа, неужели вы так дешево цените это юное бесценное сокровище. И я ни сколько не преувеличиваю, господа, этот живительный персик станет настоящим талисманом для того кто будет им обладать. Его глаза словно два сверкающих изумруда, а ведь этот камень (и это всем известно) приносит удачу. Разве можно сомневаться, господа…
– Тысяча золотых…
– О, господин в сером желает заполучить этот клад за тысячу золотых, господа. Тысяча золотых раз… Может кто-нибудь даст больше? А эти руки, посмотрите какие нежные длинные пальцы. Это тело идеально, господа, и оно сможет доставить вам непередаваемое наслаждение. Ну же господа, неужели вы не в силах по достоинству оценить этот замечательный экземпляр?
– Три тысячи золотых!
При этих словах Эль, сгорающий от стыда и негодования, не выдержал и, сдавшись острому до горечи любопытству, вскинув глаза, посмотрел на говорившего. Это был ничем не примечательный человек в темном деловом костюме. Он смотрел на Эля долгим оценивающим взглядом, но было в нем что-то такое, что заставило юношу внутренне содрогнуться от ужаса. По лицу незнакомца скользнула мерзкая предвкушающая улыбочка. Еще раз внутренне вздрогнув, но внешне стараясь не показать своего состояния Эль снова опустил глаза в пол. ‘‘Господи, помоги. Только не он, кто угодно, но только не он’‘. Эта мысль билась в голове юноши, глупая и безнадежная. Он прекрасно понимал, что вряд ли кто-то захочет заплатить больше. Сумма и так была запредельной, на большее ни он, ни кто-либо другой, не мог и надеяться.
– Десять тысяч!
Мягкий голос, с каким-то чуть заметным, слегка растягивающим слова акцентом прозвучал тихо, но, не смотря на это, его услышали все. В зале повисла пораженная тишина. Эль стоял ни жив ни мертв, не веря своим ушам и не в силах поднять глаза на того, кто предложил за него такую цену. Если уж три тысячи золотых казались чем-то невозможным, то это… просто переходило всякие границы. Юноше с чудовищной силой захотелось нервно хихикнуть. ‘‘Никогда не думал, что я столько стою!’‘ – мелькнула в его голове истерическая мысль.
– Д-десять тысяч золотых раз, – слегка заикающимся от волнения голосом проговорил наконец очнувшийся от изумления распорядитель, – десять тысяч два, десять тысяч три… Продано!
Громкий звук стукнувшего молотка прозвучал для Эля набатом. Теперь было действительно все: он был продан и куплен, старая жизнь для него официально закончилась.
Застегнув у него на шее узкий, жесткий ошейник и заставив надеть короткую тунику, Эля подвели к его новому хозяину. Голос владельца торгов, который (невероятный поступок!) сам решил передать ‘‘товар’‘ покупателю звучал чрезмерно лебезяще:
– Желаю получить вам неземное наслаждение эже Тенгри.
‘‘Эже? Но ведь так называют только…’‘.
Внезапно Эля пронзила страшная догадка, заставив его поднять глаза на своего нового хозяина, на которого он старательно пытался все это время не смотреть, сверля взглядом пол под ногами.
Перед ним стояла высокая фигура полностью завернутая в черную ткань. Открытыми оставались только глаза – большие, ярко желтые, словно золотистый солнечный луч, с узкими ромбовидными зрачками. Шэрхэ…
‘‘Почему?.. За что?..’‘
Элю показалось, что все его внутренности смерзлись в огромный ледяной ком, да и сам воздух словно замерз, отказываясь поступать в легкие. В душе рождался дикий, неконтролируемый страх. Элю хотелось кричать, вырываться биться в истерике, но он стоял, словно мраморная статуя, смотря в такие чужие, не человеческие глаза. Это длилось всего секунду, по истечении которой юноша снова уткнулся глазами в пол, на этот раз не видя перед собою абсолютно ничего, полностью отрешившись от мира. Его куда-то вели, затем запихнули в машину, но он просто не обращал внимание на то, что его окружало. В душе его бушевал шторм, хотелось истерически рассмеяться. Ну как… как он мог даже на минуту подумать, что судьба могла снова, хоть на мгновение, хоть на самую чуточку повернуться к нему лицом. Так не бывает и видимо уже не будет. Во всяком случае для него…
Он уже давно простился со своей свободой и своими желаниями. Еще тогда, когда плачущая на взрыд Ирэн рассказала ему о том, какую неустойку выставил ей шеф за ошибку в контракте, из-за которой фирма понесла колоссальные убытки. Всего одна маленькая ошибка, одно неправильно составленное предложение… и вся их жизнь полетела в тартарары.
Таких денег у них не было и достать их тоже было негде – продавать, кроме старой, потрепанной мебели и никому ненужных дешёвеньких безделушек было нечего, даже квартира в которой они жили, была съемной. Даже если бы они продали все до последней нитки, вряд ли выручили бы за все это даже треть необходимой суммы. Оставалось только отдать в счет долга самих себя, этого должно было хватить. Еще тогда он решил, что лучше уж он, чем Ирэн.
Они были сиротами. Эль совсем не помнил своих родителей, их ему заменила Ирэн, которая всегда была рядом, помогая ему и защищая его еще там, в приюте, где они росли, и которая, не смотря на то, что была всего лишь на десять лет старше восьмилетнего мальчишки, забрала его с собой, взвалив на себя заботу о нем, окружив теплом, лаской, так редко видимыми им раньше. Теперь настала его очередь отплатить ей за все то добро, что она ему сделала.
Решение он принял быстро, почти не сомневаясь, почти не задумываясь о правильности или ложности. И, казалось, уже полностью подготовился к последствиям этого своего решения. Оказалось, что не ко всем… Кто мог подумать – его захочет купить шэрхэ. Эль был уверен, что сможет выдержать все – боль, унижение… но он не хотел умирать. Умирать в семнадцать лет, даже не начав как следует жить. Еще всего лишь несколько недель назад он думал, что перед ним расстилается вся жизнь – годы, десятилетия – почти вечность для молодого, полного сил и стремлений человека. И даже рабство оставляло шанс, немного призрачный, немного сладко-безнадежный – шанс когда-нибудь снова стать свободным. Сейчас же его время неимоверно быстро утекало, с космической скоростью сжимаясь до недель, дней, возможно часов…
Шэрхэ… О них знали не много, почти ничего. Слухи, легенды, сказки, ничего определенного. Закрытая элитная каста, в которую не допускались посторонние. Бесстрашные защитники, охраняющие Мир от порождений Тьмы, рвущих хрупкий разделяющий Барьер. Практически бессмертные, практически неуязвимые воители. Ужасные, хладнокровные убийцы и садисты. Герои и злодеи страшных историй, рассказанных ночью у костра…
Никто уже не помнил, даже хроники молчали, откуда они пришли и кем были на самом деле – живыми ли существами или древними биологическими конструкторами. Как они размножались так же оставалось для всех загадкой. Никто и никогда не видел ни детей шэрхэ, ни женщин. Прятали ли они их или те просто не существовали – на эту тему спорили самые выдающиеся ученые мира, но, конечно же, не официально, слишком сильным влиянием и уважением помешанном на благодарности и страхе пользовались эти нелюди. Одним из того что было известно о них почти со сто процентной точностью было то, что для своих ‘‘утех’‘ шэрхэ нередко приобретали себе рабов, причем обязательно молодых мужчин. Так же поговаривали, что жили эти рабы не долго, дольше недели не выдерживал никто.
Шэрхэ позволялось все. Любые правила, запреты, законы, будь то государственные или законы морали не действовали в их отношении. Баснословно богатые, безбрежно могущественные. Им никогда не говорили ‘‘нет’‘, какие бы рамки они не переходили. А все потому, что люди знали, что произойдет с их жизнью, с их маленькими беззаботными мирками, если однажды шэрхэ откажутся защищать Барьер.
Элю никто не мог помочь. Через несколько дней, возможно уже завтра, он станет мертвой сломанной куклой. Что ж, зато Ирэн будет свободна. Эль надеялся, что ее шеф будет удовлетворен полученной за него суммой (которая, надо сказать, во много раз превышала приписанный Ирэн долг) и оставит девушку в покое. А он… Осталось потерпеть совсем немного. Как ни странно, но именно эти безнадежные мысли помогли Элю успокоиться. Осталось совсем не много…
***
Тенгри находился в приподнятом настроении и с нетерпением ждал начала торгов, конечно на столько, на сколько это было вообще возможно для представителя расы шэрхэ, славившейся своей извечной холодностью и поразительным равнодушием. Но на этот раз Тенгри не удавалось удержать эмоции и остаться спокойным. А как же иначе, ведь он наконец-то получил разрешение на проведение обряда Кархи-та и готовился приобрести своего первого раба.
Главное теперь – не ошибиться и выбрать правильно, что было делом отнюдь не легким; эмоции множества людей находящихся вокруг охватывали его, захлестывая тяжелыми густыми волнами, мешая сосредоточиться на поставленной цели. Они были такими яркими, такими насыщенными, волнующими… Не то, что энергия Источников. Конечно же, сила шедшая от них прекрасно насыщала энергетический голод, но ‘‘на вкус’‘ совершенно отличалась от человеческих эмоций – пресная и грубая… но такая необходимая. Жаль, что не возможно было втянуть всю ту силу, что он сейчас ощущал вокруг себя, довольствуясь только совсем слабыми, глухими отголосками, но такова уж природа шэрхэ – они не могли брать себе силу тех эмоций, которые не были бы вызваны ими и направлены на них. И именно поэтому они не любили бывать среди людей – очень неприятно ощущать, что рядом с тобой находиться что-то чрезвычайно заманчивое и не иметь возможности это взять.
Тенгри попытался отбросить нахлынувшее волнение и сконцентрироваться. Конечно, даже если он и ошибется с выбором, то не произойдет ничего непоправимого – это лишь только немного задержит его на пути к цели. Другое дело, плохо, если подобные ошибки станут нормой, как у его знакомого Шантри – тот сменил уже больше трех десятков рабов, но пока достичь желаемой цели так и не смог.
К сожалению, даже желание сосредоточится не помогало: дела шли плохо. Торги уже заканчивались, но ничего подходящего для себя Тенгри найти так и не смог, а уходить с пустыми руками ему безумно не хотелось.
Он уже почти совсем потерял надежду, когда до него донёсся острый, такой долгожданный запах нужных ему эмоций. Они овевали его словно чистый свежий ветер в жару, принося сладость и удовлетворение. Сильные, яркие, свободные, со множеством оттенков и переходов: страх, надежда, огненная ярость, горчинка отчаяния. Такая бесконечно желанная сила, безудержная энергия.
Тенгри посмотрел вперед. Там на небольшом возвышении стоял невысокий мужчина, или скорее мальчик, стройный, хорошо сложенный. Его ярко рыжие, как всполохи огня, волосы разметались в беспорядке по плечам. Никогда раньше Тенгри не видел таких ярких волос – ему безумно захотелось прикоснуться к этому живому пламени, а заодно и к алебастрово-белой коже его тела. Он выглядел таким маленьким, беззащитным, смешным. Поймав себя на этой донельзя странной мысли Тенгри удивился: слишком уж необычной она была для шэрхэ, которые всегда старались избегать каких-либо проявлений своих чувств, да и самих чувств тоже.
Прогнав от себя эти противоестественные мысли, Тенгри постарался сосредоточиться на потоке эмоций. Да! Этот маленький человек подходил почти идеально – Тенгри сможет получить от него просто бездну энергии.
В этот момент мальчишка коротко вздрогнул и бросил взгляд куда-то в сторону, почти тут же вновь опустив глаза, после чего Тенгри точно опалило хороводом хлынувших от него эмоций. Сильнейший страх и отчаяние заслонили собой все остальное. Тенгри просто плавился от ощущаемой им рядом силы, оказавшись почти в нирване, а ведь это была всего лишь мизерная часть…
Но это продолжалось не долго, какие-то сотые доли секунды – шэрхэ никогда не поддаются своим слабостям.
Очнувшись, Тенгри понял, что должен срочно действовать, иначе это сладкое, желанное сокровище достанется кому-то другому. Он не слышал последнюю названную цену, да и ему было всё равно. Уж в деньгах шэрхэ недостатка никогда не испытывали (впрочем как и во всем остальном), а для того, чтобы купить этого человека, он точно не поскупится.
– Десять тысяч.
***
Ехали они безумно долго. Элю уже начало казаться, что они так и будут вечно ехать в никуда. Он и сам не знал, чего ему хочется больше: что бы эта дорога поскорее закончилась, или наоборот, чтобы она никогда не заканчивалась. Впрочем, ни то, ни другое было не в его силах.
Когда они, наконец, подъехали к старинному, больше похожему на средневековый замок, особняку была уже глубокая ночь. Свет луны, проглядывающий через закрывающие небо облака, освещал это здание, придавая ему какую-то мрачно-мистическую окраску. В этом холодном бледном свете дом напоминал Элю обитель жутких, кровожадных монстров, о которых писали в разных фантастических книжках, так любимых им.
Поймав себя на подобном сравнении, юноша едва не рассмеялся. Вряд ли книжные монстры могли бы быть ужаснее шэрхэ.
В доме молчаливые, больше похожие на сомнамбул, слуги тщательно вымыли его, сделали расслабляющий массаж и умостили каким-то незнакомым, но очень приятно пахнувшим маслом.
Эль изо всех сил старался не думать о том, что же ждет его впереди, пытаясь сосредоточиться на разминающих его напряженные мышцы руках. Но ничего не выходило – раз за разом его мысли возвращались к шэрхэ и к тем ужасам, которые о них рассказывали.
Холодные безжалостные статуи без каких-либо намеков на чувства, убивающие так же легко, как и дышат. Уважаемые и ненавидимые. Незаменимые.
Что его ждет?
Эль боялся даже представить, но вряд ли это будет легко или безболезненно.
Зачем этим ледышкам рабы никто не знал. Поговаривали, что они наслаждаются болью и страхом свих жертв, испытывая на них новые разновидности пыток. И именно боль и кровь доставляет шэрхэ удовольствие даже более полное, чем сексуальное удовлетворение.
‘‘Я не буду об этом думать, иначе просто сойду с ума’‘, – шептал про себя Эль, стараясь изгнать возникшие картины кровавых вакханалий.
Совершив с ним, по-видимому, все предписанные процедуры слуги проводили Эля в огромную, больше похожую на бальный зал, комнату. Она была почти пуста. Никакой мебели кроме исполинской кровати, стоявшей посередине, и явно декоративного камина у правой стены, не наблюдалось. На полу лежал мягкий светлый ковер с длинным пушистым ворсом. Небольшие светильники, висевшие на светло-голубых с чуть заметным серебристым рисунком стенах, создавали таинственный полумрак. Окна были закрыты темно-синими, плотными портьерами, сквозь которые не проглядывало ни одного лучика. Обнаружившаяся в самом дальнем углу дверь вела в отделанную белым кафелем ванную комнату.
Никаких цепей, крюков и других пыточных приспособлений здесь не наблюдалось. Это, конечно же, окончательно не успокоило Михаэля, но все-таки всколыхнуло надежду на то, что все будет не так уж и плохо. Может быть все, что рассказывают о шэрхэ не правда? Элю очень бы хотелось в это верить.
Подойдя к кровати, он лег на нее и, завернувшись в покрывало, постарался расслабиться. Сначала ничего не получалось, но постепенно усталость и испытанный стресс взяли свое (уж слишком ‘‘насыщенным’‘ был этот день), и Эль забылся беспокойными сном.
Пробуждение же было весьма неприятным.
***
Отправив своего раба со слугами, Тенгри поспешил закончить все приготовления к обряду. Возводя, калибруя и настраивая уловительную сеть вокруг Сферы, наполненной его кровью, он с удовольствием предвкушал, сколько энергии сможет получить от своего маленького человека.
Если Тенгри не ошибся, а ошибиться он просто не мог, то при должном старании от него можно будет взять четверть, а то и треть необходимой энергии. Он вспомнил тот водоворот эмоций мальчишки, захлестнувший его словно волной на торгах. Да, это было просто бесподобно.
При этих воспоминаниях шэрхэ чуть улыбнулся уголками своих ярких губ, но тут же, придя в себя, снова стал самим воплощением спокойствия. Он сам не понимал, что же на него сегодня нашло. Шэрхэ никогда не позволяют себе испытывать, не говоря уже о том, чтобы проявлять какие-либо эмоции – это строжайшее табу, тем более, что это было просто на просто опасно – любые эмоции заставляют огромное количество жизненной энергии выбрасываться просто в никуда. А ведь эта энергия – это и скорость, и сила, и ловкость, столь необходимые шэрхэ при битвах с чудовищами, лезущими из-за Барьера. Именно поэтому-то всех шэрхэ с самого раннего детства учат сдерживать любые эмоциональные всплески, подавляя в себе какие-либо намеки на чувства. Конечно же, этот, как и впрочем некоторые другие, запрет далеко не всегда выполнялся в полной мере: все-таки, не смотря ни на что шэрхэ, особенно молодые, не могли до конца отрешиться от этой ‘‘плохой привычки’‘, уходящей корнями в их общие с людьми гены, но это были весьма слабые, словно бы замороженные или обесцвеченные эмоции, абсолютно не приносящие никакого вреда. То же, что испытывал сегодня Тенгри было чересчур странным. Наверное, это из-за обряда – слишком уж почетное и ответственное это мероприятие для любого шэрхэ, в особенности для такого молодого, как Тенгри, чтобы остаться абсолютно спокойным. Ведь ему не было еще и пятидесяти лет (сущая юность для шэрхэ), а он уже удостоился чести провести обряд.
Но все же нужно было взять себя в руки и успокоиться – неизвестно ведь, какие именно по мощности эмоции могут ему навредить: вдруг он подошел уже к той самой черте? Пусть Тенгри еще очень молод, но он настоящий шэрхэ и не может позволить себе так бездарно разбазаривать силу. Тем более что при проведении обряда ему понадобиться сколько-то сил отдать. И как люди этого не понимают, так безалаберно тратя свою энергию на всякие глупости? Но, с другой стороны, именно эта их эмоциональная раскрепощенность и позволяет с такой легкостью черпать из них силу для обряда.
Как жаль, что при Кархи-та можно собирать только чувства и эмоции направленные непосредственно на Собирающего и вызванные им же. Насколько было бы проще если бы…
Уж слишком Тенгри ненавидел пытать, но, к сожалению, по-другому было нельзя, иначе ничего не получиться. Ведь именно страх, боль, ненависть, ярость и им подобные чувства дают больше всего энергии. Поэтому Тенгри должен постараться, и он постарается. Ему нужна, просто необходима та сила, что скрыта в теле его маленького раба.
Тут же перед глазами Тенгри встал мальчишка: его испуганный взгляд, которым он смотрел на него там, в комнате, когда его, уже после завершения торгов, подвели к шэрхэ. Его эмоции в тот момент были такие пряные, густые, головокружительные и такие насыщенные, что Тенгри до сих пор не мог отойти от урагана силы, впитанного им в тот момент. Отчего-то в груди у шэрхэ потеплело: как и тогда, на торгах, появилось странное, непонятное желание прикоснуться, погладить, прижать к себе. Он не понимал, откуда у него взялись такие мысли и желания. Конечно же Тенгри знал, что ему придется дотрагиваться до мальчишки и даже больше, ведь для совершения обряда просто необходимо соитие, без этого было бы невозможно соединение энергии шэрхэ и человека для передачи ее в Сферу (да и честно говоря без соития вообще отдача энергии шэрхэ была маловероятна), но он никак не мог понять почему это действо становиться для него, причем сильнее и сильнее с каждой прошедшей минутой, все притягательнее и притягательнее. Это же не нормально, сейчас он должен был сосредоточиться на получении силы, и это было главным в обряде, а соитие же хоть и необходимым, но все же второстепенным элементом. Так почему же он никак не может прекратить предвкушать именно это момент?
С трудом подавив это непонятное желание, Тенгри снова взялся за приготовления, стараясь больше не думать о своем юном рабе.
***
Эль проснулся от пронзившей его грудь острой боли. И тут же, еще не понимая, что же случилось, инстинктивно попытался вскочить, откатиться куда подальше, но с возрастающим ужасом понял, что не может этого сделать, что-то не пускало его, заставляя оставаться на месте. И только спустя пару мгновений он осознал, что привязан за руки и за ноги к кровати. Широко распахнув глаза, он увидел склонившегося над им шэрхэ. Эль сразу узнал его, не смотря на то, что на нем не было того жуткого черного балахона – слишком уж хорошо Эль запомнил эти нечеловеческие глаза. Н этот раз из одежды на шэрхэ были лишь черные кожаные штаны, больше же ни рубашки, ни чего-нибудь подобного ни нем не наблюдалось.
Оказалось на вид шэрхэ совсем даже не страшилища, о которых рассказывают в ужастиках, вспоминаемых на посиделках у костра. Наоборот, данный экземпляр был безумно, просто сказочно красив. Тонкие, изящные черты лица, такие встречаются даже далеко не у всякого человеческого аристократа, полные яркие губы, очень странного оттенка – словно бы позолоченные, огромные чуждые глаза, казавшиеся сейчас золотыми, только придавшие этому лицу пикантность, густые темные волосы с тонкими, частыми золотистыми прядками, поджарое тело, будто слепленное античным скульптором, темно-бронзовая кожа.
Меньше всего он напоминал кровожадное чудовище, которые, по мнению Эля, должны быть отвратительными и безобразными. Скорее, стоявшее перед ним сейчас существо напоминало героев, что этих чудовищ уничтожали.
В это момент Эль поймал себя на мысли, что любуется шэрхэ. Более того – хочет дотронуться до его кожи, чтобы почувствовать ее гладкость на своих пальцах. И куда вдруг делся страх?
‘‘Кажется я окончательно сошел с ума, – с грустью подумал Эль. – Меня привязали к кровати, вероятнее всего сейчас будут насиловать или пытать, а может и все вместе, а я думаю о том, как прекрасен мой палач. Это ли не бред?’‘
Грудь все еще здóрово саднило. Скосив глаза вниз, юноша увидел тонкую длинную красную полосу, пересекающую его грудную клетку наискось. Это было похоже на ожог, но откуда?..
Еще раз взглянув на замершего радом шэрхэ Эль увидел в его руке уже остывающий металлический прут, прикосновение которого, скорее всего, и разбудило Эля.
Значит все-таки пытки…
Эль посмотрел в глаза шэрхэ, но ни в них, ни на его лице не отражалось даже намека на какие-либо чувства. Ни предвкушения, ни удовольствия… Он казался неживым изваянием. Положив прут на стоявшую рядом жаровню с горячими углями, он взял от туда другой, раскаленный почти до бела, и не торопясь поднес к коже Эля, на этот раз ниже – к животу.
С губ сорвался нечеловеческий крик, на глазах выступили слезы, казалось, воздух навсегда покинул легкие: его приходилось хватать непослушными губами по атому, по глоточку проталкивая внутрь себя. Наконец шэрхэ сжалился, а может просто заметил, что прут начал остывать и убрал его с живота Эля. Чуть отойдя от боли, словно бы красной пеленой застлавшей взгляд, юноша взглянул на своего мучителя. На лице шэрхэ все так же не отражалось ни малейшей эмоции: казалось, он делает какую-то трудную тяжелую работу.
– За чем? За что? – вопрос сорвался с непослушных губ, прежде чем Эль смог остановиться.
– Так нужно, – совсем тихо, еле слышно, ответил шэрхэ, как показалось юноше даже немного грустно. И снова потянулся к жаровне.
На Эля внезапно навалилась безнадежность, она затопила его полностью, заменив собою все остальные чувства. Ему вдруг стало все равно ‘‘Пусть делает что хочет’‘, – отстраненно подумал юноша. Он без страха и без трепета, вообще без каких либо чувств смотрел, как к его коже приближается очередной раскаленный прут. И даже крик вырвавшийся у него из горла был лишь бледным подобием того первого крика. Сознание как будто отключилось. Нет, Эль все видел, слышал и чувствовал, но воспринимал это все как-то опосредованно, словно сквозь туман. Единственной его мыслью было – скорее бы пришла смерть, чтобы все это закончилось…
***
Тенгри был в недоумении. Отчего, почему все пошло не так? Ведь начиналось все как должно. Стоило только Тенгри прикоснуться нагретым над жаровней прутом к коже человека, как он ощутил рванувшуюся на свободу силу эмоций. Еще не очень мощную, но шэрхэ и не рассчитывал на что-то большее, он только хотел привести своего раба в чувство.
Очнувшись, человек посмотрел на него. Тенгри ощутил его испуг, его отчаяние, эти эмоции были такими пряными и яркими, что шэрхэ просто задыхался от льющейся в него силы. А затем все вдруг изменилось, во взгляде маленького человека и в его чувствах появилось что-то странное, шэрхэ показалось, словно бы это его бросили в огонь, настолько необычайно мощной была уловленная им эмоция, она затмевала все, что-либо ощущаемое им до этого.
Сбросив с себя оцепенение и снова потянувшись за прутом, Тенгри вдруг с все возрастающим удивлением (что тоже было весьма странно) понял, что не хочет этого делать. Наоборот, он жаждал взять на руки этого маленького человека смотрящего на него таким странным взглядом, прижать к себе и не отпускать больше никогда. Но, заглушив в себе это возмутительное желание, Тенгри продолжил свое занятие, пытаясь отрешиться от так неуместного для него сожаления.
Когда раскаленный металл во второй раз коснулся обнаженной груди все, пошло как проложено, как и должно было быть. Захватывающие эмоции – страх, боль, отчаяние, ярость – взрывная смесь. Казалось, эта сила огненной лавой течет по венам шэрхэ. Он был доволен, даже больше, не будь он собой, можно было бы сказать, что он был счастлив…
Но это продолжалось не долго. Вскоре все пошло наперекосяк. Ни на третий, ни на четвертый, ни на пятый раз Тенгри больше не удавалось добиться того потока эмоций, который был ему нужен. Эмоции были, но какие-то слабенькие и хилые, лишь крошечные отголоски того, что было всего несколько минут назад. Они напоминали уже не поток, а скорее тоненький ручеек-ниточку и уж тем более не были такими, какими ожидал их ощутить шэрхэ. И с каждым последующим разом они становились все слабее и слабее, словно бы тающий на солнце снег. Поняв, что ничего этим не добьется, а только приведет человека в негодность, Тенгри прекратил свое занятие, и, приказав слугам привести раба в порядок, заперся в своей комнате, чтобы обдумать и понять, как же ему действовать дальше.
***
Михаэль проснулся как от толчка. Ничего не болело, на теле не было ни следа от вчерашних пыток. Ни ран, ни царапин, ни даже синяков от веревок, все это было чрезвычайно странно, но к этой странности юноша уже начал привыкать. Хотя и не переставал удивляться, как же этого добивается шэрхэ. Эль находился здесь уже целую неделю.
Проснувшись после первой ночи и не обнаружив ни малейшего намека на ожоги, он пришел в недоумение. Неужели это все ему приснилось? Но ведь все было так реально – веревки, горячий металл, прикасающийся к беззащитной коже и обжигающе-золотой взгляд шэрхэ.
Весь день юноша провел в обдумывании этого полусна-полуяви. Он никак не мог понять, что же это было. Если сон, то почему он так ясно и четко все помнил, а если явь – то куда же делись все следы. Ведь не могли же ожоги излечиться всего за те несколько часов, что он спал? В самом деле, он же простой человек, а не какой-нибудь там шэрхэ, у которого практически любая рана заживает за считанные минуты. Он просто терялся в догадках, мучимый одним из самых страшных врагов человечества – любопытством. Это было даже страшнее чем пытки шэрхэ – от них страдало только тело, а не взрывался под сотней противоречивых вопросов и чувств мозг. Естественно, попытка расспросить слуг, приносивших ему еду, ничего не дала: они были так же снуло-индифферентны ко всему, что выходило за рамки их обязанностей, и отмалчивались в лучших традициях глухонемых. Эль даже задумался – а умеют ли они вообще говорить?
Следующая же ночь поставила на его раздумьях жирную точку, ну или скорее восклицательный знак – кому как больше нравиться. И в то же время породила еще больше вопросов. Так же как и в первый раз стоило ему только заснуть, как он был ‘‘невежливо’‘ разбужен, оказавшись все так же привязанным к кровати. На этот раз в дело, вместо раскаленных прутьев, пошли длинные тонкие иглы, которые шэрхэ втыкал в какие-то особые точки на теле Эля, отчего юноша просто заходился от боли – она была действительно зверской. Правда только сначала, потом, опять скользнув во все то же состояние отстраненного безразличия, Эль практически перестал чувствовать что бы то ни было. Как и в первый раз, почти сразу же после этого, шэрхэ прекратил свою пытку. А на утро Михаэль снова проснулся бодрым и отдохнувшим, и, конечно же, без каких либо следов на теле.
В следующие ночи все повторялось практически с точностью до мелочей, менялись только орудия пыток, которые шэрхэ применял к юноше. Сколько бы не пытался Эль противиться сну и остаться бодрствовать к приходу шэрхэ, но каждый раз в определенный момент он засыпал, что бы снова проснуться связанным. Не иначе в комнату выпускался какой-нибудь сонный газ или что-либо подобное.
***
День пролетел как всегда. Скука. Ничегонеделание. Просто лежать на кровати и тупо смотреть в потолок. Или ходить из угла в угол, словно загнанный зверь. И мысли-мысли-мысли. Обо всем на свете – о жизни, о мире, о всем том, что осталось там – за стенами этого особняка. Больше делать было просто нечего. От попыток разговорить слуг, приносивших ему трижды в день еду и убирающих в комнате, он быстро отказался – эти ‘‘зомби’‘ ни в малейшей степени не реагировали ни на его слова, ни на действия, словно были запрограммированными машинами, а не людьми. Хотя… кто знает, возможно, так оно и было, во всяком случае, раньше, в своей ‘‘прошлой’‘ жизни, Эль никогда не слышал о людях, служащих у шэрхэ.
Бежать он так же не пытался – это было просто глупо. Мало того, что его (он был в этом уверен) очень быстро найдут, так и это может повредить Ирэн. Кто знает, на сколько шэрхэ мстительны. Да и вряд ли ему бы предоставили подобную возможность, скорее всего, он не выбрался даже из парка. Хоть и казалось, что его никто не охраняет, Эль очень хорошо понимал, что это совсем не так.
И, конечно же, огромное место в мыслях юноши занимал его непонятный хозяин – золотоглазый шэрхэ. Эль никак не мог разобраться, какие чувства тот вызывает у него. Ненависть, злость, ужас? Да, все это было, но в очень уж малой степени. Не на столько, на сколько должно бы. А еще к этим чувствам вплеталось другое, абсолютно неожиданное, и совершенно путающее все остальные – восхищение красотой, грацией и нечеловеческой силой, исходящей от шэрхэ. Из-за всех этих противоречий Элю казалось, что он сходит с ума.
Шэрхэ пытал, связывал, унижал его, причинял ему боль, только за одно это он должен был бы стать первейшим врагом для Эля, но… в тоже самое время, он и проявлял заботу о своей игрушке – лечил, кормил. И пусть ему это, скорее всего, ничего и не стоило, да и наверняка он просто-напросто хотел, чтобы его ‘‘вещь’‘ прослужила подольше, но Эль был ему даже за это благодарен. У него снова, как он ни пытался ее подавить, появилась надежда – выжить и когда-нибудь вернуться туда, в тот ставший ему чужим мир за окном.
***
В эту ночь все повторилось – внезапный, словно бы наколдованный сон, веревки на теле и стоящий рядом шэрхэ, который с сосредоточенным видом раскладывал на маленьком столике на колесах, придвинутом вплотную к кровати, пыточные инструменты. На этот раз это были какие-то остро заточенные крючки и закорючки. И все это как всегда в полном молчании. Почему-то именно это постоянное молчание и всколыхнуло злость Эль.
– Зачем тебе все это? Чего ты добиваешься? – отчаянно выкрикнул юноша, не рассчитывая на ответ, в предыдущие ночь хозяин всегда игнорировал все его вопросы. Он в этот момент словно забыл, что он раб и не имеет требовать от хозяина ответа. Пусть потом накажет, пусть сделает с ним после что угодно, но только ответит… Он хотел всего лишь знать, для чего нужно шэрхэ делать с ним все это. Почему-то Элю казалось, что золотоглазому самому не слишком-то нравиться пытать своего раба. Если это действительно так, то тогда зачем? Он совершенно не надеялся, что ему ответят, но в этот раз, то ли Эль его так сильно достал, то ли просто он устал отмалчиваться, произошло совершенно неожиданное – шэрхэ заговорил.
– Мне нужны твои эмоции. Вернее составляющая их сила, – глубокий бархатный голос пронзил юношу словно электрическим током.
***
Тенгри не знал, что же заставило его ответить. За эту неделю полную неудач он, казалось, разуверился во всем. Почему? Что он делал не так? Ни одна книга не могла дать ответ на эти вопросы, а обращаться к наставникам со своей проблемой он не желал. Они, конечно, помогли бы, но вряд ли их помощь осталась бы тайной для всех, а он абсолютно не хотел прослыть полным неудачником. Можно было бы конечно избавиться от этого раба и купить себе нового, но Тенгри был упрям. Да и кто сказал, что подобное не повториться с другим?
***
– Эмоции? А причем здесь они? – в голосе юноши звучало удивление. Эль был действительно безумно, бесконечно удивлен и ни как не мог осознать, каким образом связаны эти два абсолютно разных понятия.
После недолго молчания, словно бы решая, нужно ли что-то объяснять своему рабу, шэрхэ произнес:
– Любая переживаемая эмоция – это выделяемая существом сила. Мы можем воспринимать эту силу и подпитываться ею, она нужна нам для того, что бы существовать и для… – в этом месте шэрхэ отчего-то чуть запнулся, но тут же продолжил: – Страх, ярость, ненависть – это самые сильные эмоции, их энергия просто огромна. Так же велика энергия переживаемой боли…
Голос шэрхэ звучал как-то неуверенно, да и выражение его лица, обычно отстраненно-безразличное, сейчас было скорее каким-то грустно-жалким.
Может, потому что Тенгри сам уже не верил в то, о чем говорил?
– Разве? – Видя неуверенность своего хозяина, юноша решил пойти ‘‘ва-банк’‘. Раз у шэрхэ что-то не получалось, это означало, что действовать Элю нужно смелее и сейчас. Возможно от этого зависела его жизнь. Он хорошо понимал, что это не может продолжаться до бесконечности. Однажды, в череде бесплодных попыток, шэрхэ может просто напросто все надоесть, и он просто избавиться от своей игрушки.
– Но это ведь не правильно! Самые сильные чувства – это радость, счастье, любовь!
– Счастье? Любовь?
– Счастье – это когда у тебя все хорошо. Ты просто живешь, окруженный дорогими тебе людьми, занимаешься интересным делом, а любые неприятности пролетают мимо, вызывая только улыбку…
Нет. Тенгри конечно знал, что означают эти слова. Теоретически. Но ему всегда казалось, что такие эмоции были настолько малы и незаметны, что их попросту не стоило брать в расчет. Именно так учили его наставники, а уж они-то должны были знать. И сейчас он был весьма поражен, что люди считают иначе. Может он просто чего-то недопонял?
– А любовь?
– Любовь – это когда два человека становятся друг другу дороже всего на свете, когда они хотят быть рядом друг с другом всю жизнь, растить вместе детей…
– Значит, люди делают детей с помощью любви? – со странным выражением на лице произнес шэрхэ. Эль даже вздрогнул от взгляда, брошенного на него золотоглазым: в нем было что-то необъяснимое – глубокая задумчивость, внимание и еще что-то мало поддающееся расшифровке. Юноше казалось, что он смотрит в глаза большому голодному удаву. Постаравшись сбросить с себя оцепенение, Эль поспешил ответить.
– Ну не совсем… любовь и дети не всегда взаимосвязаны, но, в общем и целом, скорее да чем нет…
Шэрхэ все так же продолжал прожигать его задумчивым взглядом, под которым становилось очень не уютно, даже не смотря на то, что Эль старался больше не глядеть в глаза своему хозяину.
– А что означает – ‘‘не совсем взаимосвязаны’‘?
Странный вопрос. Эль ему что, лекцию о пестиках и тычинках читать должен?! Мысленно фыркнув и прикусив губу, что бы не рассмеяться и тем самым не обидеть и не разозлить любознательного шэрхэ, юноша постарался собраться с мыслями. Получалось плохо.
– Ну… для того, что бы появился ребенок люди должны заниматься сексом, но сексом занимаются не только ради детей, да и чтобы… кхм… делать это совсем не обязательно любить друг друга…
– Тогда они это делают, что бы почувствовать любовь?
Эль изо всех сил старался не краснеть, ему оставалось только смущенно удивляться тому, куда повернул их разговор. Впрочем, какая бы тема не была он был готов говорить часами, лишь бы только шэрхэ на подольше забыл о пытках.
– Нет, это просто доставляет удовольствие.
Шэрхэ надолго задумался. А потом грациозным движением присев на край кровати чуть наклонил голову к плечу и снова, сверля Эля взглядом своих горячих нечеловеческих глаз, тихо спросил:
– А удовольствие – это, по-твоему, одна из самых сильных эмоций?
Юноша кивнул в ответ, чувствуя легкое беспокойство, но еще не понимая куда клонит шэрхэ. Золотоглазый снова немного помолчал, а затем произнес:
– А как люди занимаются сексом?
От этого заданного с совершенно невинным выражением на лице вопроса Эль едва не поперхнулся воздухом – это было последнее, что он ожидал услышать. Он как-то всегда считал, что сейчас, в их развитый век, все знают ‘‘как’‘, ну может кроме грудных детей, но уж шэрхэ то точно. Кажется, его мировоззрение начало заметно шататься. Но золотоглазый ждал ответа.
– Они целуются… ласкают друг друга, пытаются сделать партнеру как можно приятнее… и… э-э-э… – а вот как описать весь остальной процесс он просто не имел понятия – слов катастрофически не хватало. Да и была еще одна не большая сложность – юное тело начало весьма не двусмысленно реагировать на весь этот сумасшедший разговор, еще и горячее бедро шэрхэ чуть соприкасавшееся с ногой Эля отнюдь не способствовало ясности мышления. В конце концов, окончательно запутавшись в своих мыслях, юноша сдался. – Прости, но я не могу это объяснить, лучше найти кого-нибудь другого и что бы показал.
Коротко кивнув, шэрхэ снова надолго задумался, видимо решая для себя что-то важное, а затем, словно бы окончательно утвердившись, произнес на одном дыхании:
– Я прошу, чтобы ты мне показал, как люди делают секс.
Хорошо, что Эль в тот момент лежал, иначе от подобного заявления он попросту бы свалился с кровати. Первым порывом, после того как прошел шок, вызванный этим возмутительным предложением, было, естественно, негодующе отказаться. Но, не успев открыть рот, чтобы произнести достойную отповедь, Эль вспомнил, что вообще-то, шэрхэ является его полноправным хозяином и может делать с ним, что захочет. И даже не понятно, почему он просит о чем либо – мог бы просто заставить. Но Эль глупцом никогда себя не считал и догадывался – скорее всего шэрхэ было для чего-то нужно, чтобы он сделал это добровольно. А значит…
Во все эти размышления вкралась еще одна любопытная мысль, которую юноша тут же озвучил.
– А если я тебя научу, и ты останешься доволен, что я за это могу получить?
На этот раз шэрхэ ответил не раздумывая.
– Ты будешь свободен. Я отпущу тебя, но только в том случае, если ты мне докажешь, что удовольствие действительно сильнее боли.
Этот было предложение от которого невозможно отказаться. Доставить удовольствие – не хитрая наука. Хотя Эль раньше ничем подобным не занимался, но перед отправкой на торги он внимательно изучил кой-какую литературу и морально подготовился, прекрасно понимая, что его смазливая внешность – это прямой путь в рабы для удовольствий, а он, как уже говорилось, очень хотел выжить и освободиться. Так что за теорией дело не станет. Главное воплотить теперь это все в практику. Получив один достаточно реальный шанс, он не собирался его упускать.
– Хорошо. Развяжи меня, – севшим голосом пробормотал юноша.
Сев на кровати и потирая затекшие запястья, Эль вдруг задумался: в душу его закралась неуверенность. А действительно ли секс, то есть удовольствие, сильнее боли, и сможет ли он доказать это золотоглазому? А если не получится, что тогда?.. Но, придя к выводу, что хуже уже все равно не будет, и отбросив все свои сомнения, юноша решительно повернулся к шэрхэ, который, развязав его, снова сел на край кровати. Слегка улыбнувшись, Эль подвинулся почти в плотную и посмотрел ему прямо в глаза.
Такие странные, такие не человеческие, такие прекрасные. Юноша поймал себя на мысли, что он собирается не просто выполнить свой долг раба или заплатить таким образом за свою свободу, а действительно хочет того, что сейчас должно было произойти. Даже нет, не так. Он неистово, безумно желает этого.
Эль не понимал, почему после всего произошедшего, после всей той боли, которую шэрхэ ему причинил, он не чувствует к нему отторжения. Даже страх и тот запрятался куда-то глубоко-глубоко, уступая место обжигающему желанию прикоснуться к своему мучителю, руками и губами пробовать гладкость его кожи, узнать какова она на вкус…
– Обещай, что будешь во всем меня слушаться, – голос звучал хрипло и глухо, непокорный Элю. Видя, что шэрхэ слегка нахмурился – наверняка тот привык все контролировать и не любил, когда им управляют – он поспешил добавить: – Ты ведь хочешь узнать, как это делают люди?
При этих словах легкие морщинки на лбу золотоглазого разгладились.
– Согласен.
Кажется у шэрхэ с голосом возникли похожие проблемы. Элю захотелось рассмеяться, потому что нервничающий шэрхэ – это было то-то невозможное, просто несусветное, совершенно за гранью его понимания. Чуть прикусив губу, он сдержал рвущийся наружу смех, сейчас было явно не время для веселья. Действительно, сейчас было время для секса. Не двигаясь с места и не предпринимая никаких действий, попросту не зная с чего начать, Эль все так же продолжал пожирать голодным взглядом лицо и тело шэрхэ.
– Почему ты ничего не делаешь?
– Сейчас, – едва смог выдохнуть юноша, изо всех сил борясь с не вовремя проснувшейся робостью.
Подняв руку, которая, казалось, весила целую тонну, он легонько, самыми кончиками пальцев провел по шее шэрхэ. Да, его кожа была действительно такой гладкой и нежной, как он себе и представлял. От этой мимолетной ласки золотоглазый вздрогнул, в его взгляде появилась неуверенность и даже паника (во всяком случае Элю показалось именно так), он шевельнул губами вероятно собираясь что-то сказать, но юноша закрыл его рот рукой.
– Т-ссс. Сейчас не время говорить, – прошептал он, нежно погладив мизинцем нижнюю губу шэрхэ. А затем, приблизив свое лицо к его, бережно, словно боясь обжечься или обжечь, поцеловал.
Губы шэрхэ были мягкие, нежные, пьянящие, словно лепестки сказочных цветов. Эль медленно обвел их языком, как бы пробуя на вкус, а затем, осторожно раздвинув, ворвался внутрь задевая небо, дразня шэрхэ, сплетаясь с его языком в диком, страстном танце и окончательно теряя голову от всего происходящего. И даже не обращая внимания на то, что шэрхэ до боли вцепился пальцами в его волосы.
***
Тенгри не знал, что ему делать – остановиться или продолжать дальше. И если разум требовал прекратить все немедленно, то тело настойчиво просило еще и еще, хотело чтобы к нему прикоснулись легкими воздушными, почти неощутимыми прикосновениями, либо сжали грубо, яростно, до сладкой, опьяняющей боли.
Когда шэрхэ соглашался на все это, он совсем не думал, что это будет так. Первое же легкое прикосновение к щеке пронзило Тенгри яркими искрами удовольствия. Он никогда не чувствовал так остро, он вообще редко позволял себе что-то чувствовать, скрывая свою неположенную настоящему шэрхэ слишком активную эмоциональность. Вот и доскрывался. Этот дикий, первобытный отклик своего тела напугал его практически до дрожжи. Он хотел возразить, сказать, что ничего не нужно и прекратить это безумство, но мальчишка остановил его, а затем началось что-то совсем уже невозможное. Чувства нахлынули и поглотили его окончательно, растворяя остатки все еще сопротивляющегося разума. Он уже не понимал, где его эмоции, где чужие, все переплелось, так плотно, словно нити тончайшего кружева.
***
Тяжело дыша, Эль наконец-то оторвался от губ шэрхэ. Он не знал, сколько прошло времени, сколько длился их поцелуй, все во вне утратило свой смысл. Ему одновременно казалось, что прошли лишь секунды и целая вечность. Сейчас, с влажными, припухшими от поцелуя губами и с мутным от страсти золотым взглядом шэрхэ выглядел еще притягательнее.
– Что же дальше? – немного придя в себя, но все еще дрожащим голосом спросило это золотоглазое чудо.
– Дальше… – губы Эля болезненно ныли от желания вновь ощутить вкус губ шэрхэ, коснуться кожи, впиться жестким поцелуем в бьющуюся жилку на его шее. – Сейчас увидишь… точнее почувствуешь.
Еще раз коротко прильнув к его манящим губам Эль опустился ниже осыпая легкими, словно крылья бабочки, поцелуями шею и грудь шэрхэ. Добравшись до соска, он игриво, чуть дразня, провел по нему кончиком языка, сорвав с губ своего любовника полузадушенный всхлип, а затем, вобрав в рот, начал интенсивно посасывать. Шэрхэ издав протяжный стон упал на кровать, увлекая Эля за собой. Он уже мало что соображал, его руки то отрывистыми и резкими, то медленными и дразнящими движениями ласкали спину и шею юноши.
Обласкав второй сосок Эль начал сползать ниже, прочерчивая огненную дорожку своим язычком и губами от груди к животу и к поясу все еще находившихся на шэрхэ штанов. Его поцелуи от легких и воздушных становились все более и более страстными, почти болезнеными. Элю доставляло просто невообразимое наслаждение чувствовать вкус кожи шэрхэ, биение его пульса под своими пальцами, жар его тела, слышать его стоны и знать, что это именно он, именно его ласки довели одну из этих невозмутимо холодных ледышек до такого состояния.
Подняв голову, юноша всмотрелся в лицо своего хозяина. Шэрхэ был в полной прострации; чуть прикусив нижнюю губу, он водил рассредоточенным, бездумным взглядом по комнате. В сознании Эля снова мелькнула гордость за себя, но тут же погасла, сметенная жаром страсти и осознанием того, что он возбужден вряд ли на много меньше. Тело горело и требовало продолжения, а твердый, как камень член буквально разрывался от желания. Нужно было, просто необходимо, идти дальше.
Чуть приподнявшись, юноша нежно дотронулся до уже очень хорошо заметного бугорка на штанах шэрхэ, одновременно призывно потираясь своим членом об его ногу. Шэрхэ даже не застонал – он просто взвыл выгибаясь так, словно в его теле совсем не было костей.
– Пожалуйста…
***
В тот момент, когда эта тихая просьба сорвалась с губ Тенгри, он и сам не осознавал, о чем же он хочет попросить, но человек словно бы все понял без слов. Быстро расстегнув его штаны он освободил увеличившийся от возбуждения член шэрхэ и, осторожно сжав его рукой, начал ласкать, легонько скользя по всей длине, чуть сжимая, нежными движениями большого пальца массируя влажную от смазки головку, другой рукой осторожно поглаживая налитые яички.
Тенгри полностью растворился в охвативших его чувствах, забывая обо всем – о правилах, законах, вековых запретах – сейчас это казалось не важным и даже более того – кощунственным. Разве можно запрещать такое? Шэрхэ полностью отдался во власть человека, он больше не мог ничего контролировать и даже попросту был не в силах сосредоточиться на чем-нибудь постороннем, на чем-то кроме ласкающих его рук и губ, нежного, мягкого тела, прижимающегося к нему, его эмоций, своих эмоций и безудержной, почти неконтролируемой силы, что сплеталась между ними. Он даже не заметил, абсолютно поглощенный ранее неведомыми и такими сладкими ощущениями, когда его маленький человек сумел стянуть с него штаны полностью, просто в какой-то момент с вялым удивлением осознал, что лежит абсолютно обнаженный.
Все так же продолжая ласкать его член человек потянулся к губам Тенгри снова заставляя окунуться в водоворот первозданной, будоражащей и такой сладкой силы. Но на этот раз его маленький раб слишком быстро на взгляд шэрхэ прервал поцелуй, когда же недовольный таким поворотом Тенгри потянулся за продолжением, лишь отрицательно покачал головой и, схватив его руку, поднес ее к своим губам, втянув два пальца в свой жаркий рот.
Тщательно облизав их (причем это смотрелось, да и чувствовалось так, что слегка пришедший в себя шэрхэ опять основательно ‘‘поплыл’‘), человек отстранился, лег на спину, подложив себе под спину небольшую подушечку, а затем, потянув Тенгри на себя, широко развел ноги и направил его руку вниз, к двум аппетитным белым полушариям.
– Нужно подготовить… растянуть… что бы нам обоим было приятно… – перерывающимся от страсти голосом, не в силах пускаться в пространные объяснения, пробормотал мальчишка.
Раскинувшийся на кровати, открытый, с широко раздвинутыми ногами и стоящим, словно боевое копье, членом он выглядел так соблазнительно, что Тенгри на секунду показалось, что он попросту сгорит от охватившего его тело пожара желания. Чудовищная мощь эмоций текла по его жилам, сплавляясь с его возбуждением, отбирая силы и одновременно даря небывалое могущество, уже невозможно было понять чья это сила: своя, его?.. Она была общей. Туманила разум, обжигала тело...
Его налившийся кровью член болезненно пульсировал, требуя разрядки, призывая как можно скорее оказаться в этом соблазнительном горячем теле и вбиваться в него изо всех сил, пытаясь почувствовать то самое неизведанное удовольствие. Но остатками былой воли Тенгри смог подавить это желание, ведь даже сейчас, сходя с ума от возбуждения, он абсолютно не хотел грубого совокупления, просто механического соединения тел, когда одному партнеру безразлично, что ощущает другой. Да, и надо признать, шэрхэ опасался, что если он поступит так, как подсказывает ему тело, то снова сделает мальчишке больно и его эмоции, сейчас больше похожие на штормовые волны, так сладко проходящие сквозь шэрхэ, будут снова закрыты. А еще он хотел понять, узнать, почувствовать… хотел увидеть, как его маленький человек бьется в его руках от удовольствия и наслаждения. Поэтому, вместо того, чтобы наброситься на мальчишку и, подмяв под себя, овладеть им, он только лег рядом. Его губы сами нашли губы человека, покрывая их невесомыми поцелуями, и, подразнивая, начали спускаться вниз, к шее, а чуткие пальцы осторожно поглаживали тугую горячую дырочку, заставляя мускулы расслабиться.
***
Наконец, один из пальцев шэрхэ проник внутрь и начал нежно двигаться там, позволяя привыкнуть. Эль тихонько вздохнул – кажется, все обошлось, а то он уже снова начал бояться, чего-то такого, что мелькнуло в глазах его хозяина, но, к счастью, сразу пропало. Он посмотрел на золотоглазого, который, переместившись ниже, теперь выцеловывал его грудь, заставляя член твердеть еще сильнее, хотя казалось – куда бы уже больше.
‘‘Как это может быть? Это просто невозможно – я занимаюсь сексом с шэрхэ… и наслаждаюсь этим, – рассеяно, словно сквозь туман думал юноша. – Может это сон или предсмертный бред?’‘
Но тут палец шэрхэ задел какую-то точку внутри. Мир взорвался фонтаном ярких красок, перед глазами заплясали разноцветные круги. От разлившегося по всему телу удовольствия можно было сойти с ума. Его бедра двигались сами собой, насаживаясь на палец золотоглазого, пытаясь повторить это чудесное ощущение.
Когда буйство красок перестало кружиться перед глазами, Эль заметил, что шэрхэ замер, непонимающим и каким-то пьяным взглядом смотря на него, явно не собираясь ничего предпринимать.
– Продолжай… пожалуйста… продолжай… так хорошо-о-о-о… – простонал юноша снова нетерпеливо двигая бедрами.
Шэрхэ нежно (!!!) улыбнулся и с явным удовольствием снова приступил к прерванному занятию.
Когда пальцев стало три, Эль понял, что подготовку надо заканчивать. Ему уже было достаточно, а если и нет, то все равно. Иначе, если это растянется еще хотя бы на какое-то время, он просто скончается от переполняющих его ощущений. Ну или элементарно кончит, что было пока крайне не желательно – в данный момент Эль отчаянно мечтал почувствовать горячую плоть шэрхэ внутри себя.
Извернувшись от ласкающих его губ и рук, юноша быстрым движением скользнул вниз и, не теряя времени даром, приник губами к бархатно-стальному стволу золотоглазого. Сначала Эль язычком пробежался по всей длине, остановившись на головке, легонько скользя по ней и чуть посасывая, а затем заглотил член почти полностью.
***
Когда губы человека коснулись его члена Тенгри показалось, что он умер, настолько сильное удовольствие пронзило его тело. То, что творил с ним этот восхитительно горячий ротик не возможно было передать словами. Он абсолютно потерял разум, все его ощущения и мысли сосредоточились в том самом органе, который с таким старанием сосал сейчас его маленький человек. И поэтому, когда тот внезапно отстранился, Тенгри даже зарычал от охватившего его разочарования, но тут же, окинув вокруг затуманенным взглядом, увидел, что мальчишка никуда не исчез. Вот он, рядом, снова лежит, расслаблено раскинувшись на кровати, с бесстыдно разведенными ногами, манящими, словно ворота рая.
– Иди ко мне…
Но Тенгри уже не нужно было даже звать. Почти мгновенно оказавшись рядом, он накрыл горячее тело мальчика своим и одним-единственным мощным толчком скользнул в тугую глубину. Замерев на несколько секунд, давая привыкнуть человеку к себе, Тенгри начал двигаться, сначала медленно и осторожно, словно пробуя, а затем все быстрее и быстрее, со всей силы вбиваясь в сладко стонущего и извивающегося под ним от страсти мальчишку.
Это не было похоже ни на что испытываемое или ощущаемое им ранее. Эмоции и энергия зашкаливали. Тело и разум плавились от испытываемого удовольствия. Невозможно, нереально… Частью сознания, еще не затуманенной блаженной дымкой, Тенгри с удивлением и каким-то немыслимым благоговением фиксировал невероятную силу эмоций, бьющую из мальчишки, да и из него самого тоже. Это был шквал, ураган, шторм…
Но когда мальчишка под ним, громко и как-то особенно проникновенно застонав, излился, пачкая их спермой, содрогаясь всем телом и как то по особенному сладко сжимаясь внутри, Тенгри окончательно снесло последние остатки разума, он был уже не в силах думать о чем либо еще. Глубоко вонзившись еще пару раз, он бурно кончил, чувствуя себя в этот момент самым счастливым существом на земле. Кажется, теперь он знал, что такое счастье не только в теории.
А сегодня… Сегодня он стоял на помосте, и нескромные, жаркие, обжигающие, словно раскалённое железо, взгляды беспрепятственно скользили по его телу. Ему хотелось сбежать, забиться в какой-нибудь укромный темный угол, спрятаться от всего этого, заткнуть уши и не слушать, не видеть, не чувствовать. Но он стоял, не шевелясь, понимая, что в его случае побег будет одним из самых неудачных решений; да и если бы и нет, кто ему даст такую возможность?..
– Посмотрите на этот девственный экзотический цветок, – голос у распорядителя торгов был громкий и звучный, он без труда разносился по не такому уж и маленькому залу, заполненному до отказа желающими приобрести себе живую игрушку. – Его кожа подобна самому нежнейшему шальмирскому шелку, стан, словно гибкая молодая ива. А волосы, посмотрите на его волосы господа, они, как ярчайший огненный закат…
Эль старался не слушать, отрешиться от всего происходящего, но слова распорядителя достигали сознания юноши, впиваясь в душу острыми иглами. Да, он был красив… Какая ирония. Его необычная, чуть своеобразная внешность и веселый характер постоянно привлекали к нему внимание. Люди всегда тянулись к такому солнечному и внутри и снаружи парнишке. ‘‘С такими данными, – говорили многие, – он далеко пойдет’‘. Эль мысленно усмехнулся. Теперь у него нет никого будущего. Михаэль Ферро, примерный студент и заводила всех компаний умер, а пришедшего ему на смену безымянного раба ожидает только слепая покорность купившему его человеку и больше ничего. Остается только надеяться на то, что ему попадется добрый и милостивый хозяин. Может, все будет и не так уж плохо…
– Оплата принимается золотом господа, – продолжал вещать распорядитель. – И вся сумма вносится сразу. Ну же делайте ставки господа. Посмотрите только на эти розовые губки, представьте как они будут вас ласкать…
– Сто золотых…
Голос раздавшийся из зала заставил Эля вздрогнуть. Он с трудом подавил в себе желание поднять глаза и всмотреться в того кто возможно станет его хозяином, того кто будет распоряжаться им, его телом, его жизнью.
– Отлично. Сто золотых раз… Кто предложит больше? Подумайте господа, такая дикая роза попадается только лишь раз в жизни. Неужели вы предоставите возможность сорвать ее кому-то другому?
– Сто пятьдесят!
– Двести!
– Пятьсот!
– Пятьсот золотых раз… Ну что же вы, господа, неужели вы так дешево цените это юное бесценное сокровище. И я ни сколько не преувеличиваю, господа, этот живительный персик станет настоящим талисманом для того кто будет им обладать. Его глаза словно два сверкающих изумруда, а ведь этот камень (и это всем известно) приносит удачу. Разве можно сомневаться, господа…
– Тысяча золотых…
– О, господин в сером желает заполучить этот клад за тысячу золотых, господа. Тысяча золотых раз… Может кто-нибудь даст больше? А эти руки, посмотрите какие нежные длинные пальцы. Это тело идеально, господа, и оно сможет доставить вам непередаваемое наслаждение. Ну же господа, неужели вы не в силах по достоинству оценить этот замечательный экземпляр?
– Три тысячи золотых!
При этих словах Эль, сгорающий от стыда и негодования, не выдержал и, сдавшись острому до горечи любопытству, вскинув глаза, посмотрел на говорившего. Это был ничем не примечательный человек в темном деловом костюме. Он смотрел на Эля долгим оценивающим взглядом, но было в нем что-то такое, что заставило юношу внутренне содрогнуться от ужаса. По лицу незнакомца скользнула мерзкая предвкушающая улыбочка. Еще раз внутренне вздрогнув, но внешне стараясь не показать своего состояния Эль снова опустил глаза в пол. ‘‘Господи, помоги. Только не он, кто угодно, но только не он’‘. Эта мысль билась в голове юноши, глупая и безнадежная. Он прекрасно понимал, что вряд ли кто-то захочет заплатить больше. Сумма и так была запредельной, на большее ни он, ни кто-либо другой, не мог и надеяться.
– Десять тысяч!
Мягкий голос, с каким-то чуть заметным, слегка растягивающим слова акцентом прозвучал тихо, но, не смотря на это, его услышали все. В зале повисла пораженная тишина. Эль стоял ни жив ни мертв, не веря своим ушам и не в силах поднять глаза на того, кто предложил за него такую цену. Если уж три тысячи золотых казались чем-то невозможным, то это… просто переходило всякие границы. Юноше с чудовищной силой захотелось нервно хихикнуть. ‘‘Никогда не думал, что я столько стою!’‘ – мелькнула в его голове истерическая мысль.
– Д-десять тысяч золотых раз, – слегка заикающимся от волнения голосом проговорил наконец очнувшийся от изумления распорядитель, – десять тысяч два, десять тысяч три… Продано!
Громкий звук стукнувшего молотка прозвучал для Эля набатом. Теперь было действительно все: он был продан и куплен, старая жизнь для него официально закончилась.
Застегнув у него на шее узкий, жесткий ошейник и заставив надеть короткую тунику, Эля подвели к его новому хозяину. Голос владельца торгов, который (невероятный поступок!) сам решил передать ‘‘товар’‘ покупателю звучал чрезмерно лебезяще:
– Желаю получить вам неземное наслаждение эже Тенгри.
‘‘Эже? Но ведь так называют только…’‘.
Внезапно Эля пронзила страшная догадка, заставив его поднять глаза на своего нового хозяина, на которого он старательно пытался все это время не смотреть, сверля взглядом пол под ногами.
Перед ним стояла высокая фигура полностью завернутая в черную ткань. Открытыми оставались только глаза – большие, ярко желтые, словно золотистый солнечный луч, с узкими ромбовидными зрачками. Шэрхэ…
‘‘Почему?.. За что?..’‘
Элю показалось, что все его внутренности смерзлись в огромный ледяной ком, да и сам воздух словно замерз, отказываясь поступать в легкие. В душе рождался дикий, неконтролируемый страх. Элю хотелось кричать, вырываться биться в истерике, но он стоял, словно мраморная статуя, смотря в такие чужие, не человеческие глаза. Это длилось всего секунду, по истечении которой юноша снова уткнулся глазами в пол, на этот раз не видя перед собою абсолютно ничего, полностью отрешившись от мира. Его куда-то вели, затем запихнули в машину, но он просто не обращал внимание на то, что его окружало. В душе его бушевал шторм, хотелось истерически рассмеяться. Ну как… как он мог даже на минуту подумать, что судьба могла снова, хоть на мгновение, хоть на самую чуточку повернуться к нему лицом. Так не бывает и видимо уже не будет. Во всяком случае для него…
Он уже давно простился со своей свободой и своими желаниями. Еще тогда, когда плачущая на взрыд Ирэн рассказала ему о том, какую неустойку выставил ей шеф за ошибку в контракте, из-за которой фирма понесла колоссальные убытки. Всего одна маленькая ошибка, одно неправильно составленное предложение… и вся их жизнь полетела в тартарары.
Таких денег у них не было и достать их тоже было негде – продавать, кроме старой, потрепанной мебели и никому ненужных дешёвеньких безделушек было нечего, даже квартира в которой они жили, была съемной. Даже если бы они продали все до последней нитки, вряд ли выручили бы за все это даже треть необходимой суммы. Оставалось только отдать в счет долга самих себя, этого должно было хватить. Еще тогда он решил, что лучше уж он, чем Ирэн.
Они были сиротами. Эль совсем не помнил своих родителей, их ему заменила Ирэн, которая всегда была рядом, помогая ему и защищая его еще там, в приюте, где они росли, и которая, не смотря на то, что была всего лишь на десять лет старше восьмилетнего мальчишки, забрала его с собой, взвалив на себя заботу о нем, окружив теплом, лаской, так редко видимыми им раньше. Теперь настала его очередь отплатить ей за все то добро, что она ему сделала.
Решение он принял быстро, почти не сомневаясь, почти не задумываясь о правильности или ложности. И, казалось, уже полностью подготовился к последствиям этого своего решения. Оказалось, что не ко всем… Кто мог подумать – его захочет купить шэрхэ. Эль был уверен, что сможет выдержать все – боль, унижение… но он не хотел умирать. Умирать в семнадцать лет, даже не начав как следует жить. Еще всего лишь несколько недель назад он думал, что перед ним расстилается вся жизнь – годы, десятилетия – почти вечность для молодого, полного сил и стремлений человека. И даже рабство оставляло шанс, немного призрачный, немного сладко-безнадежный – шанс когда-нибудь снова стать свободным. Сейчас же его время неимоверно быстро утекало, с космической скоростью сжимаясь до недель, дней, возможно часов…
Шэрхэ… О них знали не много, почти ничего. Слухи, легенды, сказки, ничего определенного. Закрытая элитная каста, в которую не допускались посторонние. Бесстрашные защитники, охраняющие Мир от порождений Тьмы, рвущих хрупкий разделяющий Барьер. Практически бессмертные, практически неуязвимые воители. Ужасные, хладнокровные убийцы и садисты. Герои и злодеи страшных историй, рассказанных ночью у костра…
Никто уже не помнил, даже хроники молчали, откуда они пришли и кем были на самом деле – живыми ли существами или древними биологическими конструкторами. Как они размножались так же оставалось для всех загадкой. Никто и никогда не видел ни детей шэрхэ, ни женщин. Прятали ли они их или те просто не существовали – на эту тему спорили самые выдающиеся ученые мира, но, конечно же, не официально, слишком сильным влиянием и уважением помешанном на благодарности и страхе пользовались эти нелюди. Одним из того что было известно о них почти со сто процентной точностью было то, что для своих ‘‘утех’‘ шэрхэ нередко приобретали себе рабов, причем обязательно молодых мужчин. Так же поговаривали, что жили эти рабы не долго, дольше недели не выдерживал никто.
Шэрхэ позволялось все. Любые правила, запреты, законы, будь то государственные или законы морали не действовали в их отношении. Баснословно богатые, безбрежно могущественные. Им никогда не говорили ‘‘нет’‘, какие бы рамки они не переходили. А все потому, что люди знали, что произойдет с их жизнью, с их маленькими беззаботными мирками, если однажды шэрхэ откажутся защищать Барьер.
Элю никто не мог помочь. Через несколько дней, возможно уже завтра, он станет мертвой сломанной куклой. Что ж, зато Ирэн будет свободна. Эль надеялся, что ее шеф будет удовлетворен полученной за него суммой (которая, надо сказать, во много раз превышала приписанный Ирэн долг) и оставит девушку в покое. А он… Осталось потерпеть совсем немного. Как ни странно, но именно эти безнадежные мысли помогли Элю успокоиться. Осталось совсем не много…
***
Тенгри находился в приподнятом настроении и с нетерпением ждал начала торгов, конечно на столько, на сколько это было вообще возможно для представителя расы шэрхэ, славившейся своей извечной холодностью и поразительным равнодушием. Но на этот раз Тенгри не удавалось удержать эмоции и остаться спокойным. А как же иначе, ведь он наконец-то получил разрешение на проведение обряда Кархи-та и готовился приобрести своего первого раба.
Главное теперь – не ошибиться и выбрать правильно, что было делом отнюдь не легким; эмоции множества людей находящихся вокруг охватывали его, захлестывая тяжелыми густыми волнами, мешая сосредоточиться на поставленной цели. Они были такими яркими, такими насыщенными, волнующими… Не то, что энергия Источников. Конечно же, сила шедшая от них прекрасно насыщала энергетический голод, но ‘‘на вкус’‘ совершенно отличалась от человеческих эмоций – пресная и грубая… но такая необходимая. Жаль, что не возможно было втянуть всю ту силу, что он сейчас ощущал вокруг себя, довольствуясь только совсем слабыми, глухими отголосками, но такова уж природа шэрхэ – они не могли брать себе силу тех эмоций, которые не были бы вызваны ими и направлены на них. И именно поэтому они не любили бывать среди людей – очень неприятно ощущать, что рядом с тобой находиться что-то чрезвычайно заманчивое и не иметь возможности это взять.
Тенгри попытался отбросить нахлынувшее волнение и сконцентрироваться. Конечно, даже если он и ошибется с выбором, то не произойдет ничего непоправимого – это лишь только немного задержит его на пути к цели. Другое дело, плохо, если подобные ошибки станут нормой, как у его знакомого Шантри – тот сменил уже больше трех десятков рабов, но пока достичь желаемой цели так и не смог.
К сожалению, даже желание сосредоточится не помогало: дела шли плохо. Торги уже заканчивались, но ничего подходящего для себя Тенгри найти так и не смог, а уходить с пустыми руками ему безумно не хотелось.
Он уже почти совсем потерял надежду, когда до него донёсся острый, такой долгожданный запах нужных ему эмоций. Они овевали его словно чистый свежий ветер в жару, принося сладость и удовлетворение. Сильные, яркие, свободные, со множеством оттенков и переходов: страх, надежда, огненная ярость, горчинка отчаяния. Такая бесконечно желанная сила, безудержная энергия.
Тенгри посмотрел вперед. Там на небольшом возвышении стоял невысокий мужчина, или скорее мальчик, стройный, хорошо сложенный. Его ярко рыжие, как всполохи огня, волосы разметались в беспорядке по плечам. Никогда раньше Тенгри не видел таких ярких волос – ему безумно захотелось прикоснуться к этому живому пламени, а заодно и к алебастрово-белой коже его тела. Он выглядел таким маленьким, беззащитным, смешным. Поймав себя на этой донельзя странной мысли Тенгри удивился: слишком уж необычной она была для шэрхэ, которые всегда старались избегать каких-либо проявлений своих чувств, да и самих чувств тоже.
Прогнав от себя эти противоестественные мысли, Тенгри постарался сосредоточиться на потоке эмоций. Да! Этот маленький человек подходил почти идеально – Тенгри сможет получить от него просто бездну энергии.
В этот момент мальчишка коротко вздрогнул и бросил взгляд куда-то в сторону, почти тут же вновь опустив глаза, после чего Тенгри точно опалило хороводом хлынувших от него эмоций. Сильнейший страх и отчаяние заслонили собой все остальное. Тенгри просто плавился от ощущаемой им рядом силы, оказавшись почти в нирване, а ведь это была всего лишь мизерная часть…
Но это продолжалось не долго, какие-то сотые доли секунды – шэрхэ никогда не поддаются своим слабостям.
Очнувшись, Тенгри понял, что должен срочно действовать, иначе это сладкое, желанное сокровище достанется кому-то другому. Он не слышал последнюю названную цену, да и ему было всё равно. Уж в деньгах шэрхэ недостатка никогда не испытывали (впрочем как и во всем остальном), а для того, чтобы купить этого человека, он точно не поскупится.
– Десять тысяч.
***
Ехали они безумно долго. Элю уже начало казаться, что они так и будут вечно ехать в никуда. Он и сам не знал, чего ему хочется больше: что бы эта дорога поскорее закончилась, или наоборот, чтобы она никогда не заканчивалась. Впрочем, ни то, ни другое было не в его силах.
Когда они, наконец, подъехали к старинному, больше похожему на средневековый замок, особняку была уже глубокая ночь. Свет луны, проглядывающий через закрывающие небо облака, освещал это здание, придавая ему какую-то мрачно-мистическую окраску. В этом холодном бледном свете дом напоминал Элю обитель жутких, кровожадных монстров, о которых писали в разных фантастических книжках, так любимых им.
Поймав себя на подобном сравнении, юноша едва не рассмеялся. Вряд ли книжные монстры могли бы быть ужаснее шэрхэ.
В доме молчаливые, больше похожие на сомнамбул, слуги тщательно вымыли его, сделали расслабляющий массаж и умостили каким-то незнакомым, но очень приятно пахнувшим маслом.
Эль изо всех сил старался не думать о том, что же ждет его впереди, пытаясь сосредоточиться на разминающих его напряженные мышцы руках. Но ничего не выходило – раз за разом его мысли возвращались к шэрхэ и к тем ужасам, которые о них рассказывали.
Холодные безжалостные статуи без каких-либо намеков на чувства, убивающие так же легко, как и дышат. Уважаемые и ненавидимые. Незаменимые.
Что его ждет?
Эль боялся даже представить, но вряд ли это будет легко или безболезненно.
Зачем этим ледышкам рабы никто не знал. Поговаривали, что они наслаждаются болью и страхом свих жертв, испытывая на них новые разновидности пыток. И именно боль и кровь доставляет шэрхэ удовольствие даже более полное, чем сексуальное удовлетворение.
‘‘Я не буду об этом думать, иначе просто сойду с ума’‘, – шептал про себя Эль, стараясь изгнать возникшие картины кровавых вакханалий.
Совершив с ним, по-видимому, все предписанные процедуры слуги проводили Эля в огромную, больше похожую на бальный зал, комнату. Она была почти пуста. Никакой мебели кроме исполинской кровати, стоявшей посередине, и явно декоративного камина у правой стены, не наблюдалось. На полу лежал мягкий светлый ковер с длинным пушистым ворсом. Небольшие светильники, висевшие на светло-голубых с чуть заметным серебристым рисунком стенах, создавали таинственный полумрак. Окна были закрыты темно-синими, плотными портьерами, сквозь которые не проглядывало ни одного лучика. Обнаружившаяся в самом дальнем углу дверь вела в отделанную белым кафелем ванную комнату.
Никаких цепей, крюков и других пыточных приспособлений здесь не наблюдалось. Это, конечно же, окончательно не успокоило Михаэля, но все-таки всколыхнуло надежду на то, что все будет не так уж и плохо. Может быть все, что рассказывают о шэрхэ не правда? Элю очень бы хотелось в это верить.
Подойдя к кровати, он лег на нее и, завернувшись в покрывало, постарался расслабиться. Сначала ничего не получалось, но постепенно усталость и испытанный стресс взяли свое (уж слишком ‘‘насыщенным’‘ был этот день), и Эль забылся беспокойными сном.
Пробуждение же было весьма неприятным.
***
Отправив своего раба со слугами, Тенгри поспешил закончить все приготовления к обряду. Возводя, калибруя и настраивая уловительную сеть вокруг Сферы, наполненной его кровью, он с удовольствием предвкушал, сколько энергии сможет получить от своего маленького человека.
Если Тенгри не ошибся, а ошибиться он просто не мог, то при должном старании от него можно будет взять четверть, а то и треть необходимой энергии. Он вспомнил тот водоворот эмоций мальчишки, захлестнувший его словно волной на торгах. Да, это было просто бесподобно.
При этих воспоминаниях шэрхэ чуть улыбнулся уголками своих ярких губ, но тут же, придя в себя, снова стал самим воплощением спокойствия. Он сам не понимал, что же на него сегодня нашло. Шэрхэ никогда не позволяют себе испытывать, не говоря уже о том, чтобы проявлять какие-либо эмоции – это строжайшее табу, тем более, что это было просто на просто опасно – любые эмоции заставляют огромное количество жизненной энергии выбрасываться просто в никуда. А ведь эта энергия – это и скорость, и сила, и ловкость, столь необходимые шэрхэ при битвах с чудовищами, лезущими из-за Барьера. Именно поэтому-то всех шэрхэ с самого раннего детства учат сдерживать любые эмоциональные всплески, подавляя в себе какие-либо намеки на чувства. Конечно же, этот, как и впрочем некоторые другие, запрет далеко не всегда выполнялся в полной мере: все-таки, не смотря ни на что шэрхэ, особенно молодые, не могли до конца отрешиться от этой ‘‘плохой привычки’‘, уходящей корнями в их общие с людьми гены, но это были весьма слабые, словно бы замороженные или обесцвеченные эмоции, абсолютно не приносящие никакого вреда. То же, что испытывал сегодня Тенгри было чересчур странным. Наверное, это из-за обряда – слишком уж почетное и ответственное это мероприятие для любого шэрхэ, в особенности для такого молодого, как Тенгри, чтобы остаться абсолютно спокойным. Ведь ему не было еще и пятидесяти лет (сущая юность для шэрхэ), а он уже удостоился чести провести обряд.
Но все же нужно было взять себя в руки и успокоиться – неизвестно ведь, какие именно по мощности эмоции могут ему навредить: вдруг он подошел уже к той самой черте? Пусть Тенгри еще очень молод, но он настоящий шэрхэ и не может позволить себе так бездарно разбазаривать силу. Тем более что при проведении обряда ему понадобиться сколько-то сил отдать. И как люди этого не понимают, так безалаберно тратя свою энергию на всякие глупости? Но, с другой стороны, именно эта их эмоциональная раскрепощенность и позволяет с такой легкостью черпать из них силу для обряда.
Как жаль, что при Кархи-та можно собирать только чувства и эмоции направленные непосредственно на Собирающего и вызванные им же. Насколько было бы проще если бы…
Уж слишком Тенгри ненавидел пытать, но, к сожалению, по-другому было нельзя, иначе ничего не получиться. Ведь именно страх, боль, ненависть, ярость и им подобные чувства дают больше всего энергии. Поэтому Тенгри должен постараться, и он постарается. Ему нужна, просто необходима та сила, что скрыта в теле его маленького раба.
Тут же перед глазами Тенгри встал мальчишка: его испуганный взгляд, которым он смотрел на него там, в комнате, когда его, уже после завершения торгов, подвели к шэрхэ. Его эмоции в тот момент были такие пряные, густые, головокружительные и такие насыщенные, что Тенгри до сих пор не мог отойти от урагана силы, впитанного им в тот момент. Отчего-то в груди у шэрхэ потеплело: как и тогда, на торгах, появилось странное, непонятное желание прикоснуться, погладить, прижать к себе. Он не понимал, откуда у него взялись такие мысли и желания. Конечно же Тенгри знал, что ему придется дотрагиваться до мальчишки и даже больше, ведь для совершения обряда просто необходимо соитие, без этого было бы невозможно соединение энергии шэрхэ и человека для передачи ее в Сферу (да и честно говоря без соития вообще отдача энергии шэрхэ была маловероятна), но он никак не мог понять почему это действо становиться для него, причем сильнее и сильнее с каждой прошедшей минутой, все притягательнее и притягательнее. Это же не нормально, сейчас он должен был сосредоточиться на получении силы, и это было главным в обряде, а соитие же хоть и необходимым, но все же второстепенным элементом. Так почему же он никак не может прекратить предвкушать именно это момент?
С трудом подавив это непонятное желание, Тенгри снова взялся за приготовления, стараясь больше не думать о своем юном рабе.
***
Эль проснулся от пронзившей его грудь острой боли. И тут же, еще не понимая, что же случилось, инстинктивно попытался вскочить, откатиться куда подальше, но с возрастающим ужасом понял, что не может этого сделать, что-то не пускало его, заставляя оставаться на месте. И только спустя пару мгновений он осознал, что привязан за руки и за ноги к кровати. Широко распахнув глаза, он увидел склонившегося над им шэрхэ. Эль сразу узнал его, не смотря на то, что на нем не было того жуткого черного балахона – слишком уж хорошо Эль запомнил эти нечеловеческие глаза. Н этот раз из одежды на шэрхэ были лишь черные кожаные штаны, больше же ни рубашки, ни чего-нибудь подобного ни нем не наблюдалось.
Оказалось на вид шэрхэ совсем даже не страшилища, о которых рассказывают в ужастиках, вспоминаемых на посиделках у костра. Наоборот, данный экземпляр был безумно, просто сказочно красив. Тонкие, изящные черты лица, такие встречаются даже далеко не у всякого человеческого аристократа, полные яркие губы, очень странного оттенка – словно бы позолоченные, огромные чуждые глаза, казавшиеся сейчас золотыми, только придавшие этому лицу пикантность, густые темные волосы с тонкими, частыми золотистыми прядками, поджарое тело, будто слепленное античным скульптором, темно-бронзовая кожа.
Меньше всего он напоминал кровожадное чудовище, которые, по мнению Эля, должны быть отвратительными и безобразными. Скорее, стоявшее перед ним сейчас существо напоминало героев, что этих чудовищ уничтожали.
В это момент Эль поймал себя на мысли, что любуется шэрхэ. Более того – хочет дотронуться до его кожи, чтобы почувствовать ее гладкость на своих пальцах. И куда вдруг делся страх?
‘‘Кажется я окончательно сошел с ума, – с грустью подумал Эль. – Меня привязали к кровати, вероятнее всего сейчас будут насиловать или пытать, а может и все вместе, а я думаю о том, как прекрасен мой палач. Это ли не бред?’‘
Грудь все еще здóрово саднило. Скосив глаза вниз, юноша увидел тонкую длинную красную полосу, пересекающую его грудную клетку наискось. Это было похоже на ожог, но откуда?..
Еще раз взглянув на замершего радом шэрхэ Эль увидел в его руке уже остывающий металлический прут, прикосновение которого, скорее всего, и разбудило Эля.
Значит все-таки пытки…
Эль посмотрел в глаза шэрхэ, но ни в них, ни на его лице не отражалось даже намека на какие-либо чувства. Ни предвкушения, ни удовольствия… Он казался неживым изваянием. Положив прут на стоявшую рядом жаровню с горячими углями, он взял от туда другой, раскаленный почти до бела, и не торопясь поднес к коже Эля, на этот раз ниже – к животу.
С губ сорвался нечеловеческий крик, на глазах выступили слезы, казалось, воздух навсегда покинул легкие: его приходилось хватать непослушными губами по атому, по глоточку проталкивая внутрь себя. Наконец шэрхэ сжалился, а может просто заметил, что прут начал остывать и убрал его с живота Эля. Чуть отойдя от боли, словно бы красной пеленой застлавшей взгляд, юноша взглянул на своего мучителя. На лице шэрхэ все так же не отражалось ни малейшей эмоции: казалось, он делает какую-то трудную тяжелую работу.
– За чем? За что? – вопрос сорвался с непослушных губ, прежде чем Эль смог остановиться.
– Так нужно, – совсем тихо, еле слышно, ответил шэрхэ, как показалось юноше даже немного грустно. И снова потянулся к жаровне.
На Эля внезапно навалилась безнадежность, она затопила его полностью, заменив собою все остальные чувства. Ему вдруг стало все равно ‘‘Пусть делает что хочет’‘, – отстраненно подумал юноша. Он без страха и без трепета, вообще без каких либо чувств смотрел, как к его коже приближается очередной раскаленный прут. И даже крик вырвавшийся у него из горла был лишь бледным подобием того первого крика. Сознание как будто отключилось. Нет, Эль все видел, слышал и чувствовал, но воспринимал это все как-то опосредованно, словно сквозь туман. Единственной его мыслью было – скорее бы пришла смерть, чтобы все это закончилось…
***
Тенгри был в недоумении. Отчего, почему все пошло не так? Ведь начиналось все как должно. Стоило только Тенгри прикоснуться нагретым над жаровней прутом к коже человека, как он ощутил рванувшуюся на свободу силу эмоций. Еще не очень мощную, но шэрхэ и не рассчитывал на что-то большее, он только хотел привести своего раба в чувство.
Очнувшись, человек посмотрел на него. Тенгри ощутил его испуг, его отчаяние, эти эмоции были такими пряными и яркими, что шэрхэ просто задыхался от льющейся в него силы. А затем все вдруг изменилось, во взгляде маленького человека и в его чувствах появилось что-то странное, шэрхэ показалось, словно бы это его бросили в огонь, настолько необычайно мощной была уловленная им эмоция, она затмевала все, что-либо ощущаемое им до этого.
Сбросив с себя оцепенение и снова потянувшись за прутом, Тенгри вдруг с все возрастающим удивлением (что тоже было весьма странно) понял, что не хочет этого делать. Наоборот, он жаждал взять на руки этого маленького человека смотрящего на него таким странным взглядом, прижать к себе и не отпускать больше никогда. Но, заглушив в себе это возмутительное желание, Тенгри продолжил свое занятие, пытаясь отрешиться от так неуместного для него сожаления.
Когда раскаленный металл во второй раз коснулся обнаженной груди все, пошло как проложено, как и должно было быть. Захватывающие эмоции – страх, боль, отчаяние, ярость – взрывная смесь. Казалось, эта сила огненной лавой течет по венам шэрхэ. Он был доволен, даже больше, не будь он собой, можно было бы сказать, что он был счастлив…
Но это продолжалось не долго. Вскоре все пошло наперекосяк. Ни на третий, ни на четвертый, ни на пятый раз Тенгри больше не удавалось добиться того потока эмоций, который был ему нужен. Эмоции были, но какие-то слабенькие и хилые, лишь крошечные отголоски того, что было всего несколько минут назад. Они напоминали уже не поток, а скорее тоненький ручеек-ниточку и уж тем более не были такими, какими ожидал их ощутить шэрхэ. И с каждым последующим разом они становились все слабее и слабее, словно бы тающий на солнце снег. Поняв, что ничего этим не добьется, а только приведет человека в негодность, Тенгри прекратил свое занятие, и, приказав слугам привести раба в порядок, заперся в своей комнате, чтобы обдумать и понять, как же ему действовать дальше.
***
Михаэль проснулся как от толчка. Ничего не болело, на теле не было ни следа от вчерашних пыток. Ни ран, ни царапин, ни даже синяков от веревок, все это было чрезвычайно странно, но к этой странности юноша уже начал привыкать. Хотя и не переставал удивляться, как же этого добивается шэрхэ. Эль находился здесь уже целую неделю.
Проснувшись после первой ночи и не обнаружив ни малейшего намека на ожоги, он пришел в недоумение. Неужели это все ему приснилось? Но ведь все было так реально – веревки, горячий металл, прикасающийся к беззащитной коже и обжигающе-золотой взгляд шэрхэ.
Весь день юноша провел в обдумывании этого полусна-полуяви. Он никак не мог понять, что же это было. Если сон, то почему он так ясно и четко все помнил, а если явь – то куда же делись все следы. Ведь не могли же ожоги излечиться всего за те несколько часов, что он спал? В самом деле, он же простой человек, а не какой-нибудь там шэрхэ, у которого практически любая рана заживает за считанные минуты. Он просто терялся в догадках, мучимый одним из самых страшных врагов человечества – любопытством. Это было даже страшнее чем пытки шэрхэ – от них страдало только тело, а не взрывался под сотней противоречивых вопросов и чувств мозг. Естественно, попытка расспросить слуг, приносивших ему еду, ничего не дала: они были так же снуло-индифферентны ко всему, что выходило за рамки их обязанностей, и отмалчивались в лучших традициях глухонемых. Эль даже задумался – а умеют ли они вообще говорить?
Следующая же ночь поставила на его раздумьях жирную точку, ну или скорее восклицательный знак – кому как больше нравиться. И в то же время породила еще больше вопросов. Так же как и в первый раз стоило ему только заснуть, как он был ‘‘невежливо’‘ разбужен, оказавшись все так же привязанным к кровати. На этот раз в дело, вместо раскаленных прутьев, пошли длинные тонкие иглы, которые шэрхэ втыкал в какие-то особые точки на теле Эля, отчего юноша просто заходился от боли – она была действительно зверской. Правда только сначала, потом, опять скользнув во все то же состояние отстраненного безразличия, Эль практически перестал чувствовать что бы то ни было. Как и в первый раз, почти сразу же после этого, шэрхэ прекратил свою пытку. А на утро Михаэль снова проснулся бодрым и отдохнувшим, и, конечно же, без каких либо следов на теле.
В следующие ночи все повторялось практически с точностью до мелочей, менялись только орудия пыток, которые шэрхэ применял к юноше. Сколько бы не пытался Эль противиться сну и остаться бодрствовать к приходу шэрхэ, но каждый раз в определенный момент он засыпал, что бы снова проснуться связанным. Не иначе в комнату выпускался какой-нибудь сонный газ или что-либо подобное.
***
День пролетел как всегда. Скука. Ничегонеделание. Просто лежать на кровати и тупо смотреть в потолок. Или ходить из угла в угол, словно загнанный зверь. И мысли-мысли-мысли. Обо всем на свете – о жизни, о мире, о всем том, что осталось там – за стенами этого особняка. Больше делать было просто нечего. От попыток разговорить слуг, приносивших ему трижды в день еду и убирающих в комнате, он быстро отказался – эти ‘‘зомби’‘ ни в малейшей степени не реагировали ни на его слова, ни на действия, словно были запрограммированными машинами, а не людьми. Хотя… кто знает, возможно, так оно и было, во всяком случае, раньше, в своей ‘‘прошлой’‘ жизни, Эль никогда не слышал о людях, служащих у шэрхэ.
Бежать он так же не пытался – это было просто глупо. Мало того, что его (он был в этом уверен) очень быстро найдут, так и это может повредить Ирэн. Кто знает, на сколько шэрхэ мстительны. Да и вряд ли ему бы предоставили подобную возможность, скорее всего, он не выбрался даже из парка. Хоть и казалось, что его никто не охраняет, Эль очень хорошо понимал, что это совсем не так.
И, конечно же, огромное место в мыслях юноши занимал его непонятный хозяин – золотоглазый шэрхэ. Эль никак не мог разобраться, какие чувства тот вызывает у него. Ненависть, злость, ужас? Да, все это было, но в очень уж малой степени. Не на столько, на сколько должно бы. А еще к этим чувствам вплеталось другое, абсолютно неожиданное, и совершенно путающее все остальные – восхищение красотой, грацией и нечеловеческой силой, исходящей от шэрхэ. Из-за всех этих противоречий Элю казалось, что он сходит с ума.
Шэрхэ пытал, связывал, унижал его, причинял ему боль, только за одно это он должен был бы стать первейшим врагом для Эля, но… в тоже самое время, он и проявлял заботу о своей игрушке – лечил, кормил. И пусть ему это, скорее всего, ничего и не стоило, да и наверняка он просто-напросто хотел, чтобы его ‘‘вещь’‘ прослужила подольше, но Эль был ему даже за это благодарен. У него снова, как он ни пытался ее подавить, появилась надежда – выжить и когда-нибудь вернуться туда, в тот ставший ему чужим мир за окном.
***
В эту ночь все повторилось – внезапный, словно бы наколдованный сон, веревки на теле и стоящий рядом шэрхэ, который с сосредоточенным видом раскладывал на маленьком столике на колесах, придвинутом вплотную к кровати, пыточные инструменты. На этот раз это были какие-то остро заточенные крючки и закорючки. И все это как всегда в полном молчании. Почему-то именно это постоянное молчание и всколыхнуло злость Эль.
– Зачем тебе все это? Чего ты добиваешься? – отчаянно выкрикнул юноша, не рассчитывая на ответ, в предыдущие ночь хозяин всегда игнорировал все его вопросы. Он в этот момент словно забыл, что он раб и не имеет требовать от хозяина ответа. Пусть потом накажет, пусть сделает с ним после что угодно, но только ответит… Он хотел всего лишь знать, для чего нужно шэрхэ делать с ним все это. Почему-то Элю казалось, что золотоглазому самому не слишком-то нравиться пытать своего раба. Если это действительно так, то тогда зачем? Он совершенно не надеялся, что ему ответят, но в этот раз, то ли Эль его так сильно достал, то ли просто он устал отмалчиваться, произошло совершенно неожиданное – шэрхэ заговорил.
– Мне нужны твои эмоции. Вернее составляющая их сила, – глубокий бархатный голос пронзил юношу словно электрическим током.
***
Тенгри не знал, что же заставило его ответить. За эту неделю полную неудач он, казалось, разуверился во всем. Почему? Что он делал не так? Ни одна книга не могла дать ответ на эти вопросы, а обращаться к наставникам со своей проблемой он не желал. Они, конечно, помогли бы, но вряд ли их помощь осталась бы тайной для всех, а он абсолютно не хотел прослыть полным неудачником. Можно было бы конечно избавиться от этого раба и купить себе нового, но Тенгри был упрям. Да и кто сказал, что подобное не повториться с другим?
***
– Эмоции? А причем здесь они? – в голосе юноши звучало удивление. Эль был действительно безумно, бесконечно удивлен и ни как не мог осознать, каким образом связаны эти два абсолютно разных понятия.
После недолго молчания, словно бы решая, нужно ли что-то объяснять своему рабу, шэрхэ произнес:
– Любая переживаемая эмоция – это выделяемая существом сила. Мы можем воспринимать эту силу и подпитываться ею, она нужна нам для того, что бы существовать и для… – в этом месте шэрхэ отчего-то чуть запнулся, но тут же продолжил: – Страх, ярость, ненависть – это самые сильные эмоции, их энергия просто огромна. Так же велика энергия переживаемой боли…
Голос шэрхэ звучал как-то неуверенно, да и выражение его лица, обычно отстраненно-безразличное, сейчас было скорее каким-то грустно-жалким.
Может, потому что Тенгри сам уже не верил в то, о чем говорил?
– Разве? – Видя неуверенность своего хозяина, юноша решил пойти ‘‘ва-банк’‘. Раз у шэрхэ что-то не получалось, это означало, что действовать Элю нужно смелее и сейчас. Возможно от этого зависела его жизнь. Он хорошо понимал, что это не может продолжаться до бесконечности. Однажды, в череде бесплодных попыток, шэрхэ может просто напросто все надоесть, и он просто избавиться от своей игрушки.
– Но это ведь не правильно! Самые сильные чувства – это радость, счастье, любовь!
– Счастье? Любовь?
– Счастье – это когда у тебя все хорошо. Ты просто живешь, окруженный дорогими тебе людьми, занимаешься интересным делом, а любые неприятности пролетают мимо, вызывая только улыбку…
Нет. Тенгри конечно знал, что означают эти слова. Теоретически. Но ему всегда казалось, что такие эмоции были настолько малы и незаметны, что их попросту не стоило брать в расчет. Именно так учили его наставники, а уж они-то должны были знать. И сейчас он был весьма поражен, что люди считают иначе. Может он просто чего-то недопонял?
– А любовь?
– Любовь – это когда два человека становятся друг другу дороже всего на свете, когда они хотят быть рядом друг с другом всю жизнь, растить вместе детей…
– Значит, люди делают детей с помощью любви? – со странным выражением на лице произнес шэрхэ. Эль даже вздрогнул от взгляда, брошенного на него золотоглазым: в нем было что-то необъяснимое – глубокая задумчивость, внимание и еще что-то мало поддающееся расшифровке. Юноше казалось, что он смотрит в глаза большому голодному удаву. Постаравшись сбросить с себя оцепенение, Эль поспешил ответить.
– Ну не совсем… любовь и дети не всегда взаимосвязаны, но, в общем и целом, скорее да чем нет…
Шэрхэ все так же продолжал прожигать его задумчивым взглядом, под которым становилось очень не уютно, даже не смотря на то, что Эль старался больше не глядеть в глаза своему хозяину.
– А что означает – ‘‘не совсем взаимосвязаны’‘?
Странный вопрос. Эль ему что, лекцию о пестиках и тычинках читать должен?! Мысленно фыркнув и прикусив губу, что бы не рассмеяться и тем самым не обидеть и не разозлить любознательного шэрхэ, юноша постарался собраться с мыслями. Получалось плохо.
– Ну… для того, что бы появился ребенок люди должны заниматься сексом, но сексом занимаются не только ради детей, да и чтобы… кхм… делать это совсем не обязательно любить друг друга…
– Тогда они это делают, что бы почувствовать любовь?
Эль изо всех сил старался не краснеть, ему оставалось только смущенно удивляться тому, куда повернул их разговор. Впрочем, какая бы тема не была он был готов говорить часами, лишь бы только шэрхэ на подольше забыл о пытках.
– Нет, это просто доставляет удовольствие.
Шэрхэ надолго задумался. А потом грациозным движением присев на край кровати чуть наклонил голову к плечу и снова, сверля Эля взглядом своих горячих нечеловеческих глаз, тихо спросил:
– А удовольствие – это, по-твоему, одна из самых сильных эмоций?
Юноша кивнул в ответ, чувствуя легкое беспокойство, но еще не понимая куда клонит шэрхэ. Золотоглазый снова немного помолчал, а затем произнес:
– А как люди занимаются сексом?
От этого заданного с совершенно невинным выражением на лице вопроса Эль едва не поперхнулся воздухом – это было последнее, что он ожидал услышать. Он как-то всегда считал, что сейчас, в их развитый век, все знают ‘‘как’‘, ну может кроме грудных детей, но уж шэрхэ то точно. Кажется, его мировоззрение начало заметно шататься. Но золотоглазый ждал ответа.
– Они целуются… ласкают друг друга, пытаются сделать партнеру как можно приятнее… и… э-э-э… – а вот как описать весь остальной процесс он просто не имел понятия – слов катастрофически не хватало. Да и была еще одна не большая сложность – юное тело начало весьма не двусмысленно реагировать на весь этот сумасшедший разговор, еще и горячее бедро шэрхэ чуть соприкасавшееся с ногой Эля отнюдь не способствовало ясности мышления. В конце концов, окончательно запутавшись в своих мыслях, юноша сдался. – Прости, но я не могу это объяснить, лучше найти кого-нибудь другого и что бы показал.
Коротко кивнув, шэрхэ снова надолго задумался, видимо решая для себя что-то важное, а затем, словно бы окончательно утвердившись, произнес на одном дыхании:
– Я прошу, чтобы ты мне показал, как люди делают секс.
Хорошо, что Эль в тот момент лежал, иначе от подобного заявления он попросту бы свалился с кровати. Первым порывом, после того как прошел шок, вызванный этим возмутительным предложением, было, естественно, негодующе отказаться. Но, не успев открыть рот, чтобы произнести достойную отповедь, Эль вспомнил, что вообще-то, шэрхэ является его полноправным хозяином и может делать с ним, что захочет. И даже не понятно, почему он просит о чем либо – мог бы просто заставить. Но Эль глупцом никогда себя не считал и догадывался – скорее всего шэрхэ было для чего-то нужно, чтобы он сделал это добровольно. А значит…
Во все эти размышления вкралась еще одна любопытная мысль, которую юноша тут же озвучил.
– А если я тебя научу, и ты останешься доволен, что я за это могу получить?
На этот раз шэрхэ ответил не раздумывая.
– Ты будешь свободен. Я отпущу тебя, но только в том случае, если ты мне докажешь, что удовольствие действительно сильнее боли.
Этот было предложение от которого невозможно отказаться. Доставить удовольствие – не хитрая наука. Хотя Эль раньше ничем подобным не занимался, но перед отправкой на торги он внимательно изучил кой-какую литературу и морально подготовился, прекрасно понимая, что его смазливая внешность – это прямой путь в рабы для удовольствий, а он, как уже говорилось, очень хотел выжить и освободиться. Так что за теорией дело не станет. Главное воплотить теперь это все в практику. Получив один достаточно реальный шанс, он не собирался его упускать.
– Хорошо. Развяжи меня, – севшим голосом пробормотал юноша.
Сев на кровати и потирая затекшие запястья, Эль вдруг задумался: в душу его закралась неуверенность. А действительно ли секс, то есть удовольствие, сильнее боли, и сможет ли он доказать это золотоглазому? А если не получится, что тогда?.. Но, придя к выводу, что хуже уже все равно не будет, и отбросив все свои сомнения, юноша решительно повернулся к шэрхэ, который, развязав его, снова сел на край кровати. Слегка улыбнувшись, Эль подвинулся почти в плотную и посмотрел ему прямо в глаза.
Такие странные, такие не человеческие, такие прекрасные. Юноша поймал себя на мысли, что он собирается не просто выполнить свой долг раба или заплатить таким образом за свою свободу, а действительно хочет того, что сейчас должно было произойти. Даже нет, не так. Он неистово, безумно желает этого.
Эль не понимал, почему после всего произошедшего, после всей той боли, которую шэрхэ ему причинил, он не чувствует к нему отторжения. Даже страх и тот запрятался куда-то глубоко-глубоко, уступая место обжигающему желанию прикоснуться к своему мучителю, руками и губами пробовать гладкость его кожи, узнать какова она на вкус…
– Обещай, что будешь во всем меня слушаться, – голос звучал хрипло и глухо, непокорный Элю. Видя, что шэрхэ слегка нахмурился – наверняка тот привык все контролировать и не любил, когда им управляют – он поспешил добавить: – Ты ведь хочешь узнать, как это делают люди?
При этих словах легкие морщинки на лбу золотоглазого разгладились.
– Согласен.
Кажется у шэрхэ с голосом возникли похожие проблемы. Элю захотелось рассмеяться, потому что нервничающий шэрхэ – это было то-то невозможное, просто несусветное, совершенно за гранью его понимания. Чуть прикусив губу, он сдержал рвущийся наружу смех, сейчас было явно не время для веселья. Действительно, сейчас было время для секса. Не двигаясь с места и не предпринимая никаких действий, попросту не зная с чего начать, Эль все так же продолжал пожирать голодным взглядом лицо и тело шэрхэ.
– Почему ты ничего не делаешь?
– Сейчас, – едва смог выдохнуть юноша, изо всех сил борясь с не вовремя проснувшейся робостью.
Подняв руку, которая, казалось, весила целую тонну, он легонько, самыми кончиками пальцев провел по шее шэрхэ. Да, его кожа была действительно такой гладкой и нежной, как он себе и представлял. От этой мимолетной ласки золотоглазый вздрогнул, в его взгляде появилась неуверенность и даже паника (во всяком случае Элю показалось именно так), он шевельнул губами вероятно собираясь что-то сказать, но юноша закрыл его рот рукой.
– Т-ссс. Сейчас не время говорить, – прошептал он, нежно погладив мизинцем нижнюю губу шэрхэ. А затем, приблизив свое лицо к его, бережно, словно боясь обжечься или обжечь, поцеловал.
Губы шэрхэ были мягкие, нежные, пьянящие, словно лепестки сказочных цветов. Эль медленно обвел их языком, как бы пробуя на вкус, а затем, осторожно раздвинув, ворвался внутрь задевая небо, дразня шэрхэ, сплетаясь с его языком в диком, страстном танце и окончательно теряя голову от всего происходящего. И даже не обращая внимания на то, что шэрхэ до боли вцепился пальцами в его волосы.
***
Тенгри не знал, что ему делать – остановиться или продолжать дальше. И если разум требовал прекратить все немедленно, то тело настойчиво просило еще и еще, хотело чтобы к нему прикоснулись легкими воздушными, почти неощутимыми прикосновениями, либо сжали грубо, яростно, до сладкой, опьяняющей боли.
Когда шэрхэ соглашался на все это, он совсем не думал, что это будет так. Первое же легкое прикосновение к щеке пронзило Тенгри яркими искрами удовольствия. Он никогда не чувствовал так остро, он вообще редко позволял себе что-то чувствовать, скрывая свою неположенную настоящему шэрхэ слишком активную эмоциональность. Вот и доскрывался. Этот дикий, первобытный отклик своего тела напугал его практически до дрожжи. Он хотел возразить, сказать, что ничего не нужно и прекратить это безумство, но мальчишка остановил его, а затем началось что-то совсем уже невозможное. Чувства нахлынули и поглотили его окончательно, растворяя остатки все еще сопротивляющегося разума. Он уже не понимал, где его эмоции, где чужие, все переплелось, так плотно, словно нити тончайшего кружева.
***
Тяжело дыша, Эль наконец-то оторвался от губ шэрхэ. Он не знал, сколько прошло времени, сколько длился их поцелуй, все во вне утратило свой смысл. Ему одновременно казалось, что прошли лишь секунды и целая вечность. Сейчас, с влажными, припухшими от поцелуя губами и с мутным от страсти золотым взглядом шэрхэ выглядел еще притягательнее.
– Что же дальше? – немного придя в себя, но все еще дрожащим голосом спросило это золотоглазое чудо.
– Дальше… – губы Эля болезненно ныли от желания вновь ощутить вкус губ шэрхэ, коснуться кожи, впиться жестким поцелуем в бьющуюся жилку на его шее. – Сейчас увидишь… точнее почувствуешь.
Еще раз коротко прильнув к его манящим губам Эль опустился ниже осыпая легкими, словно крылья бабочки, поцелуями шею и грудь шэрхэ. Добравшись до соска, он игриво, чуть дразня, провел по нему кончиком языка, сорвав с губ своего любовника полузадушенный всхлип, а затем, вобрав в рот, начал интенсивно посасывать. Шэрхэ издав протяжный стон упал на кровать, увлекая Эля за собой. Он уже мало что соображал, его руки то отрывистыми и резкими, то медленными и дразнящими движениями ласкали спину и шею юноши.
Обласкав второй сосок Эль начал сползать ниже, прочерчивая огненную дорожку своим язычком и губами от груди к животу и к поясу все еще находившихся на шэрхэ штанов. Его поцелуи от легких и воздушных становились все более и более страстными, почти болезнеными. Элю доставляло просто невообразимое наслаждение чувствовать вкус кожи шэрхэ, биение его пульса под своими пальцами, жар его тела, слышать его стоны и знать, что это именно он, именно его ласки довели одну из этих невозмутимо холодных ледышек до такого состояния.
Подняв голову, юноша всмотрелся в лицо своего хозяина. Шэрхэ был в полной прострации; чуть прикусив нижнюю губу, он водил рассредоточенным, бездумным взглядом по комнате. В сознании Эля снова мелькнула гордость за себя, но тут же погасла, сметенная жаром страсти и осознанием того, что он возбужден вряд ли на много меньше. Тело горело и требовало продолжения, а твердый, как камень член буквально разрывался от желания. Нужно было, просто необходимо, идти дальше.
Чуть приподнявшись, юноша нежно дотронулся до уже очень хорошо заметного бугорка на штанах шэрхэ, одновременно призывно потираясь своим членом об его ногу. Шэрхэ даже не застонал – он просто взвыл выгибаясь так, словно в его теле совсем не было костей.
– Пожалуйста…
***
В тот момент, когда эта тихая просьба сорвалась с губ Тенгри, он и сам не осознавал, о чем же он хочет попросить, но человек словно бы все понял без слов. Быстро расстегнув его штаны он освободил увеличившийся от возбуждения член шэрхэ и, осторожно сжав его рукой, начал ласкать, легонько скользя по всей длине, чуть сжимая, нежными движениями большого пальца массируя влажную от смазки головку, другой рукой осторожно поглаживая налитые яички.
Тенгри полностью растворился в охвативших его чувствах, забывая обо всем – о правилах, законах, вековых запретах – сейчас это казалось не важным и даже более того – кощунственным. Разве можно запрещать такое? Шэрхэ полностью отдался во власть человека, он больше не мог ничего контролировать и даже попросту был не в силах сосредоточиться на чем-нибудь постороннем, на чем-то кроме ласкающих его рук и губ, нежного, мягкого тела, прижимающегося к нему, его эмоций, своих эмоций и безудержной, почти неконтролируемой силы, что сплеталась между ними. Он даже не заметил, абсолютно поглощенный ранее неведомыми и такими сладкими ощущениями, когда его маленький человек сумел стянуть с него штаны полностью, просто в какой-то момент с вялым удивлением осознал, что лежит абсолютно обнаженный.
Все так же продолжая ласкать его член человек потянулся к губам Тенгри снова заставляя окунуться в водоворот первозданной, будоражащей и такой сладкой силы. Но на этот раз его маленький раб слишком быстро на взгляд шэрхэ прервал поцелуй, когда же недовольный таким поворотом Тенгри потянулся за продолжением, лишь отрицательно покачал головой и, схватив его руку, поднес ее к своим губам, втянув два пальца в свой жаркий рот.
Тщательно облизав их (причем это смотрелось, да и чувствовалось так, что слегка пришедший в себя шэрхэ опять основательно ‘‘поплыл’‘), человек отстранился, лег на спину, подложив себе под спину небольшую подушечку, а затем, потянув Тенгри на себя, широко развел ноги и направил его руку вниз, к двум аппетитным белым полушариям.
– Нужно подготовить… растянуть… что бы нам обоим было приятно… – перерывающимся от страсти голосом, не в силах пускаться в пространные объяснения, пробормотал мальчишка.
Раскинувшийся на кровати, открытый, с широко раздвинутыми ногами и стоящим, словно боевое копье, членом он выглядел так соблазнительно, что Тенгри на секунду показалось, что он попросту сгорит от охватившего его тело пожара желания. Чудовищная мощь эмоций текла по его жилам, сплавляясь с его возбуждением, отбирая силы и одновременно даря небывалое могущество, уже невозможно было понять чья это сила: своя, его?.. Она была общей. Туманила разум, обжигала тело...
Его налившийся кровью член болезненно пульсировал, требуя разрядки, призывая как можно скорее оказаться в этом соблазнительном горячем теле и вбиваться в него изо всех сил, пытаясь почувствовать то самое неизведанное удовольствие. Но остатками былой воли Тенгри смог подавить это желание, ведь даже сейчас, сходя с ума от возбуждения, он абсолютно не хотел грубого совокупления, просто механического соединения тел, когда одному партнеру безразлично, что ощущает другой. Да, и надо признать, шэрхэ опасался, что если он поступит так, как подсказывает ему тело, то снова сделает мальчишке больно и его эмоции, сейчас больше похожие на штормовые волны, так сладко проходящие сквозь шэрхэ, будут снова закрыты. А еще он хотел понять, узнать, почувствовать… хотел увидеть, как его маленький человек бьется в его руках от удовольствия и наслаждения. Поэтому, вместо того, чтобы наброситься на мальчишку и, подмяв под себя, овладеть им, он только лег рядом. Его губы сами нашли губы человека, покрывая их невесомыми поцелуями, и, подразнивая, начали спускаться вниз, к шее, а чуткие пальцы осторожно поглаживали тугую горячую дырочку, заставляя мускулы расслабиться.
***
Наконец, один из пальцев шэрхэ проник внутрь и начал нежно двигаться там, позволяя привыкнуть. Эль тихонько вздохнул – кажется, все обошлось, а то он уже снова начал бояться, чего-то такого, что мелькнуло в глазах его хозяина, но, к счастью, сразу пропало. Он посмотрел на золотоглазого, который, переместившись ниже, теперь выцеловывал его грудь, заставляя член твердеть еще сильнее, хотя казалось – куда бы уже больше.
‘‘Как это может быть? Это просто невозможно – я занимаюсь сексом с шэрхэ… и наслаждаюсь этим, – рассеяно, словно сквозь туман думал юноша. – Может это сон или предсмертный бред?’‘
Но тут палец шэрхэ задел какую-то точку внутри. Мир взорвался фонтаном ярких красок, перед глазами заплясали разноцветные круги. От разлившегося по всему телу удовольствия можно было сойти с ума. Его бедра двигались сами собой, насаживаясь на палец золотоглазого, пытаясь повторить это чудесное ощущение.
Когда буйство красок перестало кружиться перед глазами, Эль заметил, что шэрхэ замер, непонимающим и каким-то пьяным взглядом смотря на него, явно не собираясь ничего предпринимать.
– Продолжай… пожалуйста… продолжай… так хорошо-о-о-о… – простонал юноша снова нетерпеливо двигая бедрами.
Шэрхэ нежно (!!!) улыбнулся и с явным удовольствием снова приступил к прерванному занятию.
Когда пальцев стало три, Эль понял, что подготовку надо заканчивать. Ему уже было достаточно, а если и нет, то все равно. Иначе, если это растянется еще хотя бы на какое-то время, он просто скончается от переполняющих его ощущений. Ну или элементарно кончит, что было пока крайне не желательно – в данный момент Эль отчаянно мечтал почувствовать горячую плоть шэрхэ внутри себя.
Извернувшись от ласкающих его губ и рук, юноша быстрым движением скользнул вниз и, не теряя времени даром, приник губами к бархатно-стальному стволу золотоглазого. Сначала Эль язычком пробежался по всей длине, остановившись на головке, легонько скользя по ней и чуть посасывая, а затем заглотил член почти полностью.
***
Когда губы человека коснулись его члена Тенгри показалось, что он умер, настолько сильное удовольствие пронзило его тело. То, что творил с ним этот восхитительно горячий ротик не возможно было передать словами. Он абсолютно потерял разум, все его ощущения и мысли сосредоточились в том самом органе, который с таким старанием сосал сейчас его маленький человек. И поэтому, когда тот внезапно отстранился, Тенгри даже зарычал от охватившего его разочарования, но тут же, окинув вокруг затуманенным взглядом, увидел, что мальчишка никуда не исчез. Вот он, рядом, снова лежит, расслаблено раскинувшись на кровати, с бесстыдно разведенными ногами, манящими, словно ворота рая.
– Иди ко мне…
Но Тенгри уже не нужно было даже звать. Почти мгновенно оказавшись рядом, он накрыл горячее тело мальчика своим и одним-единственным мощным толчком скользнул в тугую глубину. Замерев на несколько секунд, давая привыкнуть человеку к себе, Тенгри начал двигаться, сначала медленно и осторожно, словно пробуя, а затем все быстрее и быстрее, со всей силы вбиваясь в сладко стонущего и извивающегося под ним от страсти мальчишку.
Это не было похоже ни на что испытываемое или ощущаемое им ранее. Эмоции и энергия зашкаливали. Тело и разум плавились от испытываемого удовольствия. Невозможно, нереально… Частью сознания, еще не затуманенной блаженной дымкой, Тенгри с удивлением и каким-то немыслимым благоговением фиксировал невероятную силу эмоций, бьющую из мальчишки, да и из него самого тоже. Это был шквал, ураган, шторм…
Но когда мальчишка под ним, громко и как-то особенно проникновенно застонав, излился, пачкая их спермой, содрогаясь всем телом и как то по особенному сладко сжимаясь внутри, Тенгри окончательно снесло последние остатки разума, он был уже не в силах думать о чем либо еще. Глубоко вонзившись еще пару раз, он бурно кончил, чувствуя себя в этот момент самым счастливым существом на земле. Кажется, теперь он знал, что такое счастье не только в теории.
Продолжение в первых комментариях
@темы: Слеш, Сильные эмоции, Мое творчество
Жизнь - хитрая штука. Когда у тебя на руках хорошие карты, она решает сыграть в шахматы...